красные цветы, в овальных зеленела высокая травка, и этот пестрый пунктир — через три красных — зеленое — почти подмигивал нам: «Пошли гулять, пошли!..».
Но инструкции были совсем другие, и нам оставалось следить за жизнью города из своих сепаратных окон, как одесским пенсионерам…
«Что слава? — думал Р. словами любимого поэта, — яркая заплата…» И пестрые японские зонтики казались ему цветами…
Но можно ли обойтись без славы трепетному артисту?..
И можно ли насытить его ветреной славой?..
Незадолго до отъезда из Токио произвольная пятерка — Стриж, Басик, Розенцвейг, Аксенов и Р. — стояли, как вкопанные, наблюдая экзотическое зрелище. По узкой улочке дети тащили легкие носилки, украшенные цветами и лентами; взрослые сопровождали их на некотором расстоянии, неся в руках ведра, кастрюли, какие-то палки и запасы пестрых украшений. Собственно, мы оттого и остановились, что нам перекрыла ход эта японская процессия. Тут же взрослые принялись мыть улицу, лья на асфальт принесенную воду и усердно охаживая огороженный участок тряпками и швабрами.
В центре вымытого отрезка они поставили большой пластмассовый таз, в котором плавали морские угри или другие похожие на угрей длинные змеевидные рыбы. И вот девушка приятной наружности, конечно, не такая красивая, как Иосико, но все-таки, достала из таза одного угря и, выпустив его на мокрый асфальт, показала детям, а заодно и нам, как трудно ухватить скользкую рыбку на скользком асфальте. Но именно это она призвала делать. Детям раздали полиэтиленовые пакеты, белый таз опрокинули вверх дном, угорьки заскользили в разные стороны, а дети принялись их ловить. Победителем должен был стать тот, кто поймает больше скользких угрей. На мокрой уличной лужайке раздались громкие крики, и дети, веселые и серьезные, зашлепали по мелкой воде, охотясь за убегающей рыбкой. Они кричали и хватали длинных угрей, а угри выскальзывали из рук и ловко удирали, их пробовали поймать другие, опять упускали, и долго над узкой улицей стоял веселый галдеж, а победителей все не было. И тогда Сеня сказал:
— Конечно, невэтомдело, но, кажется, мы похожи на этих детей, а наши успехи — как рыбки на асфальте — выскальзывают прямо из рук…
Он был неплохим философом, наш тихий Семен, и его внезапные перлы рождались в воздухе гастрольной свободы…
4
Читатель, не переживший славных времен, представит себе нашу жизнь, только возбудив свое воображение и хотя бы на минуту оказавшись пленником суровых обстоятельств. Ну, в карантине, например, посреди всеобщей холеры. Или в черте оседлости, закрепощенный царской тюрьмой народов… Впрочем, этих исторических ужасов никто и не помнит…
Как же объяснить новым людям, которые, имея средние деньги и неважно какое образование, в любой день могут отправиться по стране или в дальнюю «загранку», что чувствовали мы, пленные отпущенники, на острове Хондо, посреди вражды и приязни, на пике своей загадочной гастрольной судьбы?.. Как им объяснить… А-а-а-а… Попробую… Представьте, господа, что вас сначала арестовали и подержали в Крестах или Бутырке, а потом выпустили
А разница между вами и нами в том, что каждый из нас был арестован с рождения и
И вдруг — на гастроли, за кордон, за бугор!.. На волю, в пампасы!..
Ну, конечно, за бугром — настоящая слежка, у гостиничных стен — чуткие уши, но в то же время и настоятельные подсказки руководящих лиц:
— Вы — свободные люди! Вы — римляне Третьего Рима, товарищи!..
И вы начинаете верить в предложенную роль, и мысли ваши делаются некоторым образом свободными…
Иллюзия свободы — вот что такое гастроли, господа!..
По этому поводу вспомнился автору славный эпизод незабвенных шестидесятых годов, когда Р., прибывший из своей азийской провинции, впервые услышал спетую Зиной Шарко и Сережей Юрским песенку о свободе. Они составляли тогда дружную пару и исполняли на сцене и в закулисных посиделках смешные номера и веселые скетчи. Начиналась песенка так:
Ни за что не расскажет автор, в каких лирических обстоятельствах оказались тогда все четверо, ни под каким видом не откроет ни петербургского адреса, ни четвертого нежного имени. И, век свободы не видать, не забудет ту странную ночь, когда обе красавицы обыграли артистов Ю. и Р. в карты, оставили в дураках, велели раздеться до пояса и сидеть за веселым столом с обнаженными торсами, наслаждаясь короткой отвязкой…
Никакого наглого продолжения или дурного смысла. Каприз летних посиделок, не более. Игровой морок белых ночей.
Ну, ладно… Вы уже поняли, что гастроли — квинтэссенция театрального воздуха, и БДТ в этом смысле очень даже везло. Во всяком случае, начиная с одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, чему свидетелем артист Р.: в том году состоялись первые гастроли БДТ в Болгарии и Румынии, и он в них попал. А став сольным концертантом, Р. гастролировал не только с театром, но и единолично от имени таких могучих организаций, какими являлись Ленконцерт, Росконцерт, Союзконцерт и даже Москонцерт, причем каждый год, так что, может быть, третью часть своей актерской жизни Р. провел в разнохарактерных и постоянных гастролях.
В начале восьмидесятых, например, для того, чтобы закончить ремонт на Фонтанке, БДТ устремился и в «загранку», и в Омск, и в Тюмень, с отчаянной самочинной отлучкой одного энтузиаста и одного дурака (артист Заблудовский и артист Р.) в исторический Тобольск…
Тут уж было проведено специальное собрание, где Валя Ковель от имени профсоюза нацеливала нас на
Понимаете, господа, здание бывшего Малого театра, построенное в 1870 году на набережной
