спал, кто отчищал заляпанные дорожной грязью плащи, а кто проигрывал месячное жалованье в карты. В общем, все развлекались, все, кроме него, кому жалость к самому себе и дурные предчувствия не давали покоя. Капитану не нравились долгие стоянки на лесной опушке. В прошлый раз, когда герцога понесло в вутеркельский лес, он потерял нескольких бойцов. И самое обидное, что вельможу нельзя было даже спросить, куда подевались его солдаты. «На нас напали разбойники», – небрежно кинул Самвил по возвращении, притом таким снисходительным тоном, как будто сказал: «Ах да, господа, я потерял свою любимую перчатку!» Андре, естественно, не поверил ему, но разве может гвардейский капитан докучать расспросами тому, в чьих жилах течет королевская кровь?
«Ох уж эти династии, эти дворцовые снобы и выслуживающиеся перед ними лизоблюды!» – сетовал Фуро, прекрасно отдавая себе отчет, что никогда не сможет указывать герцогу, куда тому ездить, с кем встречаться и сколько охранников с собой брать. К примеру, в этот раз он снова взял шестерых. Фуро не мог забыть их лица, лица несчастных, идущих на верную смерть. Кто ответит за их загубленные жизни? Ответ простой – никто. Законы хоть и красиво написаны, но служат они лишь банде, прорвавшейся к власти. Если богиня правосудия и слепа, то, как всякий невидящий, хорошо ориентируется по запаху и звукам.
Андре попытался успокоиться и, чтобы больше не привлекать внимания солдат своей бесцельной беготней по поляне, уселся на пень. Он долго, так долго ждал дня, когда сможет избавиться от опостылевшего ему герцога и, вместо того чтобы таскаться за ним, как расстегнувшийся ремешок за туфлей, наконец-то примется за нормальную работу, работу, ради которой он и был сюда послан. Себя капитан в провале миссии не винил. Со своей стороны он сделал все, что мог, чтобы в хилую грудь аристократа вонзился кинжал: убедил командира, что герцог представляет опасность для лиотонского трона, выбрал подходящий момент для удара, снабдил исполнителей приговора лошадьми и даже оставил подробное описание, куда им следовало ехать. Свою часть работы капитан Фуро выполнил безупречно, но вот другие снова подвели. Менее чем через два часа Самвил должен был вернуться из леса, а палачи пока еще не появлялись. Расставленные вдоль дороги агенты из числа преданной ему дукабесской нищеты подали условные знаки, всадники промчались мимо указанного поворота и направляются прямиком в столицу.
«Возможно, у командира свои планы, возможно, ситуация изменилась, и меня, как часто бывает, не успели предупредить, – размышлял капитан, пожевывая в целях успокоения травку и нервно барабаня по трухлявому пню, с которого в любой миг мог запросто свалиться. – Возможно, но только лично мне от этого не легче. Я очень устал затыкать бреши в чужих дырах, да и Самвила уже видеть не могу. Опостылел он мне, вот-вот сам его ненароком прирежу!»
Внезапно пришедшая в голову мысль вдохновила капитана на активное действие. Приказав солдатам оставаться на своих местах и внимательно следить за подступами к лесу, капитан поднялся с пня и не спеша направился в чащу леса. Когда он отошел от отряда достаточно далеко, то снял с груди маленький круглый медальон и, вместо того чтобы откинуть крышку и полюбоваться на портрет якобы любимой девицы, нажал на едва заметный сбоку рычажок. Крышка вдруг вспыхнула бледным зеленым цветом, и до слуха донеслись приглушенные эфирные шумы. Еще раз убедившись, что его никто не видит и, главное, не слышит, Андре прильнул губами к светящемуся металлу и тихо зашептал:
– Филин вызывает Деда, Филин вызывает Деда! Код ситуации восемь-два, повторяю, код ситуации восемь-два. Беркуты вылетели из гадючника, но пронеслись мимо цели. Быстро мчатся к навозной куче, быстро мчатся к навозной куче. Гаденыш ускользает, гаденыш ускользает. Прошу разрешения на охоту, прошу разрешения на охоту!
Закончив монолог в стиле «а-ля пернатый патруль», капитан галактической контрразведки Андре Фуро снова нажал на тайный рычажок, но за пазуху медальон не убрал. У него было пятнадцать минут, чтобы дождаться условного сигнала. За это время решалась его дальнейшая судьба: будет ли он еще пару лет таскаться за герцогом или, поквитавшись с мерзавцем, получит достойное задание. Ответе Небес выдавался в цветовом режиме: красный – отказ, зеленый – разрешение. На десятой минуте ожидания псевдосеребряный кругляш загорелся желтым. Командир не смог принять решения, и, следовательно, у агента были развязаны руки. Действовать по собственному усмотрению всегда приятно, хотя бы потому, что можно, не вредя делу, свести личные счеты. Даже не размышляя, Фуро вынес герцогу смертный приговор и, нежно поцеловав принесший ему избавление кругляш, поспешил к стоянке своего отряда.
– Стройся, оружие к бою! – скомандовал капитан Фуро, вернувшись на стоянку отряда. – Дисс, Финек, Марот, останетесь возле карет! Остальные, развернуться в шеренгу, интервал пара шагов!
Сонные гвардейцы повскакали с насиженных мести, беспрекословно подчинившись приказу, выстроились вдоль опушки.
– Ребята, настала пора озвучить приказ генерала Люрьеса, – врал капитан, бессовестно ссылаясь на начальника дворцовой стражи. – Герцог Самвил – изменник, он хочет узурпировать лиотонский трон!
По строю прокатилась волна возмущения. Капитан почувствовал, что балансирует на тонкой грани доверия солдат, но вести отряд в бой без предварительных разъяснений просто не мог. К счастью для него, большинство гвардейцев не вернутся из леса, а с преступившими по его милости закон бойцами можно будет легко договориться. По возвращении в столицу без вельможи охранники становятся или героями, или висельниками, третьего не дано.
– Генерал возложил на наши плечи ответственную миссию, – не обращая внимания на перешептывание солдат, продолжал врать Фуро. – По ряду определенных причин, которые даже вам, дурням, понятны, король не может обвинить своего родича и предать его открытому суду. Слишком много сподвижников у мерзавца, слишком многим выгодно ослабить блеск лиотонской короны! Мой приказ таков: мы идем в лес и убиваем всех, абсолютно всех, кто не носит на плечах плаща гвардейца! Вам понятен приказ, бойцы?!
На опушке воцарилось молчание. Лица солдат были встревоженными, вояки сурово взирали на командира из-под плотно сдвинутых бровей, но в измене его еще никто не обвинял. Фуро подумал, что стоит еще немного поораторствовать, но вдруг из строя вышел самый старый и уважаемый гвардеец, сержант Гурос, ветеран абсолютно всех войн, в которых участвовал Лиотон за последнюю четверть века.
– Что ты нам сейчас здесь наплел, ваш благородь, полная брехня! – глядя прямо в глаза командира, заявил ветеран. – Приказа тебе никто не отдавал, поскольку генерал наш гвардейский с герцогом большие друзья. Никакой Самвил не изменник, так, обычный дворцовый хмырь из казенной казны охотно деньжата таскающий. В общем, не гаже других из королевской своры будет. Врешь ты нам, капитан, врешь, вот это-то как раз обидно, не ожидали мы такого от тебя!
Капитан открыл было рот, чтобы выступить с ответной речью и, быть может, исправить плачевное положение, грозящее тем, что его закуют в цепи собственные солдаты, но старик поднял руку в знак того, что еще не договорил.
– Самвил не изменник, он во много раз хуже, он душу Вулаку продал! – Речь ветерана приняла неожиданный оборот. – Мы понимаем тебя, ты нам этого сказать не решился, но мы не дураки, и у нас зенки на правильном месте. Все видим: и как он ребят наших на погибель в лес уводит, и как бабы к нему в спальню прозрачные бегают, и что Орден Небесный к нему особо присматривается, недаром же тот верзила к нему в спальню рвался. Не дураки мы, командир, не дураки!
