Когда Анежке было три года, из деревни Кониклец снова приехала бабушка и стала помогать матери по хозяйству. Мать лежала в постели и не вставала. В сенях стояла новая коляска. Анежка не раз заглядывала в неё, приподнимая даже цветное одеяльце, но в коляске никого не было, она была пустой.
Но вдруг однажды маленькая Анежка проснулась от испуга. Кто-то плакал, и девочка слышала, что это плакал ребёнок. Сначала она подумала, не кричит ли это она сама, и сразу же схватилась за зеркало. Но в зеркале она увидела, что рот её закрыт. Значит, это плакала не она.
— Анежка, пойди сюда, — позвала её бабушка и показала на белый свёрточек в коляске: — У тебя родился братик.
— Где он? — воскликнула Анежка и ринулась к коляске.
Действительно, там лежала живая кукла, которая страшно ревела.
— А почему он так кричит? — удивлялась Анежка.
— Не нравится ему в пелёнках, хочет гулять.
— Ну, так пусти его, бабушка, мы пойдём вместе играть.
— Для игр у этого крикуна, — отвечала бабушка, — времени ещё хватит. Сейчас он должен лежать.
Но Войта долго лежать не собирался. Мальчик этот был как заводной. Руки и ноги его не останавливались ни на минуту. Он двигал ими с утра до вечера. Когда Войта подрос, он больше всего полюбил кататься. Сначала на стульчике, а потом на собаке Коциянке. Собака сердилась на него. Ведь, когда на ней сидел Войта, она не могла вилять своим закрученным наверх хвостом.
Однажды отец попробовал посадить сына на вола Гулана. Волу Гулану показалось, что его кто-то щекочет, но он был так ленив, что даже и не оглянулся. Только махнул хвостом и хватил Войту прямо по голове. Мальчик рассердился и стал бить вола кулаком. Гулан этого почти не почувствовал, зато у Войты рука потом долго болела.
Войте захотелось полететь, как летает шмель или воробей. Он залез на забор и прыгнул вниз. Но ничего из этого не вышло, хотя он и размахивал руками, как крыльями. Он только упал в крапиву и обжёг себе нос.
— Ты летаешь, как наша старая гусыня, — смеялась над ним Анежка.
— Сама ты гусыня! — защищался Войта. — Я летаю уже почти как птица.
Анежка и Войта росли так быстро, что бабушка только диву давалась. Приходя к ним в гости, она всякий раз приговаривала: «Дети мои, да вы растёте, как на дрожжах!» Время бежало тоже быстро, и Войте уже исполнилось восемь лет, а Анежке одиннадцать. К несчастью, отец их умер, но мать любила их ещё больше, чем раньше. Они ходили в школу вместе с Пепиком Сламой, родители которого были из той же деревни, но жили получше Томешовых. У них было большое хозяйство и немало земли. Вол Гулан тоже был их, да, кроме вола, у них работала на поле ещё пара гнедых коней.
Родители берегли Пепика как зеницу ока и ничего не позволяли ему делать.
— Пепик! — напоминала ему мать. — Смотри не ходи по лужам, а то будешь кашлять.
— Пепик! — грозил отец. — Смотри у меня, не играй с этим озорником Войтой. Он тебя отколотит, и у тебя будет на лбу шишка. Возьми лучше велосипед!
Но Пепик Слама не любил велосипеда. Велосипед был новый, и он не умел ещё на нём ездить. Мать всё боялась, как бы сынок не разбился или не ободрал новую игрушку. И поэтому Пепику разрешалось только смотреть на велосипед или потихоньку водить его по двору. Велосипед действительно был хорош, прекрасно ехал, но сам Пепик шёл рядом. Вот и сегодня Пепик не долго играл с велосипедом: поставил его поскорее под навес, а сам пошёл в сад. Там он огляделся и — раз! — пролез через дырку в заборе, обежал кругом дома деда Козелки, работавшего сторожем на аэродроме, — и прямо к Томешовым.
— Дети на улице, — сказала Войтина мать. — Слышишь, Коциянек лает? Они там с ним играют.
— Слышу. А Анежка тоже там?
— Да.
— А Войта?
— Тоже там, — сказала мать. — Там Коциянек, Анежка и Войта.
Как только Войта увидел Пепика, он громко закричал. Коциянек залаял. А Анежка завизжала. Это было очень смешно, и Пепик Слама весело рассмеялся. Он так обрадовался, что видит живых детей и живую собаку!
— Пепик! Пепик! — изо всех сил кричал Войта.
Щёки у него горели, тёмные глаза блестели, а волосы на голове торчали торчком.
— Пепик! — визжала Анежка. Она замахала обеими руками, и в воздух взлетела маленькая тележка.
«Пепик!» — залаяла собака Коциянек, но хвостом не виляла. Он был закручен у неё наверх и напоминал улитку в раковине.
— Что вы тут делаете? — спросил Пепик Слама. У него уже начинало звенеть в ушах.
— Пойдём с нами на аэродром! — выпалил Войта.
— Нет, на аэродром не разрешают, — отказывался Пепик.
— А что там? Я там ещё никогда не была. — Анежка была готова идти куда угодно.
— Дед Козелка нас, наверное, прогонит, — опасался Пепик.
— Да он же глухой, ничего и не услышит. Мы пройдём тихонько, — перешёл на шёпот Войта.
— Пошли, Пепик, пошли, — зашептала Анежка. — Давай, давай, пошли. Дедушка Козелка совсем глухой. Мы пройдём, никто и не заметит.
Пепик Слама ещё колебался, но солнце так светило, начинались каникулы и Войта с Анежкой так загадочно улыбались, что Пепик сдался.
— Ну хорошо. А что, если дедушка Козелка нас всё-таки увидит?
— Не бойся, — ответил Войта, — мы с Коциянком умеем ползать. Как кошки.
Собака услышала своё имя, высунула язык, заскулила и завиляла хвостом.
— Ну да, это же только ты с Коциянком! А мы-то с Пепиком не умеем, — перебила его Анежка.
— Конечно, не умеем, — сказал Пепик и благодарно посмотрел на Анежку.
— Ну, — допустил милостиво Войта, — может, вас и так не будет слышно.
Они шли по полю гуськом. Войта впереди, за ним Анежка, и позади Пепик. Коциянек отыскивал во ржи разные дорожки и принюхивался к каждой мало-мальски заметной норе. Он хотел схватить за шубку какую- нибудь мышь, но ни одна из них почему-то не попадалась. Поэтому Коциянек немного сердился.
Вскоре их родные Пеклы остались позади. Там прижались друг к другу дома Томешовых, Сламы и Козелки. Впереди расстилалась широкая долина, по которой протекала река Орлице. От подошвы холма простирался покрытый травой аэродром с двумя зданиями, одним большим и другим маленьким. Чуть подальше, за небольшим леском, торчали заводские трубы и башня костёла, а на чердаках под красными крышами поблёскивали стеклянные окошки. Там был город.
Дети город даже не заметили. Они смотрели только вниз, на аэродром. По зелёному полю как раз разбегался самолёт.
Вдруг он оторвался от земли и поднялся в воздух. Дети не сводили с него глаз. Особенно Войта.
— Это аэроплан… а внутри сидит пилот! — кричал Войта, показывая руками и ногами, как управлять самолётом.
