— Ведь он красивый? Правда? — спрашивает тётка.
— Видали вы такого красавца? — продолжает дядя.
— Да, красивый, — отвечает, соблюдая приличие, Отка.
— Да, — невежливо отвечает Адам.
— Скоро я ему покажу аэродром, — обещает дядя.
— А я его сейчас перепеленаю, — говорит тётя и развязывает узелок с ребёночком.
В пелёнках Владя кажется ещё меньше, а может быть, он и действительно меньше, чем надлежит быть малышу. Но это только кажется ребятам из Выкани. Новые родители ничего такого не замечают. Тётя собирается расстелить сухую пелёнку, но в руки берёт её неловко. И совсем уж неловко заворачивает Владю.
— Тётя, пусти меня, — говорит Отка и сама берётся за пелёнку.
Несколько ловких движений, и пелёнка там, где ей надо быть. Владя даже перестаёт пищать и робко моргает.
— Отка, это просто замечательно! — хвалит её тётя. В эту минуту она даже не вспоминает, что Отка пеленала Яхимка, наверно, уже тысячу раз, если не больше. Ведь с весны мама ходила в поле каждый день.
— Владя понял, что он дома. — Дядя делает новое открытие.
— Скорей всего, — бормочет Адам.
— Отка, погляди, правда, Владя похож на меня! — восклицает тётя. — Ты обрати внимание, и нос, и брови, и глаза. Неужели не видишь?
— Я не умею различать, — говорит Отка.
— Вот удивительно, — присоединяется Адам, хотя никто так и не понимает, что удивительно.
— Мы должны сообщить всем друзьям и знакомым, что у нас — сын Владимир, — говорит дядя, который любит всякие торжества.
— А что вы здесь без нас делали? — спрашивает тётя.
— Мы были на Граде.
— И заходили к Прокопу.
— Мы играли, наводили порядок.
— У нас и минуты спокойной не было.
— Я так устала, — говорит в заключение Отка.
А что принесло детям письмо из Югославии? Какие они получили приказы? Немедленно возвращаться в Выкань! Родители уже тоже спешат на самолёте домой, так что скоро они там встретятся и будут жить все вместе, как раньше. Яхимек наверняка уже скучает, а куры и кролики прямо голодают. Родители скучают о детях и думают, что дети тоже по ним скучают. Хватит уже бродить по свету.
— А откуда они знают, что мы скучаем? — удивляется Отка.
— Они думают, что мы Выкань так же любим, как и они.
— Это правда, — задумывается Отка, — только им, наверное, ещё скучнее, потому что они от Выкани дальше.
— Ну, не думаю.
— Почему ты не думаешь?
— Расстояние ничего не означает. Что пять километров, что тысячи километров. Всюду скучают одинаково.
Адам, я очень рада, что ты всё знаешь, — сверкает глазами Отка, она явно довольна.
Только Адам знает не всё. Дядя продолжает читать письмо. В том селении, у Нового Сада, была буря, но не какая-нибудь особая, югославская, а самая обыкновенная, только сильная. Родители каждый день вспоминают о своей деревне и не могут уснуть даже на мягкой постели. И только в самом конце письма была одна-единственная строчка о том, что отец снова стал победителем в пахоте.
После чтения письма дядя помолчал, и дети тоже притихли. Значит, Антонин Краль, тракторист из Выкани, умеет пахать лучше всех на свете.
И в пахоте никто с ним не может сравниться. А ведь свет велик. Дети даже не могут себе представить, какой свет большой. Пахарей на нём хватает — в том числе таких пахарей, которые умеют хорошо пахать.
Лучше всех знает мир дядя Сук, потому что он знает четыре части света. И всюду видел, как люди пашут землю, только он никогда не считал пахоту особым искусством. А теперь начинает об этом раздумывать. Ведь не всякая пахота как пахота.
— Скажи, пожалуйста, — обращается он к Адаму, — когда происходят соревнования в пахоте, что там измеряют? На что обращают внимание?
Адам смеётся. Ещё бы ему этого не знать! Ведь он же сын чемпиона мира!
— Каждый получает по одинаковому куску поля.
— Но это ясно, — кивает дядя.
— Грядка должна быть одна к одной, все одинаковые, ровные, одинаковой глубины, одинаковой ширины, и нигде не должно быть видно жнивья.
— Это я тоже понимаю.
— Ты ещё о чём-то забыл, — добавляет Отка. — Очень важно, каков конец поля. Это всегда у отца хорошо получается. Ни одного уголочка не остаётся невспаханным.
— Мне всё это кажется совсем не трудным, — смеётся дядя. — Но, наверное, я ошибаюсь.
— У отца есть свой собственный плуг. Но летать, я думаю, всё же труднее.
— Летать интересно, я очень люблю летать. А ваш отец, наверное, любит пахать, — говорит дядя Сук, и по нему видно, что именно так он и думает.
— А меня вот очень радует Владя, — заявляет тётя, которая пахотой совсем больше не интересуется. — Вот сейчас накормим его и отправимся гулять. Надо же ему показать Прагу.
Адам свободен. А Отка с тётей составляют процессию, которая следует за коляской Влади. Вся процессия направляется в центр города. А дядя остался дома изучать какой-то иностранный язык, потому что всюду хочет понимать людей и объясняться с ними. Адам очень радуется своей свободе. Ему нужно кое о чём подумать. И к тому же у него есть свои планы: он собирался заглянуть в табачный киоск в надежде застать там одного Шару. Минуту назад он заметил его мать у входа в магазин самообслуживания.
Пожалуй, Адаму следует подготовиться. Нужно бы принять вызывающий и недружелюбный вид. Но, с другой стороны, не к чему показывать, что он хочет драться. Адам вообще-то драться и не хочет. Значит, какой всё-таки у него должен быть вид? Бесстрашный. Да. И слегка насмешливый. А если Адам застанет Шару, когда тот будет помогать своей матери? Надо будет тогда дать ему понять, что придётся обслужить и его, Адама, если он того пожелает. А Адам и на самом деле пожелает, пусть Шара почувствует, что у Адама сейчас бoльшая власть, чем у Шары. Вывеску, которую Адам взял у пана Венцла, он берёт с собой, хотя пока ещё и не знает, что он с ней сделает.
И вот Адам входит в лавку. Это маленькое помещение, на прилавке стопки газет, сзади полки с пачками сигарет, на стенах плакаты. За прилавком Шара. Но Адам сразу же замечает, что и в табачной лавке Шара чувствует себя хозяином. Лицо у него замкнутое и чужое, в глазах ни малейшего испуга, выражение скорее внимательное, чем бдительное. Драться он не стремится, это видно сразу.
Адам выбирает открытку и платит за неё. Шара берёт крону, спокойно возвращает сдачу, не теряя своего достоинства. Правда, голос его немножко приглушён и дышит он чуть прерывисто, как и Адам. Но Шара явно не растерялся. Это Адам должен признать. Чувство превосходства у Адама исчезает. Положение
