Церкви. Священники умело манипулировали мечами рыцарей для внедрения на новые территории, неся с собой не только оружие для защиты границ, но и новый образ аскетического аристократизма.
Через год после появления рыцарей уличные представления уже не пользовались былым успехом у дворян. Все больше и больше знати считало их «делом рук бесовских».
Выход нашелся неожиданно, один из аристократов после продолжительного пребывания на чужбине начал воодушевленно рассказывать об архитектурных, скульптурных и прочих художественных изысках иностранных зодчих. Разговоры породили нездоровый ажиотаж и сформировали спрос. Предложение же быстро и профессионально организовал Дантон.
– Ну вот видишь, – прервал рассказ Пауль, чтобы открыть еще одну бутыль забористого вина, – у нас с тобой много общего.
– И что же, если не секрет? Я вроде бы не торговец, а ты в кавалерии не служил, – поразился заключению собеседника Дарк.
– Все это ерунда, – пропыхтел Дантон, с трудом откупоривая бутылку, – внешние признаки, до которых никому дела нет. Смотри глубже. В суть! Мы оба бывшие имперцы, оба бежали от войны: ты с поля боя, а я был немного умнее. Оба оказались в Кодвусе и оба чего-то здесь достигли.
– Ну, сказал, ну рассмешил! Ты, конечно, достиг, а я?
– Не держи за дурака, мне год пришлось корячиться, чтобы Диверто приметил, а ты здесь всего второй день, но уже попал на прием к Рональду и со мной вон вино трескаешь. Что думаешь, я бездельник и алкоголик какой, чтоб с первым встречным второй час трепаться? Ну ладно, что-то мы отвлеклись.
Начал новое дело Дантон с малого, подкормил несколько местных художников, малюющих вывески для трактиров, и через три месяца организовал выставку их наспех и коряво написанных работ. Сам факт проведения показа картин воодушевил благородную публику, жаждущую чего-то возвышенного и модного. Под конец, как истинный меценат, пышущий бескорыстием, он подарил несколько более-менее сносных картин герцогу Уильфорду, а оставшиеся полотна отдал в Совет Республики.
Первый шаг был успешно сделан, все остальное – дело техники: подбор талантливого молодняка и покупка дома, в котором на третьем этаже творили, а на втором жили его юные дарования.
Уже через месяц после проведения выставки пошли заказы от богатых вельмож, а Пауля как человека искусства начали приглашать на балы и прочие празднества знати.
– Ну, это все понятно, на этом ты неплохо зарабатываешь и деньгами, и положением. Многих завидки берут, – произнес Дарк, вставая со скамьи и разминая затекшие от долгого сидения мышцы, – как я понял, тебя совершенно в другом собратья-торговцы обвиняют: в разврате и содержании великосветского притона.
– Ах, это… – отмахнулся Пауль. – Какая ерунда! Художники, в отличие от нас, другие люди – творческие. Им надо не только оттачивать мастерство, но и черпать вдохновение. А где это делать? Среди бондарей и кузнецов? Там их не понимают, им надо держаться вместе, в своем кругу, так сказать. Люди молодые, живут и работают вместе, естественно не только за разговорами о прекрасном ночи проводят, – многозначительно подмигнул Пауль.
– А мне говорили, что ты специально их вместе собрал, чтоб было удобнее под вельмож подкладывать.
– Не верь всякой дури, что на заборах пишут и в подворотнях болтают! – кажется, начал сердиться Дантон. – Я же не виноват, что богачи – стадо непуганых, откормленных баранов, которым в жизни ощущений не хватает. Вот если тебя взять, ты чем прошедший месяц занимался?
– Известно чем, по Лесу плюхал…
– …И головы почти каждый день рубил, – продолжил за него Пауль. – А чего сейчас хочется, только честно?!
– Спать, жрать и потом снова спать.
– Вот, а они, в основном, только этим и занимаются, поэтому развлечений и требуют. Им ведь не картины нужны, а приобщиться к прекрасному, увидеть, как создается оно, общаться с людьми, которые ТВОРЯТ. Вначале просто картины покупали, потом наскучило, заказывать портреты начали: жен, любовниц, любимых собачек. Вскоре и это приелось, захотелось увидеть, как шедевры рождаются, да с мастерами поболтать. Ну, а уж если целый день в салоне проторчал, то как на вечеринку не остаться?
– И хочешь сказать, что ты здесь ни при чем, что все само по себе получилось.
– Почти что, я только умело управлял, как штурман, который рулем крутит, а не в паруса дует… Замечать я начал, что вельможи к молодым художницам приставать стали. Сам разговор о великом ведет, а рукой по попке погладить пытается. Вдохновляет, так сказать, искусство. Нужно было девчонок от домогательств оградить, вот я буфер и поставил – натурщиц нанял. Как только господа обнаженных баб в мастерской увидели, так о перепачканных красками да растворами «мазилках» сразу забыли. А что, все условия соблюдены: и искусство рядом, и аппетитная попка под боком.
– Почем натурщиц-то нанял?
– Не нравится мне тон твой, – произнес Дантон абсолютно серьезно, – молодой ты еще и в жизни ничего не понимаешь. Ты хоть раз задумывался, каково девицам-красавицам на свете жить? Вот скажи, чем, по-твоему, гулящая девка отличается от порядочной простолюдинки?
– Ну, кто ж его знает, одна нормальная, а вторая гуляет, – огорошенный странным вопросом, промямлил Дарк.
– А ты по-другому смотри! Девка продается многим и поэтому свободна. Если не сопьется, то к тридцати годам завяжет и спокойной жизнью жить будет, одна, независима и при деньгах. А порядочная продается всего один раз, и тут уж как повезет с «хозяином».
– Ты хотел сказать, с законным мужем!
– Синонимы… – кратко отрезал Дантон, – притом продает и тело, и свободу, и непосильный бабский труд на огородах да за прялкой. Если повезет, то лет до сорока доживет, коли, конечно, муж после очередной попойки не забьет.
– Да ты просто бичуешь язвы общества и страдаешь за женское тело, пардон оговорился, дело, –
