внимания окружающих. Чем ближе к столице, тем чаще встречаются и гномы, и эльфы. Ходят слухи, что в самой Альмире даже пара-другая орков обитает. Но все они живут по людским законам и соблюдают при- ли-чия, – произнес по слогам Мартин, по-отечески снисходительно постукивая скрюченным указательным пальцем по широкому гномьему лбу. – Они не бегают средь бела дня голышом и не кувыркаются, как блохастые собаки в мокрой траве, по крайней мере прилюдно!
– Ну и что же мне теперь делать, до самой столицы в карете сидеть? Ты, значит, в харчевне сытно жрать и сладко спать будешь, а мне тут куковать?! – возмутился Пархавиэль, которого уже начинала бесить творившаяся вокруг него несправедливость.
– Потерпи чуток, сейчас что-нибудь придумаю, – обещал маг и, не обращая внимания на вновь раскрывшего рот гнома, вышел из кареты.
Оставшись один на один с самим собой, Пархавиэль Удрученно вздохнул и прижался горячей щекою к стеклу. Выбор был небольшим: коротать время в мучительных самокопаниях или наблюдать за размеренной жизнью гостиничного двора. Без колебаний Пархавиэль пошел по второму пути.
Гостиница выглядела намного престижнее и опрятнее, чем «Щит Индория», в поджоге которого совершенно безосновательно обвинялся гном. К большому трехэтажному строению примыкали две пристройки, а неподалеку виднелась еще парочка маленьких домиков, предназначенных для отдыха прислуги заезжих господ. Все здания, включая конюшню и скотный двор, были выкрашены в черно-белый цвет, а крыши покрыты одинаковой ярко-зеленой округлой черепицей. Переливаясь под лучами заходящего солнца, крыши причудливо блестели и напоминали гному чешуйчатые спины огромных ящериц, греющихся под последними лучами уходящего дня.
Что и говорить, гостиничный двор был ухожен и никак не сочетался с невзрачным видом пыльного, разбитого тракта. Он был сказочным островком порядка и красоты в море запустения и хаоса, оазисом благополучия в пустыне разрухи. Сам двор и даже дорожки между зданиями были выложены кирпичом, аккуратно стриженные газоны и два ровных ряда высоких деревьев навевали томную сонливость и успокоение. Под ноги вальяжно расхаживающих взад и вперед постояльцев не бросались бродящие без присмотра куры и поросята, и перед парадным входом не было видно ни перепачканных навозом конюхов, ни поварят в прожженных, засаленных фартуках.
«Да-а-а, видно сразу, халупа для богачей, – пришел к выводу Пархавиэль, мысленно сравнивая ее с грязным и затхлым двором „Щита Индория“. – Чем все красивее вокруг, тем больше ты за это платишь. Мне-то без разницы, а вот зануде-чародею раскошелиться на славу придется. Ну ничего, его сума стерпит, зато выспимся на перинах и пожрем всласть…»
Попеременно рассматривая то прогуливающиеся по двору парочки разодетых в богатые платья дворян, то изящные барельефы на фасаде здания, гном совершенно не заметил, как в карете снова появился маг.
– На, держи! – произнес Мартин и кинул в руки растерянного гнома огромную белоснежную простыню. – Закутайся пока в это, а там раздобуду какое-нибудь барахлишко. На гномов здесь не шьют, а детские тряпки на твоем пузе потрескаются, так что придется тебе, вооружившись иголкой и ножницами, запереться в комнате и вечерок поработать белошвейкой.
– А может быть, колданешь? – жалобно попросил гном, с испугом представив себя на месте портного. – Взмахнешь пару раз лапищами, наложишь заклинание, одежда и появится. Маг ты или не маг, в конце концов?!
– Хорошо, я колдану, превращу тебя в барана или осла… баранам одежда без надобности… – сжав от злости зубы, прошептал Мартин, а затем сорвался на крик: – А ну, хватит болтать, живо обвернулся тряпкой и марш за мной, любитель прикладной магии!
Послушно закутавшись в простыню, Пархавиэль пробормотал что-то себе под нос и засеменил вслед за магом к дверям гостиницы. Путаясь в складках и чертыхаясь каждый раз, как босые ноги наступали на волочащиеся по камням края ткани, гном стремился как можно быстрее попасть внутрь респектабельного постоялого двора. Причина спешки заключалась не в неудобствах новой одежды, а в том гнетущем внимании, с которым несколько десятков глаз наблюдали за упорной борьбой гнома с простыней. Пархавиэль сгорал со стыда, на него пялились все: горничные, бегущие через двор с бельевыми корзинами, лакеи, проветривающие вещи из господских сундуков, и даже пара вельмож, прогуливающихся по двору.
– Не дрожи, – тихо прошептал Мартин на ухо смущенному Пархавиэлю, – экстравагантность наряда – признак всего лишь легкого душевного расстройства, а не преступного умысла. Готов поклясться, что вон та парочка столичных щеголей тебе завидует. Каждый день им часами приходится ломать голову, как же разнообразить наряд. Они обвешиваются бантами и лентами, обшивают платья бахромой и прочей дрянью ради того, чтобы выделиться из толпы таких же бездельников и слабоумных балбесов, быть не таким, как все, а ЛИЧНОСТЬЮ, – презрительно произнес маг, одновременно обмениваясь с глазевшими на них вельможами уважительными поклонами. – А ты их всех перещеголял. Дураки и не догадывались, что секрет успеха так дешев и прост: обвернулся простыней и сразу стал основателем нового направления придворной моды.
Пархавиэль так и не смог понять сложной и противоречивой человеческой логики: «Пробежаться нагишом в людном месте значило нарушить приличия и вызвать подозрения, сделать то же самое, но в простыне, – добиться признания и успеха!»
Полная сарказма и глубоко скрытой ненависти к родовитым бездельникам речь мага не успокоила сконфуженного гнома, но Пархавиэль был благодарен Мартину за дружескую поддержку. Уже давно никто не беспокоился о том, что он чувствовал и каково у него было на душе. «Сочувствие ближних – вещь бесполезная, но зато такая приятная!» – отметил про себя, слегка улыбнувшись, гном и переступил через порог гостиницы. К великому огорчению новоиспеченного законодателя светской моды, мучения не закончились, а, наоборот, только начались.
Холл заведения был обставлен мебелью из красного дерева, мягкими пуховыми кушетками и огромными кожаными диванами, расположенными как вдоль стен, так и в центре зала. На поражающих глаз белизной стенах висели картины, на которых были изображены живописные пейзажи филанийской природы и какие- то напыщенные сановники в парадных мундирах. Пархавиэль вначале попытался быстренько прикинуть в уме, сколько же могла стоить окружавшая его роскошь по махаканским ценам, но тут же одумался и оставил безумную затею, уж слишком баснословными и умопомрачительными показались цифры…
Подавляющая величественностью красота дорогостоящего антуража не испугала гнома так сильно, как изумленные взгляды прислуги и гримасы отвращения на лицах постояльцев. В эту трудную минуту жизни Пархавиэль вновь остался один. Мартин покинул его, бросив на прощание властное «стой здесь!», зачем-то поспешил к низкорослому толстяку в парчовом сюртуке, стоявшему за высокой деревянной стойкой.
Маг пытался что-то объяснить управляющему, то приветливо улыбаясь, то корча недовольные гримасы и отчаянно жестикулируя руками. Пархавиэль не слышал слов, но понял смысл по тому, как подозрительно
