Этой минутою решила воспользоваться оппозиция в Афинах для нападения на правительство. Каллистрат из Афидны, бывший в течение последних семи лет, со времени отрешения от должности Тимофея, руководящим государственным деятелем, и Хабрий, руководящий военачальник, были преданы суду по обвинению в государственной измене. Обвинителем выступил Леодамант из Ахарн; это был один из лучших ораторов Афин, но во время революции он стоял на стороне олигархов и потому до сих пор не сумел приобрести сколько-нибудь значительного влияния. Рядом с ним поддерживал обвинение Гегесипп из Суния, один из вождей радикальной демократии. Но на этот раз правительству еще удалось отразить нападение; правда, этой победой Каллистрат был обязан главным образом своему увлекательному красноречию.
Около этого времени Ликомед прибыл в Афины и от имени Аркадии предложил союз, который, при раздражении против Спарты, вызванном в Афинах потерею Оропа, и был охотно принят. Правда, Ликомед на обратном пути был убит аркадскими изгнанниками, что было тяжелым ударом для Аркадии, потерявшей в нем своего лучшего человека; но заключенный им союз остался в силе, и Афины были теперь в силу договоров обязаны оказать помощь как аркадцам против Спарты, так и спартанцам против Аркадии.
Чтобы раз навсегда обеспечить себе свободный доступ в Пелопоннес, афиняне задумали овладеть дверьми в Пелопоннес — Коринфом. Это казалось не очень трудным, так как Афины уже много лет держали гарнизон в Коринфе; но такой вопрос не следовало обсуждать в открытом Народном собрании. В Коринфе тотчас узнали о замыслах Афин; афинянам очень дружелюбно заявили, что город более не нуж дается в их услугах, и афинский гарнизон принужден был удалиться. Вскоре Харес явился с эскадрою перед Кенхреями; но было уже поздно, и он принужден был, ничего не добившись, вернуться в Пирей. Но собственными силами защищаться против Фив Коринф был не в состоянии, а Спарта не могла подать ему помощи. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как войти в соглашение с Фивами. Последние сначала потребовали заключения оборонительного и наступательного союза, но в конце концов согласились при нять мир на условии сохранения каждою из сторон ее законных владений. Этот договор принял и Флиунт, который в течение последних лет лишь с трудом отражал нападения аргосцев и аркадцев, и городов арголидской Акте.
Таким образом, Эвфрон Сикионский был отрезан от Афин; ввиду этого он решил заключить мир с Беотией и сам приехал в Фивы, где его предложения были приняты, разумеется, с величайшей готовностью. Правда, во время переговоров в открытом заседании совета в Кадмее он был убит сикионскими изгнанниками; но его сын Адеас удержал в своих руках власть над Сикионом, и предложенный Эвфроном союз с Фивами действительно был заключен. Эвфрон был погребен на сикионском рынке и, как второй основатель города, получал героические почести.
Пример, который показал Эвфрон, захватив власть в Сикионе, скоро нашел последователя в соседнем Коринфе. После того как афинский гарнизон удалился из города, Коринф увидел себя вынужденным для охраны своего нейтралитета принять на службу небольшой отряд наемников; начальство над ним было вверено Тимофану, одному из наиболее влиятельных граждан города. Опираясь на это войско и с помощью неимущей толпы, он сделал попытку провозгласить себя тираном, но пал жертвою заговора, во главе которого стоял его собственный брат Тимолеон. Коринфская олигархия была спасена; но общественное мнение, одобрив убийство, с ужасом отвернулось от братоубийцы, и Тимолеон на многие годы удалился от общественной жизни, пока наконец вдали от родины нашел то великое поприще, на котором он мог обнаружить свои замечательные военные и политические дарования.
В течение этих лет Фивы воздерживались от вмешательства в пелопоннесские дела, так как их внимание было поглощено более настоятельными задачами. Правда, Беотия была теперь неоспоримо первою сухопутной державою Греции; но Эпаминонд хорошо понимал, что этого мало. Чтобы стать во главе всей нации, Фивы должны были приобрести первенство и на море; надо было, как выразился однажды Эпаминонд в Фиванском народном собрании, „перенести в Кадмею пропилеи афинского Акрополя'. И эта цель казалась вполне достижимой. Дело в том, что новый Афинский морской союз, организованный 15 лет назад, начал расходиться по всем швам. Он был создан для совместного противодействия честолюбивым замыслам Спарты; теперь Спарта была обессилена, — зато Афины стали стремиться к восстановлению своего морского владычества, которое они утратили благодаря сражению при Эгоспотамах и потом вторично благодаря Анталкидову миру. Они уже возобновили свою старую колонизаторскую деятельность; именно в это время были посланы на Самос аттические клерухи, и если это мероприятие и не являлось прямым нарушением союзного договора, так как Самос никогда не входил в состав союза, то все-таки дух союзной конституции был нарушен этим новым поворотом в аттической политике, и представлялось несомненным, что сам ход событий будет толкать Афины все далее по этому пути. Если Фивы, Эвбея и фракийские халкидцы уже раньше отпали от Аттического морского союза, то теперь начали подумывать об отложении и те союзники, которые еще оставались верны Афинам. Но их собственных сил было для этого недостаточно; нужна была какая-нибудь другая морская держава, которая могла бы послужить им оплотом, каким во время Пелопоннесской войны была Спарта.
Ввиду этого Эпаминонд решил создать флот. Условия, необходимые для осуществления этого плана, были, казалось, налицо, ибо, хотя Беотия до сих пор никогда не принимала видного участия в греческой морской торговле и, следовательно, не имела ни одного крупного портового города, но она владела обширными и очень расчлененными побережьями у Эврипа и у Коринфского залива, да и Эвбея нахо дилась теперь в зависимости от Беотии. Притом, Беотия уже во время Пелопоннесской войны начала организовывать военный флот и после вступления Фив в Аттический морской союз снова принялась за это дело. Теперь по настоянию Эпаминонда было построено 100 триер, и он сам отправился с этим флотом в Геллеспонт (364 г.). Византия тотчас отпала от Афин и заключила союз с Фивами; Хиос и Родос, оба мо гущественнейших члена Аттического морского союза, вступили в сношения с Эпаминондом, — даже остров Кеос, лежащий у аттического берега, счел эту минуту благоприятной для восстания против Афин. Здесь, правда, Хабрий вскоре восстановил порядок; в общем же афиняне ограничились тем, что выслали под начальством Лахеса эскадру для наблюдения за Эпаминондом, но вступить с ним в сражение не решились. Эпаминонд также избегал нападений на собственно афинские земли и вскоре вернулся домой; он мог быть доволен пробным плаванием своего молодого флота. Однако тем великим надеждам, которые он связывал с созданием беотийского флота, не суждено было осуществиться, потому что вскоре наступили события, отвлекшие силы Фив совсем в другую сторону, а когда затем Эпаминонд пал при Мантинее, с ним сошли в гроб и его грандиозные планы. Оказалось, что Беотия все-таки была не в силах долгое время нести то финансовое бремя, какое налагало на страну содержание большого флота; таким образом, это первое морское предприятие Фив осталось вместе с тем и последним.
Между тем в Фессалии Александр Ферский снова усилил свою власть. Опираясь на сильное наемное войско, он установил в своей стране террористическое правление; так, однажды, заподозрив верность граждан Скотуссы, он велел созвать их в театр на собрание и здесь приказал своим солдатам перерезать их. Фессалийский союз, который более не мог собственными силами защищаться против своего агрес сивного соседа, призвал в посредники Фивы, и в середине лета 364 г. Пелопид снова двинулся на север. Александр ожидал врага на сильной позиции на высотах Киноскефал между Скотуссою и Ферами, на том самом поле битвы, где спустя два столетия погибла эллинская свобода. После жестокой сечи войска Пелопида приступом взяли неприятельскую позицию; но победа была куплена дорогою ценой: фиванский полководец пал в битве. В следующем году беотийцы прислали в Фессалию новое войско; Александр был вторично разбит и принужден заключить мир, по которому уступил все свои владения, кроме самих Фер и Магнесии, и обязался Беотии военной помощью. Таким образом, в эту минуту вся Фессалия признавала над собою верховную власть Фив.
Смерть Пелопида должна была произвести в Беотии глубокое впечатление. Кажется, что в Орхомене, втором городе страны, начали обнаруживаться сепаратистские стремления; во всяком случае фиванское правительство опасалось восстания и решило предупредить его. Прежде всего на смотре беотийской конницы были захвачены орхоменские всадники и по постановлению Фиванского народного собрания казнены, по обвинению в том, что они, совместно с фиванскими изгнанниками, составили заговор, направленный к ниспровержению господствующей демократии. Затем беотийское союзное войско двинулось против Орхомена, который, будучи предоставлен собственным силам, не мог справиться с могущественным врагом и вскоре должен был открыть ворота. Древний город минийцев был разрушен, граждане его, как изменники, казнены, женщины и дети проданы в рабство. Крик негодования пронесся