Точнее, он не мог понять, когда она говорила всерьез, а когда шутила или разыгрывала его. Но такое положение вещей устраивало Рафи. Он все-таки не мог до конца забыть Марию. И при всем своем расположении и благодарности к Веронике воспринимал ее как хорошего друга, с которым может быть весело и интересно, но не более того.
Рафи не знал названия города, в который они въехали ранним летним утром. Они появились на окраине, когда солнце едва позолотило крыши домов, и только скрип колес да ржание лошадей их небольшого каравана нарушали тишину дремлющего городка.
Для Рафи все города были одинаковы. Видеть он не мог, а запахи и звуки не отличались настолько, чтобы у города появилось собственное лицо. Различия, конечно, были, но касались они, скорее, не конкретного города, а той части страны, в которой он находился. Южные города пахли морем, виноградом и апельсинами, оливами и морской рыбой… Чуть дальше к северу запах моря сменялся запахом выделанных овечьих шкур. Но к этим запахам нужно было прислушиваться, чтобы выделить их из тысячи других, одинаковых для любого города, — человеческого жилья, нечистот, лошадиного навоза, пыли, печеного хлеба, вина…
Ничем примечательным не мог похвастаться и этот городок, в который въехал цирк на этот раз. Но едва фургоны пересекли его границу, Рафи вдруг овладело странное беспокойство. Это не было волнение перед выступлением — он уже давно перестал волноваться, выходя на арену. Это чувство вообще было ни на что не похоже…
Сидя в своем фургоне, юноша заткнул уши и замер, пытаясь понять, что же с ним происходит. Он испытывал то же самое, что испытывает человек, старающийся припомнить слово, которое вертится на языке, но никак не хочет окончательно всплыть из памяти. Он даже зажмурился, хотя давно отвык это делать.
И тут пришла уверенность, что в этом городе с ним должно случиться нечто такое, что опять перевернет его жизнь. Чувство было настолько сильным и четким, что Рафи поверил ему безоговорочно, и сердце забилось быстро-быстро, словно торопилось на встречу с этим «нечто».
Все оставшееся до выступления время Рафи бесцельно бродил среди фургонов, путаясь у всех под ногами. Он весь обратился в слух, чтобы не пропустить ни малейшего знака, намека на то, что ему следует делать. Вероника, заметив, что с юношей происходит что-то странное, попыталась разговорить его, но Рафи молчал или отвечал невпопад, и она решила оставить его в покое.
День тянулся невыносимо долго. Но это предчувствие какого-то важного события не покидало Рафи. Даже наоборот, с каждым часом оно крепло, разрасталось, и у юноши уже не оставалось сомнений в том, что сегодняшний день будет необычным.
Из-за этого Рафи едва не провалил свое выступление. Бычок хоть и был дрессированным, но подыгрывать Рафи, как это делал когда-то хозяин, он не мог. Он выполнял то, чему его научили, поэтому, когда Рафи попытался пропустить его не слева от себя, а справа, то все-таки ударил рогом рассеянного матадора. Но удар был несильным, и Рафи, поднявшись с земли, кое-как довел бой до конца. Однако этот досадный момент лишь подогрел интерес зрителей и убедил их в том, что они видят самую настоящую корриду. Поэтому, когда Рафи нанес «завершающий удар», публика аплодировала особенно долго и восторженно.
— Да что с тобой сегодня? — набросилась на юношу Вероника, когда он ушел с арены.
Но он только покачал головой. Как он мог объяснить словами то, чему не мог даже для себя найти четкого определения?
После выступления волнение достигло своего апогея. Юноша просто не мог найти себе места. Идти в свой фургон Рафи не хотелось, поэтому он остался рядом с Вероникой, послушать выступление Луиса.
Когда матадор проходил мимо, Рафи тронул его за плечо.
— Удачи, — сказал он.
— Спасибо, — немного нервничая, бросил Луис.. — Что это с тобой вдруг?
Рафи закусил губу. Матадоры суеверны. Трудно не стать суеверным, когда постоянно рискуешь жизнью. Позволить себе роскошь не верить в приметы могут только те, кому ничто не угрожает. Тот, для кого каждый бой может стать последним, очень трепетно относится ко всяким мелочам Раньше Рафи никогда не желал Луису удачи. И вообще очень редко оставался послушать, как тот будет выступать. Обычно он ждал его около фургона, чтобы поздравить с удачной победой. Обычно… Но сегодня что-то дернуло его нарушить привычный для обоих порядок. Поэтому Луис занервничал. Рафи это понял. Но исправлять ошибку было поздно. Он просто еще раз хлопнул матадора по плечу и ободряюще улыбнулся.
— Да что с тобой творится? На Луисе теперь лица нет… — сказала Вероника, наблюдавшая за этой сценой.
— Не знаю, — ответил Рафи. — Сам не знаю, что со мной… Зачем я… Вот дурак. Не знаю, что это, Вероника. Я сам не свой…
— Но ты мне сможешь рассказать потом? — спросила она.
— Постараюсь, — кивнул Рафи.
— Ты сбил с толку Verde. Он, бедняга, здорово растерялся, когда увидел тебя с другой стороны.
— Да, я знаю…
— Я чуть со страху не умерла, когда увидела, как он тебя боднул.
— Ничего.
— Не больно?
— Нет…
Вероника спросила еще что-то, но Рафи не расслышал вопроса за криком толпы. Вернее даже это был не крик, а тяжелый протяжный вздох, словно вздохнуло огромное морское чудовище, поднявшись из глубин на поверхность. За этим вздохом на мгновение воцарилась тишина, тут же взорвавшаяся тревожными криками. Рядом вскрикнула Вероника.
— Что? Что там, — схватил Рафи за рукав девушку, хотя в глубине души уже знал, что услышит в ответ.
— Он поддел Луиса!
— Черт! Эй, кто-нибудь, оттащите быка, — звонко крикнул Рафи.
Но артисты сориентировались и без него. Кто-то выбежал на арену, задев Рафи плечом. Через минуту юноша почувствовал, как Луиса пронесли мимо. Матадор с хрипом дышал и пытался что-то сказать несущим его людям, но слов было не разобрать. Один из несущих сунул в руки Рафи тяжелый плащ матадора.
— Чертов бык, чертов бык… — бормотал Рафи. Они не были особенно близки с Луисом, хотя жили в одном фургоне и оба знали, что это такое — набегающий на тебя торо. Но сейчас Рафи чувствовал себя так, словно это в него вошел рог быка.
— Чертов бык…
— Я пойду к нему, — услышал он Веронику.
— Да, конечно… Кто-нибудь вышел против быка?
— Да, какой-то парень из местных.
— Хорошо, иди..,
Вероника ушла. Оставшись один, Рафи выругался сквозь зубы. Он чувствовал свою вину перед Луисом. Кто дернул его за язык? Чертов бык… Однако смысла корить себя не было. Луису это не поможет… Остается надежда, что рана не смертельная. Может быть, он еще выкарабкается… Но зачем же он пожелал удачи?! Чертов бык… Рафи почувствовал, как рядом оказался хозяин.
— Луис плох, — сказал он. Рафи снова выругался.
— Мы нашли лекаря, но…
— Будем надеяться, — сказал Рафи.
— Да. Больше делать нечего.
— Что там на арене? — спросил Рафи. На слух он определил, что новому матадору приходится туго.
— Парень боится. Здорово боится, — ответил хозяин. — Бык еще совсем свежий…
— Я слышу.
Им приходилось говорить громко, чтобы услышать друг друга за ревом толпы. Непонятно было, довольна она тем, кто сейчас противостоит быку, или нет.
— Бык большой? — спросил Рафи.
