югу. Парус, потеряв ветер, заполоскал, и движение баркаса несколько замедлилось. Север начал еще быстрее работать веслами, не сводя взгляда с плавника. Лодка описала плавную дугу. Так же плавно повернула и акула.
Север повернул лодку еще южнее, собираясь замкнуть круг. Ветер смолк окончательно, и теперь ему приходилось полагаться только на свои силы. Он греб мощно и размеренно, стараясь не сбить дыхание и не думать о пугающей иррациональности этой гонки. Акула, будто разгадав его замысел, повернула чуть резче и пошла параллельно лодке по меньшему кругу.
Когда, по его расчетам, круг замкнулся, Север большими зигзагами повел лодку на восток. Он неожиданно менял направление и скорость, но акула шла за ним, словно привязанная. Она ни разу не нарушила выбранную дистанцию и ни разу не сбилась с курса. Ее будто направляла чья-то воля. Когда она подходила слишком близко к лодке, она по пологой дуге отклонялась влево, делала большой круг, а потом снова заходила в кильватер баркасу, но уже на приличном расстоянии.
Гонка продолжалась и после захода солнца. Север плыл по звездам. Его подгонял страх. Он боялся даже подумать о том, чтобы остановиться. Сразу вспоминались прошлая ночь и почти бесшумное, но явственно ощутимое скольжение огромной тени рядом с лодкой.
Звезды сияли все ярче, луна поднялась до высшей точки, а Север по-прежнему методично погружал весла в воду. Руки налились свинцом, стертые ладони горели, пот и соленые брызги разъедали глаза, спина одеревенела. Смертельно хотелось пить. Но Север продолжал грести.
Плавника было не видно, но Север знал, что акула поблизости. С наступлением темноты она подошла ближе к лодке, и тихие всплески раздавались время от времени совсем рядом. Он уже не надеялся уйти от преследователя. Он хотел лишь находиться в движении. Так ей будет сложнее атаковать.
«Мне нужно продержаться лишь эту ночь и следующий день. Завтра вечером я должен быть в порту. Всего-то ночь и день. И я спасен», — думал Север. Мысли текли медленно. Больше всего на свете ему хотелось напиться воды и уснуть. Но инстинкт самосохранения гнал его вперед. Силы медленно таяли. Взмахи весел становились все реже и реже.
Сон одолевал. Иногда Север будто скользил по нечеткой границе сна и реальности. Ему слышался тихий голос старика, всплывали в памяти печальные и серьезные глаза мальчика. Время от времени он начинал разговаривать сам с собой, но, очнувшись через минуту, не помнил ни единого слова.
Акула не отставала. Пару раз Север почувствовал легкий удар. Что-то толкало лодку под днище. Страх придал ему сил.
— Я смогу, — прошептал он, — я доберусь до города, а потом, если понадобится, пойду дальше, хоть всю Землю пройду, но найду птицу. И тебе, — тут он повысил голос, обращаясь к акуле, словно она могла слышать и понимать его, — тебе меня не достать!
И будто в ответ на эти слова лодку потряс удар. Он был гораздо сильнее, чем все предыдущие. Север с удвоенной энергией налег на весла.
Он греб, ориентируясь по звездам, стараясь не сбить дыхание и не сбавить скорость. Он греб, не обращая внимания на жжение в измученных мышцах рук и спины. Страх был сильнее, чем усталость и боль.
— Старик говорил «принять вызов»… К черту! Мне попросту не остается ничего другого! — он говорил громко, почти кричал. Так ему было легче не думать о том, что в темноте за ним по пятам шла смерть.
— Мне никто не оставил выбора. Меня никто не спрашивал, хочу ли я, умирая от усталости, уходить от свихнувшейся акулы! Меня никто не спрашивал, хочу ли я терять память! Как я могу не принимать вызов! Меня обрекли на эту борьбу! А я вовсе не хочу бороться. Я хочу жить спокойной жизнью, в которой меня не будут на каждом шагу поджидать опасности, лишения и боль! Теперь я понимаю, почему старик говорил «ты ДОЛЖЕН принять вызов». Конечно, должен! Иначе меня попросту не будет!
— Да, — ответил он сам себе, — но ты мог остаться в хижине рыбака. Ты сам принял решение идти на поиски своего прошлого. Или ты мог отправиться по суше, но ты предпочел более короткий путь.
— Если бы я знал, что так все обернется!
— Тогда ты не сделал бы и шагу. Ведь все равно, рано или поздно, так или иначе — ты умрешь… И здесь у тебя нет выбора — жить или умереть. Ты лишь выбираешь, как именно ты умрешь.
— Но я не хочу умереть вот так, в пасти громадной рыбы, которая растерзает меня и сожрет.
—Тогда не трать силы на эти крики, а борись. Принимай вызов и не ной, не жалуйся и не давай оценок. Как только ты задал себе вопрос:
«Почему получилось так, а не иначе?» — ты обречен. Просто делай то, что ты решил делать, со всей страстью, которая живет в сердце. Лишь так у тебя есть шанс выжить сейчас.
Северу казалось, что он разговаривает не сам с собой, а со старым рыбаком. Он почти слышал его низкий голос. Как бы он хотел, чтобы сейчас старик был рядом. Уж он-то знал бы, что делать, и не испугался бы. Он обязательно придумал бы способ уйти от акулы.
— Но ты один, — снова сказал он сам себе, — ты один и можешь рассчитывать только на себя, на свою волю, силы, мужество. Все остальное сейчас — труха, о которой не стоит даже думать. Смерть в двух шагах от тебя. Она может в любую секунду прикоснуться к тебе. Не трать эти моно веяния, может быть последние, на всякую ерунду вроде жалости к себе. Пусть, если уж тебе суждено умереть сейчас, твой последний поступок в этом мире будет достойным.
Север стиснул зубы до боли в висках. Он продолжал грести, хотя уже почти не чувствовал рук. Они были словно выструганы из дерева. Но он усилием воли заставлял их сгибаться и разгибаться, сгибаться и разгибаться… И так снова и снова, раз за разом.
Лопасти весел, взлетая над водой, поблескивали в лунном свете. И Северу казалось, что этим коротким тусклым вспышкам не будет конца. Как не будет конца этой ночи и погоне.
Когда сил уже не осталось, а сердце было готово разорваться от бешеной нагрузки, Север почувствовал на взмокшем лице легкое дуновение ветерка. Не теряя ни секунды, он поставил парус. Поначалу от этого было мало проку. Парус бессильно висел, ничуть не помогая гребцу. Но постепенно ветер усилился, и лодка побежала быстрее. Наконец Север смог выпустить из рук весла и напиться. Акула не отставала, но скорость у лодки была слишком велика для того, чтобы акула могла причинить ей какой-нибудь вред.
Стало светать. Теперь Север мог различить в полутьме черный треугольник плавника, кружа щей вокруг лодки. Но когда солнце поднялось повыше и окрасило морскую гладь в красный цвет, он сделал последний круг, словно прощаясь, и скрылся в глубине.
Север устало привалился спиной к борту и закрыл глаза. Будь что будет, но он должен немного поспать. Он выиграл эту схватку. Что-то подсказывало ему, что днем он будет в безопасности. До вечера он должен во что бы то ни стало добраться до порта. Акула появится в сумерках.
III
Ветер крепчал. Небо, которое Север раньше видел только бездонно-синим, быстро затягивали тучи. Похолодало. Море посуровело, стало свинцово-серым.
По расчетам Севера, при таком ветре плыть ему оставалось около двух суток. Совсем немного. Только бы погода окончательно не испортилась. Он то и дело с тревогой поглядывал на небо. Выстоит ли лодка? У него не было возможности проверить, насколько хорошо она справляется с большим волнением. Стоит появиться течи, и все… Лодка может попросту развалиться на куски.
Север сжал губы и плотнее запахнул куртку, которую ему сшила жена рыбака. О том, чтобы грести, не могло быть и речи. Волны были слишком большими, с белыми барашками на гребнях, — верный признак того, что ветер близок к штормовому.
«Почему рыбак не предупредил меня, что возможен шторм? Он хорошо знает море, а значит, наверняка мог заранее предсказать погоду. Почему он промолчал? Хотя… Ведь он говорил про шторм. Он хотел подготовить меня. Но я не обратил на его слова внимания. Да, ту историю он рассказал не просто так. Только я был глуп и не понял ничегошеньки. А теперь мне остается только молить море о пощаде».
Север сделал глоток воды, чтобы не так тошнило.
«Но при чем тут я? При чем тут мое непонимание? Рыбак мог сказать прямо, что погода испортится. Я бы повременил с отплытием Переждал бы…»
— Эх, старик, — сказал он вслух, — твоя любовь к иносказаниям и загадкам может стоить мне жизни. Впрочем, что тебе с того? Так же как и небу, и морю… Моя смерть и моя жизнь — это моя забота. И только
