Показания д'Астье де ля Вижери
Это был первый свидетель, чьи показания не вызвали ни одного смешка. Как француза и резистанта, если с ним и невозможно было согласиться, то его возможно было понять. Он говорил, что интервью Кравченко, данное в апреле 1944 года (когда он порвал с советской властью), могло разделить союзников, и если бы оно было дано, например, в Алжире (где д'Астье был при министерстве внутренних дел), то его автор был бы арестован.
— Так мне говорили мои коллеги по министерству, а также некоторые англичане.
Мэтр Изар: Можете ли вы их назвать?
Д'Астье: Нет.
Свидетель считает, что то, что Кравченко говорил, генерал Власов делал. Зато он тоже написал книгу «Я выбрал виселицу». (Как известно, книга эта — апокриф.) Затем д'Астье чернит издателя Кравченко, Сельфа, называя его «крупным банкиром».
Мэтр Изар: Правда ли, что вы принадлежите к партии, родственной коммунистической, которая насчитывает 14 членов?
Д'Астье: Да, это правда.
Комический инцидент
Цель «Лэттр Франсэз» доказать, что Кравченко не умеет писать по-русски и не мог написать свою книгу.
Мэтр Нордманн спрашивает Кравченко: печатал ли он вообще что-нибудь когда-нибудь в России? Да, Кравченко печатал статьи по разным вопросам. А с какого языка переводились его книги в 22 странах? С американского.
Несмотря на то, что к делу приложены фотокопии русской рукописи, мэтр Нордманн сомневается, что Кравченко способен что либо написать по-русски.
Председатель: Не хотите ли вы сказать, что г. Кравченко и не говорит по-русски?
Но вот выводят нового свидетеля: это Перюс, профессор русского языка Клермон-Ферранского университета. Он держит в руках вырезку «Нового Русского Слова» от апреля 1948 г. Там — не то статья Кравченко, не то — интервью с ним. Написано все на таком русском языке, который сразу выдает, как утверждает Перюс, безграмотность автора. (Зал слушает профессора Перюса с напряженным вниманием). Профессор приводит три примера:
— Во-первых, тут написано «они обвиняют». Так по-русски не говорят. По-русски никогда местоимение не ставится перед глаголом, надо сказать «обвиняют». Во-вторых: слово «апеллировать» пишется через одно «п» и два «л». Здесь же написано через два «п» и одно «л»[2]. В третьих, тут сказано «граждане своих правительств», — так по-русски нельзя сказать…
К сожалению, не говорящие по-русски не могли по достоинству оценить показание этого свидетеля.
Еще французские свидетели
Г. Ланг, председатель Федерации комбатантов и депортированных, Союза резистантов и военнопленных (коммунист), пространно рассказывает о том, как в Германии, во время войны, русские не шли работать к немцам.
— Те, кто становились эс-эсами затем стали ди-пи, — сказал он. — Русские люди любят свое отечество и жертвуют своей жизнью за него. Те, кто выбирают, якобы, свободу, выбирают предательство.
Мэтр Изар устало машет рукой. Не в интересах Кравченко затягивать процесс. Но к этому, видимо, стремится противная сторона.
После г. Ланга выступает известный полковник Маркье, смещенный со своего поста в свое время, когда он дал в Москве пресловутую пресс-конференцию по поводу Борегара и высылки советских патриотов из Парижа.
Мэтр Изар: Какое наказание понесли вы за это?
Маркье: Тридцать дней крепости.
Мэтр Изар: Судя по «Юманитэ», в Болгарии за это расстреливают.
Вторично пришедший давать показания Жолио-Кюри опять не был выслушан. Будет ли он вызван в понедельник, или обойдутся без него? Прибудут ли, наконец, советские свидетели? На эти вопросы пока ответа нет.
Следующее заседание — 31 января.
Четвертый день
Четвертый день процесса был посвящен допросу свидетелей со стороны Кравченко.
Перед началом заседания, в громадном холле Дворца Правосудия можно было видеть приехавших из Германии «перемещенных лиц», одного из которых внесли на носилках.
Перед Дворцом Правосудия, на набережной, стоял привезший невозвращенцев из отеля «Сен-Ромэн» громадный, голубой автокар.
В 1 час дня — все на своих местах: адвокаты, журналисты, истец, ответчики и трое переводчиков: личный переводчик Кравченко (парижский житель), переводчик трибунала, г. Андронников, и переводчик, приглашенный «Лэттр Франсэз» для проверки официального переводчика — г. Зноско-Боровский (сын известного шахматиста).
Мэтр Изар, адвокат Кравченко, отсутствует по болезни. Мэтр Гейдман заменяет его. Рядом с ним — его помощники: мэтры Альперович и Эспиноза.
Прежде чем вызвать первого свидетеля, адвокат «Лэттр Франсэз» желает задать Кравченко несколько вопросов.
Нордманн: Я хотел бы знать, кого видел Кравченко между тем моментом, когда он покинул советское посольство в Вашингтоне и тем временем, когда он (через два дня) дал «Нью-Йорк Геральду» свое интервью? (Апрель 1944 г.). Кто был посредником между ним и журналистами?
Кравченко: Было несколько интервьюеров, не только от одной газеты. Их привел тот человек, который им переводил мое интервью. Я могу его назвать только суду, но не при публике.
Нордманн: В 48 часов все было организовано. Это доказательство, что секретная полиция Америки все уже знала.
Кравченко: Нордманн играет крадеными картами. Идея интервью была мною продумана много времени до этого.
Нордманн: Все это невероятно! Америка находилась в войне. Полиция должна была знать все о Кравченко.
Кравченко: Американская полиция мною не интересовалась, но советская заинтересовалась очень скоро.
Мэтр Гейцман: Вспомним, как был убит Троцкий!
