Гомера - со слов Вовки получается настолько эпический подвиг, что куда там авгиевым конюшням!
Приданные салабоны конечно ни на что не оказались годны. Это и понятно - пахать на чужого дядю отправляют не самых лучших. Конечно, по уму там еще мыть и мыть, но во всяком случае уже можно в БТР ехать, не особо боясь перемазаться в жиже из крови и сала с всякими включениями еще более неаппетитного характера.
Машина не новая, но и не сильно потрепана. Боекомплект практически полный - и для КПВТ и для ПКТ. В мешке для гильз - пара десятков пустяшек от крупнокалиберного было, да на полу в жиже попадались гильзы от ПК. Тряпки и огрызки обуви Вовка не смотрел - это Серега разбирался.
Серега, грустно оценивший понесенные потери в бутылке заметил, что по его мнению в машине было четыре человека и водитель. Водитель успел удрать - вполне возможно, что и укушенным, а вот остальные - по рваным шмоткам Сережа решил, что там был рослый мужик - ботинок 44 размера - женщина средних лет - подметки от сапожков 38 размера и две девушки или девочки - тряпки насколько разобрал молодежные и остатки кроссовок. С размерами кроссовок разобраться не вышло, но не детские, это точно. Крупных костей не попалось, так, мелкие осколки...
- Получается так, что с трех человек морфуша разожралась.
- Сидячий образ жизни. Нарушение обмена веществ. Да может и была толстой.
- Сережа, а по тряпкам там с размерами разобраться нельзя было?
- Нет, Николаич, у меня не получилось. Не силен я в этом. Не барсучьи же следы или там заячьи... Это вон лучше любой женщине показать - они лучше скажут. Мы тряпки отдельно сложили и велели не трогать.
Интересную беседу нарушает явившийся Семен Семеныч.
Задумчиво предлагает ехать спать.
И в два приема кумпания оказывается в 'кубрике'... Николаич делит смены и все, кроме часового, валимся как в омут...
Последнее, что слышу - тихое бурчание своего соседа Саши:
- Козла-то им зачем было стрелять...
Постапокалипсис на http://www.bookflash.ru
Седьмой день Беды.
В джунглях жарко и сыро. И душно. Роскошными игрушками порхают здоровенные бабочки и попугаи. Немного странно, что и бабочки и попугаи практически одинаковы по размерам. Но смотрятся они на сочном зеленом фоне листьев, листочков и листов - и листищ - роскошными пятнами, очень гармоничными, что часто бывает в природе, когда плохо сочетающиеся на холсте или бумаге цвета легко уживаются в оперении попугая или раскраске насекомых... Солнце бьет в глаза и пятнает тенями зеленое буйство вокруг.
Не могу понять, куда делись кумпаньоны - вроде бы они должны быть рядом, но я никого и не слышу и не вижу. Зачем-то я тащу в руках тостер с волочащейся за ним вилкой на шнуре. Белый шнур, белая вилка.
Тостер необходим. Это я точно знаю. Просто уверен. Совершенно железно.
Впереди мелькает человеческий силуэт.
Спешу, как могу, но ноги словно проскальзывают, и двигаюсь я медленно - медленно.
Силуэт приближается и я четко вижу, что это женщина, причем молодая.
Олька!
Точно, ее спина. Правда, волосы почему-то длинные, а у Ольки всегда под мальчишку стрижка. О, это отлично, что встретились. Видно ей как-то удалось добраться из Хибин.
Эй! - хочу ее окликнуть, но глотка пересохла и получается тихо и сипло.
Она впрочем, услышала - и поворачивается, неожиданно оказавшись совсем рядом.
Нет, это не Олька. То есть и Олька тоже, но больше та девчонка с крысом на плече.
Мертвая девчонка - Олька с мертвым взъерошенным крысом.
Пушистые волосы сбились в паклю жгутами, как у наших недоделанных уиггеров, лицо сохранило приятный изящный абрис, но щеки смякли, кожа полупрозрачная как грязный воск и на обнаженной груди отвратительная сетка зеленых трупных вен... Страдальческий оскал полуоткрытого рта с обсохшими зубами медленно меняется на мертвую улыбку, глаза широко открываются - узнала меня!
Деревянно протягивает в мою сторону тонкую руку с крошечной ранкой на указательном пальце, отчего мертвая и какая-то мятая грудь - обвисшая и с трупными пятнами вздергивается совершенно нелепым рывком - и я прекрасно понимаю, что сейчас дохлый крыс со слипшейся шерстью проскочив по ее руке своим мертвецким скоком прыгнет мне в лицо.
- Наконец - то созрел для ночных поллюций? Можно поздравить? - радостно спрашивает меня братец.
- Не - с трудом шевелю пересохшим языком - это Оле Лукойе недоглядел. Всучил мне твой профессионально ориентированный сон!
- А что приснилось? - с интересом спрашивает с другой стороны Саша.
- Мертвая голая девушка с мертвой крысой на плече.
- Жалкий извращенец-подражатель. Считаешь, что если мне приснятся толпы обдриставшихся и взахлеб орущих младенцев - то это будет твой сон?
- Обязательно! - тут я уже немного прихожу в себя и вижу, что свет горит, наши ребята уже большей частью встали и собираются.
- Ладно, вставай. Тут рукомойник один, так что уже толпа собралась.
- А Николаич где?
- Пошел уточнять, что там нам светит. А Володька - к БТР похрял.
- А насчет завтрака что?
- Ты глаза разлепи сначала...
Cовет хороший. Разлепленные глаза показывают довольно идиллическую картину - наши уже проснулись все, я последний валяюсь, как ненужная вещь. Кряхтя и потягиваясь, встаю. Это монументальное событие остается незамеченным публикой. Озадаченный Дима с Ильясом рассматривают вчерашнюю малопулечную снайперку, Братец копается в какой - то рыхлой исписанной и исчерканной тетради, совершенно антисанитарного вида, Саша роется в вещмешке, а Серега то ли сочиняет стихи, то ли просто дремлет с открытыми глазами, прислонившись к стене и скрестив на груди руки, как и положено романтическому, влюбленному герою. Непонятно, куда делся Семен Семеныч - ночевал он с нами, ну да, скорее всего - в больницу уже побег, к сыну.
Чтоб добраться до рукомойника, приходится вылезать на улицу и стучаться к соседям. Открывают не сразу и общее впечатление, после того как под строгие окрики - Дверь закрывай, не май месяц! - проскакиваю внутрь - довольно диковатое. Народ тут сидит буквально как лягушки в банке. Под строгими взглядами торопливо плещусь в холодной воде, вместо чистки зубов скорее обозначаю это действо и поскорее возвращаюсь в наши хоромы. Да у нас тут хоть балы закатывай - так просторно в сравнении с соседями.
- Кстати, братец! Ты вчера грозился пересказать мне все, что я пропустил на семинаре.
- Легко. Садись - слушай! Что-то ты изумился?
- Да был уверен, что ты начнешь отбрехиваться, говоря - да ты и сам врач и так все знаешь...
- Э, какой с тебя врач! Короче - слушай мудрую мудрость наимудрейших и умудренных мудростью мудрых.
Братец вертит в руках свою замусоленную тетрадищу, по-моему даже переворачивая ее вверх ногами, хотя кто ее поймет - где там у нее верх, а где низ.
