Разведка боем

Морроны покинули лесную опушку одновременно и не успели сделать по полю пяти-шести шагов, как в душе у обоих возникло одно и то же неприятное чувство незащищенности. Они прямиком отправлялись в становье врагов и, несмотря на все их приготовления, могли рассчитывать лишь на Счастливый Случай, который так же капризен и своенравен, как его родная сестричка Удача. Если наемники заметили бы парочку, а затем признали бы в них чужаков (темнота все же давала какой-то шанс сойти за своих), то притворщикам не удалось бы ни убежать, ни отбиться. Им оставалось лишь умереть; пасть в бою достойно, но по большому счету бессмысленно.

Страх уходит, а опасения отступают, когда наступает пора действовать, когда во стократ обостряются все чувства, а мозг направляет все без остатка силы на слежение за то и дело меняющейся ситуацией. Первые двести шагов по открытому полю морроны прошли беспрепятственно, во многом благодаря тому, что не сводили глаз с медленно приближавшихся, как будто растущих огней костров. Как только в лагере происходило какое-то оживление и слышались голоса, легионеры тут же меняли направление движения и, быстро удалившись на пятьдесят-шестьдесят шагов в сторону, тут же залегали в ожидании, пока волнение среди воинов стихнет. Так было трижды, и каждый раз тревога оказывалась ложной, а отходной маневр напрасным. Но, как известно, «Береженого бог бережет!», уж лучше перестраховаться, чем вовремя не среагировать и позволить себя изловить. Впрочем, настоящая беда, как водится, пришла незаметно и нежданно; мгновенно обрушилась на головы товарищей, когда уже нельзя было ничего изменить, а оставалось лишь уповать на милостивое вмешательство высших сил.

Фигурки воинов, восседавших и лежавших возле костров и, слегка пошатываясь, расхаживающих между палатками, стали уже довольно большими, а до чисто символической границы походного лагеря, обозначенной лишь шестами с мерно трепыхавшимися на ветру флажками, было не более тридцати шагов, когда Дарк внезапно заметил перед собой какое-то движение. Ни свернуть, ни лечь на землю застигнутые врасплох морроны не успели, поскольку уже в следующий миг их изумленным взорам предстала четверка иноземных воинов, как будто выросших из-под земли. Тюрбаны на головах вместо шлемов и объемистые, не сковывающие движений рук халаты, поверх которых были надеты кирасы, наручи и прочие элементы брони, не оставляли сомнений – дозорные были не с севера, а из далеких и жарких южных земель.

«Хоть в этом свезло! – подумал Аламез, мгновенно избавившийся от кольнувшего его страха. – Для намбусийцев, кервербийцев и прочих эфиолов все северяне на одно лицо!»

– Пароль! – произнес с жутким, режущим слух и одновременно вызывающим смех картавым акцентом один из стражей, а остальные, не сговариваясь, взялись за оружие.

– Пущай, рожа чумазая! – грозно нахмурив брови, прогнусавил Грабл по-шеварийски, нарочно исказив чужой язык грубым, как будто рубящим слова на части топором северным говором, которого он вдоволь наслушался во время скитаний по лесу и поэтому сумел довольно точно воссоздать.

– Ночь… в лес ходить нельзя! Лагерь покидать нельзя! Приказ ратоводца Лоргиса! Пароль! – настаивал на своем бесспорно знавший службу наемник-южанин.

Похоже, Граблу удалось довольно хорошо скопировать речь вольногородцев, а иначе… иначе разговоры уже не велись бы. Дарк стоял неподвижно, стараясь не провоцировать резкими движениями двух целившихся ему в грудь из лука эфиолов, а тем временем пальцы левой руки моррона, которую он держал у пояса за спиной, крепко сжимали рукоять приготовленного для броска охотничьего ножа. Аламез понимал, что не сможет опередить лучников и увернуться от стрел на таком близком расстоянии. Он хотел метнуть нож не в туго натянувших тетивы стрелков, а в четвертого намбусийца, стоявшего чуть правее своего командира, уже поднесшего к губам тревожный рожок и ожидавшего лишь приказа, чтобы в него дунуть. С дозорными легионеры смогли бы совладать, даже получив серьезные ранения. Они боялись другого, а именно, что рев рожка всполошит лагерь.

– Ну, чо ты прицепилси?! Чо злющий такой?! – обиженно проворчал Зингер, быстро вжившийся в роль северянина и еще не потерявший надежду, уладить все миром. – Ну, да, да, самовольно из становья ушли! С голодухи животы сводит, уж больно харч поганый! Весь день в трудах натужных провели, вот и решились с дружком в лесок за кабанчиком сбегать. Кабер, не жадничай, покажь трофею!

Дарк сразу и не понял, что лицедей Зингер обращается именно к нему, но через пару секунд исправился. Так и оставив за поясом нож, Аламез снял с плеча два скрепленных между собой лоскутной веревкой увесистых кабаньих окорока, которые они прихватили совсем для иных, отличных от чревоугодия иль подкупа целей, и бросил их наземь, под ноги намбусийцу.

– Вот вишь, брита башка, чем разжились! – продолжил переговоры со стражем Грабл, конечно же, не заметивший во тьме, как разгорелись глаза соскучившегося по хорошему куску жареного мяса южанина, но зато сумевший вовремя смекнуть, что прокормить большое войско – дело хлопотное и что, скорее всего, стоявшие под Кенервардом наемники не голодали, но недоедали. – Коль сговоримся по-доброму, коль сволотой кляузной не окажешься, так расскажу, где в леске тушку прикопали!

– Пост… уходить нельзя! – давясь слюной, ответил старший дозорный, а затем быстро нагнулся и подобрал связку из двух окороков. – Это мы себе оставлять… марш к отряду! Через час сюда же придешь. Старшой обходом пройдет, мы в лес пустим. До смены караула еще ходку сделаете… то все ваше!

– Тварь ты! Ну, погодь, вот наш черед службу нести придет! – пригрозил Грабл, но все же, сплюнув на землю и тут же кивнув в знак согласия, неспешным шагом, вразвалочку, направился к кострам. – Пошли, Кабер! Пущай подавятся, пущай им наше мяско поперек глоток встанет да меж зубов позастрявает!

Аламез был поражен. Он не ожидал, что переговоры пройдут так быстро и гладко. Нет, конечно же, глупо было бы предполагать, что часовые откажутся от мзды, да еще в виде вкусного, свежего мяса, но ведь командир дозора мог поступить и по-иному: окорока просто забрать, а их обезоружить, повязать и, как полагалось по долгу службы, отвести в палатку дежурного командира. Ошибка Дарка крылась в том, что он никогда тесно не общался с братией вольных наемников и не ведал негласных законов, по которым жили платные головорезы, ставя уставы, положения, предписания, приказы и прочие причуды нанимателей на второе, если не на менее значимое место. Если бы намбусиец поступил согласно распоряжению полковника и арестовал парочку нарушителей, то, возможно, получил бы вознаграждение за верную службу, но зато точно приобрел бы множество врагов как среди северян, так и своих же соотечественников. Доносчики и офицерские прихвостни не уживаются в рядах своенравных наемников; их жизнь коротка и длится лишь до первого боя, когда ее внезапно обрывает нож в спину или вонзившееся сзади под ребра копье…

Оставшийся путь до рва, надо сказать, не такой уж и длинный, прошел, как нож по маслу: стремительно и без злоключений. Морронам повезло, ведь они вышли к кострам и палаткам сводного отряда, состоявшего из наемников, прибывших со всех уголков земли. Так уж водится, что земляки стараются держаться с земляками, а если воинство состоит на три пятых из грозных северян да на одну пятую из эфиолов из южных земель, то и филаниец становится сородичем виверийцу!

Большинство воинов спало по палаткам, даже не снимая доспехов и с оружием под головой. Те же, кто еще бодрствовал, пили вино и о чем-то тихо перешептывались возле костров. До двух неряшливых, чумазых вольногородцев, куда-то ночью ходивших и теперь возвращавшихся к своему отряду, никому не было дела. Правда, Дарк приметил, что парочка отдыхавших все же недоверчиво покосилась в его сторону. Вояк смутило количество оружия на поясе моррона, его немного растерянный вид и странный то ли мешок, то ли кожух, висевший за спиной. Однако дальше подозрительных взглядов дело не зашло. Наемники не тот народ, чтобы совать носы в то, за что им не платят звонкой монетой, и проявлять любопытство, когда о том никто не просит.

Лишь у самого берега рва морронам пришлось поспешно укрыться в одной из палаток, прячась от взгляда неусыпного часового, несущего вахту на палубе ближайшего корабля. Воин-вольногородец заподозрил неладное, увидев двоих соотечественников среди палаток тех, кого дружинники с севера иначе как сбродом не величали. Охранник приблизился к борту, оперся о него руками и собирался окликнуть заплутавших земляков, а возможно, и о чем-то важном спросить, однако не успел открыть рта. Морроны уже скрылись за пологом палатки, где их встретили удушливые ароматы основательно пропитанных потом одежд и упоительный, многоголосый, хоровой храп.

Пребывание в палатке, в общем и целом, прошло удачно и без осложнений. Из шести спящих только один приподнял голову с набитого сеном мешка, заменявшего подушку, но открыть сонных глаз как следует не успел. Могучая ручища Грабла крепко впилась ему в горло и тут же снова погрузила в сон, но на этот раз вечный. Отсидевшись немного среди дурно пахнущих лежаков и столь же зловонных тел, морроны