– Я должен был определить это по следам, – пробормотал он. – Ведь ночью шел дождь… Когда дождь начался?
Большинство считали, что дождь начался около полуночи. Медик посмотрел также на меня.
– Кажется, вы что-то вспоминаете? – спросил он меня.
– Да, – ответил я. – Дождь начался в первом часу.
– Откуда вы знаете?
– Я еще не заснул. И видел, как падали первые теплые капли. Вместе с тем, дамы и господа, хочу сообщить, что между одиннадцатью и половиной двенадцатого я шел через плато.
– Вы что-нибудь слышали?
– Где-то очень далеко слышал тарахтенье коляски. И все.
– Вы возвращались из усадьбы Гарнесов?
– Да. Возвращался из усадьбы… А кто видел лесничего последним? – неожиданно спросил я.
Отвечали мне по-разному.
Кто-то видел его в последний раз за ужином. Хозяйка отеля-пансиона сообщила, что обратила на него внимание, когда он через час направился к себе в комнату. Одна из дам видела, как он в костюме лесничего с ружьем па плече в половине десятого собрался выходить из отеля. Он вежливо поклонился даме, потом сказал несколько слов о том, что скоро пойдет дождь. Лесничий показал на небо: «Вы только взгляните. Все небо покрывается тучами! Ветер гонит дождевые тучи!»
– А вы? – обратился ко мне студент-медик. – Может, вы видели его еще позже?
– Лесничего Блинда я видел в последний раз в половине одиннадцатого, – ответил я.
Я рассказал, что произошло минувшим вечером. Изложил, как случайно видел Блинда, покидавшего дом усадьбы Гарнесов и затем скрывшегося где-то на плато. Все это я передал с большой осторожностью, ни словом не обмолвившись, что покойный выходил из комнат фрёкен Хильды. Когда я закончил рассказ, мои слушатели долго сидели молча, с задумчивым видом. Дамы несмело переглядывались.
– Странно, что вас не впустили в дом, – заметил студент-медик. – Как-никак молодой Гарнес – человек очень общительный.
– У меня создалось впечатление, что в доме происходило что-то необычное, – сказал я. – Управляющий выглядел смущенным, а его голос, когда он запретил мне входить в дом, был очень решительным. Знаете, полное несоответствие… Мне показалось, что в это время я был весьма нежелательным гостем. Кстати, мне показалось, что дело тут даже не в моей особе.
– Вы считаете, что в усадьбе что-то происходило?
– Да, считаю.
– Но вы не заметили ничего чрезвычайного?
– Нет, не заметил. И не слышал. Но в связи с тем, что свет появлялся в различных комнатах, в каком-то, так сказать, беспорядке, я сделал вывод, что в доме неладно.
Тотчас студент-медик предположил, что смерть лесничего могла иметь связь с тем странным беспокойством, которое наблюдалось в этой обычно совершенно спокойной усадьбе.
– Как вчера вечером Блинд выглядел? Был ли он взволнован?
– Вроде бы нет, – ответил я. – Он, как обычно, был спокойным, на лице никакого волнения. Он остановился в десятке шагов от меня у большой груши, закурил трубку, пламя спички осветило лицо, и мне было хорошо видно его выражение. Нет, он был совершенно спокоен…
Весь полдень разговор кружился вокруг этой темы. Загадочное преступление вызывало у собравшихся такое возбуждение, что вновь и вновь задавались те же самые вопросы, а воображение рисовало все новые картины. Скорее всего в головах возникали самые неправдоподобные предположения. Дамами овладела такая ужасная нервозность, что они не могли нормально есть, пренебрегали изысканными блюдами, отставляли наполовину недопитые стаканы с молоком. До такой степени напугал их разговор об убийстве.
Что искал лесничий в такую позднюю пору в усадьбе Гарнесов?
В глазах дам появился таинственный блеск, сдержанные улыбки как бы давали понять, что они знают нечто такое… и воображение мчалось вперед на полных парах. Лесничего много раз видели с фрёкен Хильдой. Один Бог, знает, зачем Блинд столько времени сидел над морем, если не для того, чтобы встретить фрёкен Хильду – а ведь его ждали леса, в которых он привык бродить. Я намеренно не называл имени фрёкен Хильды, так как знал склонность дам к спекуляции на известную тему. Поэтому и не сообщил о том, как Блинд вышел из ее личных комнат в половине одиннадцатого вечера.
Дамы зря надеялись, что я расскажу что-нибудь о любовном романе. Но все же они убеждали в этом студента-медика. И когда вечером разнесся слух, что по дороге проедет фрёкен Хильда, на веранде забурлило от дам и господ, которые толпились, стремясь увидеть героиню дня.
Фрёкен Хильда проезжала в четырехколесной коляске. В коляске она была одна и ехала быстро. Вожжи она держала натянутыми и все время смотрела прямо перед собой. На голове у нее была надета белая шапочка из фланели, которая была прикреплена к густым бронзовым волосам длинной булавкой. Эта булавка с позолоченной головкой бросалась в глаза. Привлекало внимание и лицо самой фрёкен Хильды. Она была бледнее обычного, лицо было так напряжено, что казалось, она вот-вот заплачет. Она очень спешила, коляска свернула вправо и исчезла в клубах пыли.
– Поехала к ленсману, – сказал кто-то. – Там живет ленсман.
Пять минут спустя Хильда снова проехала в коляске по дороге, но уже в противоположном направлении. На этот раз она была не одна, в коляске сидел ленсман. В руке Хильда держала кнут. Лошадь обливалась потом.
