Теперь ступайте к некой даме, Взалкавшей помыкать мужьями, И предложитесь — вдруг нужны Ей для престижа вы, штаны; Пускай не очень вы опрятны, Обязанности все ж приятны, Поскольку скроете от всех Поболе вашего огрех. А если в дни удачи бард, Рифмуя, загребет мильярд И задаваться станет он, Окружевлен и оживлен, Как призрак, встаньте на виду — Напомните ему нужду — Не золото, мол, не блести, Мол, меру научись блюсти. Так царь Филипп, что лучших правил Был, и у македонян правил, Страшась объесться сластью власти В ее руководящей части, С утра юнца к себе водил, Чтоб человека в нем будил. Не то бы — оплошал Филипп, В бесчеловечность то бишь влип.

ПРИМЕЧАНИЯ

Роберт Бернс

Русские читатели впервые узнали Бернса как автора «Субботнего вечера поселянина» в начале XIX века.

С легкой руки первых переводчиков Бернс был представлен певцом идиллической крестьянской жизни, поэтом-пахарем, играющим на досуге «на своей пастушьей свирельке».

Но тогда же в редакционной статье «Московского телеграфа» переводчику поэту Козлову напомнили, что Бернс «был пламенным певцом Шотландии, сгоревшим в огне страстей, а не простым поселянином, очень мило рассказывавщим о своем сельском быте».

К середине XIX века Бернса уже знали более широко.

В 1847 году о нем писал человек, чья поэтическая судьба больше всего напоминает судьбу Бернса: мы говорим о Тарасе Шевченко.

Он называет Бернса «поэтом народным и великим». Он говорит, что надо жить с народом, жить его жизнью, «самому стать человеком», чтобы этих людей описывать.

Он понял в Бернсе главное — его близость к народу, его понятность.

Еще позже, в 1856 году, Бернса стал переводить Михаил Ларионович Михайлов. Н. А. Некрасов прочел переводы Михайлова, — и хотя он через год опубликовал эти переводы в своем журнале, но они, как видно, казались ему не вполне отражающими гений Бернса. О нем он знал со слов Тургенева, которому и написал:

«…И вот еще к тебе просьба: у меня явилось какое-то болезненное желание познакомиться хоть немного с Бернсом, ты когда-то им занимался, даже хотел писать о нем: вероятно, тебе будет нетрудно перевесть для меня одну или две пьесы (прозой, по своему выбору). Приложи и размер подлинника, означив его каким-нибудь русским стихом (ибо я далее ямба в размерах ничего не понимаю), — я, может быть, попробую переложить в стихи. Пожалуйста, потешь меня, хоть страничку пришли на первый раз…»

Тургенев отвечает через десять дней:

«Я уверен наперед, что ты придешь в восторг от Бернса и с наслаждением будешь переводить его. Я тебе обещаю сделать отличный выбор и метр приложить: Бернс — это чистый родник поэзии».

«Тургенев, спасибо ему, взялся мне переводить из Бернса», — пишет Некрасов с радостью через несколько дней.

Но эти планы остались невыполненными. Бернсу пришлось ждать своего переводчика почти сто лет. Таким переводчиком для него стал С. Маршак. В 1941 году появляется книга «Английские баллады и песни» С. Маршака с большим циклом переводов из Бернса. С тех пор выходило еще девять изданий переводов С. Маршака из Р. Бернса, все более полных. Отмеченные высоким мастерством и большими поэтическими достоинствами, они приобрели заслуженную популярность. Переводы Р. Бернса, выполненные С. Маршаком, являются одним из образцов переводческого искусства.

Шотландские баллады

Слово «баллада» происходит от франко-норманнского слова «баллатис», до XV–XVI веков этот жанр народного творчества, особенно во Франции и в Италии, имел строгую форму, с определенными повторами и припевами. В XV веке французский поэт Франсуа Вийон достиг высокого мастерства в своих балладах, ставших образцом для многих поэтов.

Однако английские и особенно шотландские баллады несколько отошли от канонической формы и постепенно превратились в драматизированные, остросюжетные повествования, положенные на музыку. Ритмы этих баллад очень разнообразны, их лексическая ткань пронизана традиционными эпитетами, сходными с «неподвижными» эпитетами русского фольклора («добрый молодец», «красная девица»). В шотландских балладах не только повторяются многие «бродячие сюжеты», отраженные в фольклоре всех времен и народов, но в них особенно часто встречается пересказ реальных исторических событий — доблестных подвигов народных героев, боровшихся за независимость Шотландии. Понятно, почему интерес к этому поэтическому жанру особенно возрос к началу XVIII века, когда, как бы в ответ на политическое поражение и потерю независимости, в этой маленькой стране начался бурный расцвет науки, искусства, поэзии. Именно в XVIII веке стали выходить первые собрания старинных песен и баллад, любовно и тщательно отобранных уже не просто любителями, но знатоками-фольклористами, посвятившими себя этому нелегкому делу.

Одним из самых известных собирателей был поэт Аллан Рамзей (1684–1758). Он родился в Англии, но в ранней юности, оставшись сиротой, переехал в Эдинбург — на родину своего отца-шотландца. Рамзей сам писал стихи и за свою пастораль «Милый пастушок» заслужил прозвище «шотландского Горация». В его книжной лавке был настоящий клуб любителей шотландской поэзии; как и Роберт Бернс, Рамзей знал, кроме английского, и «шотландский диалект» настолько хорошо, что многие его произведения вошли в сокровищницу шотландской поэзии. Но особенно прославился Рамзей как собиратель старинных баллад и песен. Он находил их в рукописных списках частных коллекций, в так называемых «бродшитс» — старых лубках, и записывал, как и позднейшие собиратели, нигде не опубликованные баллады с голоса старых

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×