определенном стечении обстоятельств да сгодилось бы в работе. Если посетители кабинета увидели бы собранную в дорогу суму, то возникли б ненужные вопросы и слухи, которые непременно достигли б ушей Его Сиятельства.
Сколь ни верны руководителю сотрудники, а парочка осведомителей среди них всегда найдется. В третьей же исследовательской бригаде доносили практически все, а кто не доносил, тот по глупости да задаром сплетничал, давая вволю порезвиться своему игривому языку. А так присутствие в рабочем кабинете ученого дорожного предмета ничуть не вызывало подозрений. Его могли лишь обвинить в двух невинных проступках: в чересчур бережливом отношении к использованным расходным материалам да в чудаковатом подборе тары для хранения исписанных бумаг. Ни то ни другое, естественно, подозрений не вызвало бы, поскольку всем известно, что ученые весьма своеобразный народ, чьи поступки порой граничат с безвредным, комичным безумием. Например, Сонтерию было известно, что один из его помощников всегда сжигает черновики, причем все без разбора: как содержащие какую-то ценную информацию листы предварительных расчетов, так и обычные наброски ничего не значащих писем. Не раз удивлял ученого и главный эксперт одной из его лабораторий, пользующийся солидным авторитетом среди коллег и самостоятельно ведущий весьма ответственные исследования. Чудак всегда держал при себе шило, причем носил его в специальном мешочке из львиной кожи и непременно только в левом башмаке. Никто никогда не видел, чтобы он пользовался портняжным инструментом, но краешек чехла всегда торчал из его вечно грязной и рваной обуви. Кстати, сам факт неизменного ношения одной и той же пары стоптанных башмаков на протяжении целого десятилетия уже сам по себе казался достойным поводом, чтобы призадуматься о здравости рассудка их хозяина.
Как всегда быстро, почти незаметно, переместившись в свой тихий и уютный кабинет, Сонтерий не стал оглядывать его напоследок, проводя своеобразный ритуал молчаливого, тоскливого прощания, а тут же приступил к завершению сборов. Сняв со стены суму, он вытряхнул из нее на ковер ворох помятых, исписанных бумаг и, ничуть не заботясь о том, что кому-нибудь может прийти в голову покопаться в его черновиках, принялся складывать заранее приготовленные вещи, которых, собственно, было не очень много.
Первыми на дно сумы опустились два увесистых кошелька: один набитый золотыми монетами, а другой – презренными медяками. Как ты ни прорабатывай план, пытаясь учесть все факторы и обстоятельства, а во время бегства события чаще всего развиваются непредсказуемо. Сонтерий допускал, что может попасть в такие ситуации, когда выгодней прикинуться странствующим богачом, а когда и бродяжкой-бедняком, насобиравшим мелочь на паперти или заработавшим ее собственным горбом. Естественно, ученый предусмотрительно позаботился, чтобы в мешочек попали только шеварийские монеты, поскольку драгоценные кругляши, отчеканенные в других королевствах, могли бы вызвать подозрения и навлечь неприятности. Злато есть злато, и торговцы его всегда охотно принимают, вне зависимости от того, чья увенчанная короной физиономия смотрит на них с тыльной стороны: благообразное лицо собственного монарха или мерзкая образина враждебного тирана. Но стоит лишь покупателю покинуть лавку, купчина тут же посылает по его следу стражу, причем когда из страха, а когда исключительно из вредности.
После кошельков в дорожную суму погрузилось с полдюжины успокаивающе побулькивающих фляг, содержимое которых хоть и было жидким, но предназначалось вовсе не для утоления жажды и не смачивания пересохшего горла. К сожалению, ученый точно знал, что ему придется воспользоваться хотя бы половиной прихваченных с собой снадобий. Без них было невозможно выбраться из подземной цитадели, да и в ней толком не спрятаться. Как назло, план свершения акта предательства и последующего за ним бегства был несовершенен, как все, что составляется и рассчитывается при отсутствии точных сведений. В нем было много белых пятен, когда пришлось бы ориентироваться по обстановке, и план этот не подразумевал, что у Сонтерия будет много времени. При самом благоприятном раскладе погоня должна была начаться, как только он покинет здание научного корпуса; а при неблагоприятном – еще задолго до того. Зелья помогли бы отсидеться да спрятаться. Одни делали владельца на краткое время невидимым, другие изменяли его запах, а третьи сами по себе являлись грозным оружием, в некоторых случаях даже более действенным, чем меч да кинжал.
В довольно вместительную, хоть и не громоздкую с виду суму могло уместиться еще много ценных иль дорогих бесстрастному сердцу вампира вещей, но Сонтерий решил не брать с собой ничего лишнего: ни драгоценностей, ни напоминавших о прошлом безделушек. И те, и другие предметы были бы бесполезны в походе, да и по его завершении в них было бы мало толку. Он не собирался продавать за бесценок собратьям кровопийцам (
Сборы были завершены. Закрыв суму и застегнув ее на крючок, Сонтерий тут же направился к выходу, прокручивая в голове, как бы незаметней добраться через полздания до смотровой комнаты, где теперь круглосуточно трудилась одна из возглавляемых им исследовательских групп. Подземная жизнь внесла свои коррективы в работу коллег. В большинстве лабораторий эксперименты шли практически без перерыва, да и некоторые собратья-ученые уже настолько отвыкли от жизни вне научных трудов, что месяцами не отлучались из здания корпуса даже на сон. С одной стороны, в случайных встречах с коллегами, шатавшимися по коридорам да залам, не было ничего страшного, но с другой – их все же лучше избегать, тем более что с мечом на боку да с дорожной сумой на плече Сонтерий появлялся в храме вампирской науки впервые.
Первый коридор ученый миновал быстро и без нежелательных встреч. Двери всех помещений были плотно закрыты и, как полагалось по внутреннему регламенту, заперты изнутри. Хотя, судя по звукам, доносившимся до чуткого уха вампира изнутри, далеко не во всех помещениях велись исследования. В паре лабораторий, мимо которых он бесшумным шагом прошел, рядовые сотрудники корпуса занимались отнюдь не работой: одни пили кровь подопытных экземпляров, вместо того чтобы изучать природу человека; другие использовали научное оборудование да казенные реагенты для личного обогащения, подделывая украшения и создавая отличные копии известных картин. Как бы «ястребиные когти» ни старались держать клан в неведении, но скорую близость конца интуитивно чувствовали все, даже неотлучно запертые под землей рядовые исследователи. Одни пытались напоследок «
Еще вчера Сонтерий устроил бы основательный разнос глупцам, не умеющим толком маскироваться, тем более что неположенными делами занимались вовсе не его подчиненные, но сегодня ему было не до того, как не волнует умершего, что станется с его телом и сколько сивухи будет выпито на его поминках.
Бесшумно прокравшись через весь этаж, беглец так же успешно, то есть никого не повстречав, миновал два пролета лестницы и вышел в искусственный парк, общей площадью в две-три квадратные мили. Через него нужно было обязательно пройти, чтобы добраться до искомого места. Продвигаться пришлось исключительно по дорожкам, хоть это и значительно повышало вероятность нежелательных встреч с подремывающими на лавочках учеными. Между деревьями да в кустах разгуливали по ночам къерберги, искусственно выведенные существа, внешне ничуть не отличающиеся от обычных собак: виверийских риваурдеров и герканских овцепасов, но по физическим данным и живучести во много раз их превосходившие.
Специальные инъекции на основе выжимок из желез пещерных хищников сделали первое поколение подопытных собак куда сильнее и проворнее, ну, а их потомки в пятом колене полноправно заслуживали звания «адских псов». Их когти могли разорвать стальные доспехи, а челюсти легко перекусить тонкий ствол деревца или железный прут. Къербергов выводили в основном для боевых отрядов клана, но также планировали использовать вместо сторожевых псов в наземных замках и особняках вампирской знати. Разразившаяся война с Герканией и связанное с ней переселение под землю, нарушили планы вельмож
