Мой самый близкий враг
Как и планировал майор Шриттвиннер, первая лодка с герканскими солдатами причалила к южному берегу озера ровно в семь часов утра. Сам полководец вступил на территорию форта противника примерно на пять минут позже. Остатки филанийского гарнизона благоразумно отступили, притом их отход был настолько поспешен, что они даже не успели разрушить стены. Впрочем, филанийского командира нельзя винить в невыполнении этой задачи: герканцы не оставили ему времени, да и после взрыва артиллерийского погреба необходимого количества пороха в кладовых не удалось бы найти.
Высадка пехоты уже почти завершилась. Две роты заняли позиции на стенах, с великой радостью обнаружив, что филанийцы бросили часть вполне годных к стрельбе мушкетов. Одна рота проверяла опустевший лагерь, а остальные солдаты помогали артиллеристам выгружать на берег орудия. Словом, все шло в строгом соответствии с намеченным планом, и довольный этим обстоятельством Анри поднялся на наблюдательную вышку, ту самую, где совсем недавно находился командный пост капитана Пьерона. К сожалению, командир разрушенного форта не оставил противнику ни карт, ни выпивки. Без первого было необычайно трудно планировать дальнейшее течение кампании, а без второго рослому офицеру было тоскливо и муторно на душе. Не прибавлял оптимизма и холодящий кровь пейзаж – огромное пространство выжженной земли с бесформенным нагромождением бревен, искореженных орудий, всякого вспомогательного армейского барахла и множества изуродованных человеческих тел. Вид на бывшие артиллерийские позиции угнетал даже такого привыкшего к неприятным зрелищам вояку, как майор Шриттвиннер.
К счастью, у командира много хлопот, уже через пять минут на вышку вереницей один за другим полезли посыльные, и заботы о пока еще живых вытеснили из головы седоволосого усача неприятные думы о мертвых. К примеру, командир первой роты первого гердосского полка докладывал, что на опушке леса замечено движение, разбитый неприятель отступал чащами в глубь филанийской территории. Лейтенант Арвел просил разрешения пустить в погоню егерей, но получил отказ. Анри не хотел распылять силы, ведь основной марш и главная битва были еще впереди. К чему тратить время и жертвовать жизнями солдат, остатки гарнизона поплутают-поплутают по лесам, а потом или дезертируют, или добровольно сдадутся в плен, в зависимости от того, насколько успешно будут идти боевые действия. Другой лейтенант трижды гонял вестового, чтобы узнать, что делать с тяжело раненными, которым удалось выжить после чудовищного взрыва. Шриттвиннер дважды отдавал приказ «облегчить страдания», но молодой слюнтяй в эполетах проявлял завидное упрямство. У Анри не было ни времени, ни сил, чтобы вдалбливать в голову явно еще не нюхавшего пороха молодого офицера, что умирающие сами отдадут концы задолго до переправы на этот берег единственного на шесть полков полевого лазарета, вопрос состоял лишь в том, какова будет их смерть – быстрой или долгой и мучительной? В третий раз майор приказал передать, что лично утопит непонятливого глупца-сентименталиста в озере. В четвертый раз посыльный на вышку не поднимался.
Гонцы лишь доставляли беспокойство, в большинстве случаев они просили распоряжений по таким мелким вопросам, которые их командиры вполне могли бы решить самостоятельно, не отвлекая командующего от серьезных дум. В голову последнего, седьмого по счету, вестового, пыхтя поднимавшегося на вышку, Анри уже хотел запустить сапогом, как только она появится в поле зрения, но, к изумлению рассерженного майора, его глазам предстал не солдатский, а офицерский шлем, увенчанный полковничьей кокардой.
– Штелер, вы живы?! – не смог скрыть удивления усач.
– Как видите, – с трудом ответил запыхавшийся, чумазый толстяк в облепленном грязью и обагренном кровью мундире. – А вы, я вижу, не ждали!.. Конечно, разве ждут возвращения тех, кого отправляют на убой?!
– Давайте обойдемся без тошнотворной патетики и слезливых историй! Мы на войне, а не на графском приеме! – Анри правильно понял настрой и состояние коменданта, поэтому избрал жесткую форму общения. – Чем недовольны?! Пишите рапорт генерал-губернатору, а пока не получим ответ, извольте выполнять все до единого распоряжения!
– Вот как раз за ними я и прилез, – пропыхтел уставший толстяк, без церемоний усаживаясь на пол.
Анри вдруг стало жалко корпулентного коменданта, оказавшегося на самом деле не столь уж неспособным к войне. Он выжил, хотя должен был погибнуть. Запекшаяся кровь на мундире и грязная, неумело наложенная повязка на левой руке свидетельствовали о том, что он не отсиживался в кустах, пока его солдаты гибли в бою с охотниками, а вел их за собой, руководил и, выполнив большую часть поставленных задач, еще умудрился спасти дюжину жизней. За один день, точнее, за это утро, чиновник в мундире уже прошел половину пути превращения в боевого офицера.
Несмотря на четкую договоренность со своим компаньоном, Мартином Гентаром, Анри решил пощадить полковника и не отправлять его во второй раз на бойню, ведь даже армейский устав запрещает расстреливать дважды, чудом выжившие получают помилование.
– Слушайте мой приказ, полковник! – заметно мягче произнес Анри. – Через четверть часа начнут переправляться полки из Денборга. У вас время до десяти, проведите его с умом: вдоволь наешьтесь и отоспитесь, но только не тратьте драгоценные минуты отдыха на чистку мундира. Ровно в десять жду вас у себя, всё, ступайте!
– Слушаюсь, – пробормотал полковник, немало удивленный такой щедростью, но все равно ожидавший от «мужлана» подвоха.
По сравнению с полковниками из Денборга Штелер был рубакой-парнем и молодцом. Анри не мог не отметить, что увалень комендант не только протянул на своих плечах всю подготовку кампании, но и, достойно выполнив возложенную на него задачу, умудрился выжить в бою. Олухи же из колониальной столицы оказались неспособными справиться с элементарным поручением. В половине восьмого противоположный берег озера был девственно чист, в тылу не было ни одного солдата, за исключением оставленного Анри поста.
Не подошло подкрепление и в восемь, и в половине девятого. Майор уже не нервничал, а бесился, обкусал свои длиннющие усы и сломал деревянные перила ударом могучего кулака. Лишь около девяти часов на противоположном берегу показалась небольшая группа всадников. В подзорную трубу громко злословящий майор наблюдал, как кавалерийский полуэскадрон подъехал к костру заставы, и его командир отдал пехотному сержанту какой-то приказ. Видимо, старший поста возразил, и молодой лейтенант ударил его по лицу плеткой. Пятеро пехотинцев из гердосского гарнизона не осмелились вступиться за своего товарища. А что они могли сделать против целого конного отряда, у командира которого были своеобразные представления о дисциплине? Трое гердоссцев понесли раненого сержанта на плот, а двое оставшихся подошли к одному из всадников и довольно грубо стащили его с коня. Удивление Анри вызвал тот факт, что руки наездника были связаны за спиной, а на его голову был натянут мешок. Сам факт доставки пленника на другой берег показался майору подозрительным, к тому же одет узник был в штатское.
Плот отчалил от берега и повез шестерых солдат вместе с узником к южному берегу. Всадники тут же
