оценили речь президента, прослушав ее в вагоне для прессы. Дьюи воспринял эту «подлую» речь как способ рассердить его, и этот способ подействовал. Он решил вести кампанию более агрессивно.
Открыв выборные баталии, президент вернулся на четыре недели на позиции беспристрастного главы исполнительной власти. Он выступил лишь один раз, у камелька, призвав людей голосовать и отвергнуть обвинения в том, что в администрации доминируют коммунисты. Между тем его политические помощники подготовили окончательные планы. Основную стратегию выработали заблаговременно. Как и в прошлом, он будет взывать к республиканцам – либералам и интернационалистам, обвинять Дьюи в зависимости от конгрессменов, сам добиваться поддержки конгрессменов, особенно от южных штатов, одновременно мобилизуя электорат в больших городах.
Эта стратегия отвечала стандарту и проверена временем. Более серьезна текущая проблема. В начале года Льюис X. Бин, энтузиаст в статистике и политике, представил Гопкинсу, Ханнегану и Хиллмэну пространное исследование о поведении электората в связи с достижениями и потерями демократов. Он обнаружил, что провалы демократов в 1942-м и 1943 годах вызваны не популярностью республиканцев, но сокращением числа избирателей, участвовавших в голосовании. Процент голосующих за демократов неумолимо убывал из-за низкого уровня участия в выборах – и в больших городах, и в менее урбанизированных зонах, таких, как собственный округ Рузвельта – Датчисс. В заключение Бин вынес вердикт: «Повышение процента участия избирателей в выборах… имеет для демократической партии решающее значение в 1944 году».
Проблема в том, что те самые люди, которые склонялись к поддержке демократов – низкооплачиваемые группы населения, молодежь, негры, женщины, представители этнических меньшинств, – демонстрировали также крайне низкое участие в выборах. Если бы в календаре стоял 1936 год, президент мог бы вести напористую, воинственную кампанию, которая привлекла бы на избирательные участки хотя бы часть апатичного электората. Но в 1944 году многие избиратели, вне зависимости от политической активности, не голосовали: были за границей, не зарегистрированы, проходили воинскую службу, несли вахту на отдаленных военных базах, работали на военных предприятиях. Рузвельт и не помышлял о ведении активной избирательной кампании во время войны.
Альтернатива состояла в опоре на партию, но здесь президента тоже подстерегала дилемма. Демократическая партия раздроблена, ориентирована на местные проблемы и даже распадалась, за исключением организаций в Олбани и Чикаго, а также нескольких других городов. Летом 1944 года Комитет политического действия (КПД) КПП во главе с Сидни Хиллмэном представлял собой гораздо более мощный национальный политический механизм. КПД имел организации национального, регионального, а также муниципального уровней. Он располагал в лице Хиллмэна талантливым руководителем, кадрами политиков и пропагандистов, значительными денежными средствами, идеями, энергией и убежденностью.
КПД – главная мишень нападок республиканцев. Вслед за съездом демократов, где, как утверждалось, выдвижение Трумэна кандидатом в вице-президенты оговорено с профсоюзным лидером, лозунгом республиканцев стал клич: «Согласуй это с Сидни». По всей стране висели плакаты с надписью: «Согласовано с Сидни». Избирателей агитировали:
– Сидни Хиллмэн и коммунисты Эрла Браудера внесены в списки избирателей. А вы?
Большой «паккард» с откинутым, несмотря на моросящий дождь, брезентовым верхом выехал на стадион «Эббетс филдс» и остановился у борта. Президенту помогли выбраться из автомобиля. Стянутый подтяжками, он стоял перед небольшой толпой людей, сняв старую серую шляпу, в которой представал перед избирателями в прошлых избирательных кампаниях, и позволив сползти с плеч темно- синей плащ-палатке. Президент уверял толпу, что никогда не видел, как играют «Доджеры», но всегда поддерживал их. От дождя волосы у него слиплись и распластались на стеклах пенсне. Рузвельт отдал должное сенатору Бобу Вагнеру («Мы вместе работали в конгрессе, не помню уже сколько лет назад») и призвал вернуть его в сенат. Когда президента вернули в машину, дождь лил как из ведра. В салоне Рузвельта насухо обтерли полотенцем, а одежду просушили на соседней автостоянке сил береговой охраны. Затем поездку продолжили.
По указанию президента верх автомобиля был по-прежнему откинут. За ним тянулась длинная кавалькада автомобилей сопровождения, ехавшая через Куинс в Бронкс, затем в Гарлем, через центральную часть Манхэттена к Бродвею. Ла Гардиа и Вагнер сидели на откидных сиденьях перед президентом. Элеонора Рузвельт ехала в конце процессии. Холодный дождь лил не переставая. Задранная вверх рука и рукав плаща президента намокли. Капли дождя скатывались с фетровой шляпы, струились по морщинам у рта, проникали под пальто и рубашку. По бокам «паккарда» мчались мотоциклисты, охранники стояли на подножках автомобиля. За ним следовали три лимузина, набитые сотрудниками секретной службы. Час за часом процессия двигалась под проливным дождем. Зрители стояли под зонтиками и промокшими газетами в ожидании увидеть широкую улыбку президента. В апартаментах жены на площади Вашингтона он снова переоделся и отдохнул.
В тот вечер президент выступил в Ассоциации внешней политики, в большом зале отеля «Уолдорф- Астория» на Парк-авеню. В пространном, захватывающем выступлении, когда он снова ругал конгрессменов-республиканцев за изоляционизм, превозносил республиканцев-либералов и интернационалистов, особенно Генри Стимсона, который сидел на возвышении в конце зала, и предупредил, что, если республиканцы победят на выборах, конгрессом будут руководить деятели типа Джо Мартина и Хэма Фиша. Однако в заключительной части выступления он поднял важный вопрос о миротворческой политике новых Объединенных Наций.
– Мир, как и война, приходит тогда, когда есть воля для его достижения, и там, где имеется сила, способная его упрочить.
Совет Объединенных Наций должен иметь прерогативу действовать быстро и решительно для обеспечения мира силой, если это необходимо. Полицейский не отвечает своему назначению, если, увидев, как злоумышленник забрался в чужой дом, вместо решительных действий побежит в ратушу и станет требовать от муниципальных властей ордера на арест злоумышленника.
Здравый смысл подсказывает мне: если глобальная организация вообще возможна, то американский народ должен наделить своих представителей правом активно действовать в рамках этой организации. Если мы не схватим злоумышленника, когда есть возможность, позволим ему уйти с награбленным имуществом, потому что муниципальные власти не обеспечили нам санкцию на арест, то мы не способны нести свою долю ответственности за предотвращение новой мировой войны…
День пребывания в Нью-Йорке ознаменовался двойным триумфом для президента. Четырехчасовая 50 -мильная поездка по городу развеяла сомнения в недостатке у главы государства здоровья и жизненных сил. Конечно, газеты противников Рузвельта, включая «Дейли ньюс», поспешили поместить фото, на котором президент выглядел усталым, с болезненным цветом лица и обострившимися чертами, но, возможно, не менее двух миллионов жителей города уже видели поднятую в приветственном жесте руку президента и его обаятельную улыбку. В своей речи в тот вечер он переиграл Дьюи в вопросе миротворческой политики. Сенатор-республиканец Джо Болл, протеже Гаролда Стассена, все еще служившего в командовании ВМС в южной части Тихого океана, тотчас поддержал Рузвельта на том основании, что президент решительно и бесповоротно взялся за решение центрального вопроса – участия Америки в международных делах, которому противодействовали изоляционисты; от обсуждения этого вопроса уклонялся Дьюи.
Через шесть дней Рузвельт провел избирательную кампанию в Филадельфии. Снова он часами ездил по кварталам города в открытом автомобиле, и снова лил дождь. В городе братской любви он говорил о войне – о своих усилиях по строительству флота после Пёрл-Харбора, о противодействии республиканцев, о людях, которые смеялись над его призывом производить 50 тысяч самолетов в год, о военной стратегии, военных поставках, тыловом обеспечении и численности войск. Однажды он упомянул об участии в войне своих четырех сыновей.
– Я могу говорить как человек, который знает кое-что о чувствах родителей, чьи сыновья сражаются за рубежом.
В ответ на обвинения Дьюи решительно заявил, что военнослужащие вернутся после войны домой как можно быстрее:
– Ничто не помешает выполнению этого обязательства.
Два года назад успешная высадка на побережье Африки не могла бы осуществиться до проведения