– Довольно, – отмахнулся варк Борг, лишь слегка улыбнулся. – Не время говорить – время действовать. Чую, не простой это набег. Степняков много на Далечье идет, а это лишь первый отряд был. Пора с заставы уходить да лесами к Динску пробираться. Не сунутся кочевники в лес, я их повадки хорошо знаю! Возьмите провизии, сколько сможете, да нас догоняйте!
Сказал рыцарь слово весомое, повернулся да прочь пошел. Следом люди его в путь тронулись, лишь слегка задержались, чтобы сумки походные с едой наполнить. Подивился Митрофан, почти все наемники были свои, далеченских кровей, а Витору беспрекословно повиновались, даже в голову никому не пришло послушать, что им десятник дружины княжеской скажет.
Хоть и досадно было ратникам заставу врагу оставлять, но делать нечего. Прав был рыцарь, ох как прав! Их в живых всего пятеро осталось, а в степи костров горело превеликое множество. Нужно было к своим лесами пробираться. Какой толк в мертвых героях, когда лишь живые победу у врага вырвать могут?
Что конный за сутки проскачет, пеший за трое пройдет, а если не по дороге брести, а чащей лесной, то и семеро получится. Труден путь по буреломам да болотам. Два дня и две ночи шел отряд, а расстояние малое одолел. Ближе бы к опушке держаться, по краю леса идти: там и деревья реже росли, и трава не так высока, да только опасно. Прав оказался рыцарь, много кочевников было в поле, не набег то был, какие уже прежде не раз бывали, а вторжение. Три раза отсылал варк Борг разведчиков, и трижды поспешно они возвращались. Не любили степняки чащ дремучих, но на опушке леса много их пеших патрулей было.
Опечалился Митрофан, загрустили его дружинники, и наемники приуныли. Шли они молча, редко когда переговаривались и все больше по делу. Одна радость – твари дикие, хоть и завывали где-то поблизости, к людям подкрадываться боялись, не по клыкам добыча.
Мучил воителей разумный вопрос, а где же дружина из Динска? Ни разу не долетел до них с поля шум сражения. «Неужто за городской стеной отсиживаются? – размышлял Митрофан, бредя по чаще лесной и ветки мечом срубая. – Но после войны прошлой осталось от крепости одно название. Заново отстроить не успели, наспех частокол поставили и на том успокоились. Не удержать дружине города, запалят его кочевники, и воинство глупо погибнет, тьма народу сгорит да от дыма сгинет больше горожан, нежели от сабель со стрелами…»
Напрасны были опасения десятника. К вечеру третьего дня вернулись разведчики и донесли, что дружина Динска лагерем в деревушке стоит, что на холме. Радостное известие, но следующая новость воинов опечалила. Вокруг той возвышенности расположились кочевники станом, и костров в нем было превеликое множество. Ждали враги лишь утра, чтоб в сече кровавой сойтись, и шансов на победу у дальчан практически не было, уж слишком многочисленные орды из степей пришли.
Ничего не сказал варк Борг, лишь губы побелевшие сжал и, нахмурившись, в чащу удалился. Ждали его наемники с трепетом: решал командир, как дальше быть, и от его слова судьба их зависела. В гнетущем молчании провели воины более четверти часа, затем вернулся рыцарь и молвил следующее:
– Дружина далеченская обречена! Это несомненно, так что не следует нам к ней присоединяться. Головы сложим зазря, вот и весь сказ, – произнес рыцарь, обводя взглядом тяжелым и людей своих, и дружинников. – Однако куда ж нам податься? Корабли из Динска наверняка уже паруса подняли и в Заморье ушли. Окажемся мы во владениях вражеских, и не будет у нас участи иной, как по лесам скитаться да в горных пещерах пристанище искать. Будем прятаться, голодать, в суровых морозах мерзнуть и один за другим погибать. Ждет нас иль смерть быстрая, славная; иль долгая и мучительная. Что выбираете, други мои, боевые соратники? – обратился рыцарь к наемникам, а затем повернулся к далеченским дружинникам: – Какова ваша воля? Хотите сгинуть вместе с боевыми товарищами или медленную смерть в скитаниях принять? Слишком серьезен выбор, чтобы я его за вас делал. Здесь каждый за себя решать должен.
Долго думали воины, затянулось молчание, но первым его нарушил варк Борг.
– Удел вольного воина иль за отчизну, иль на чужбине за звонкую монету гибнуть. Мне никто не платил, да и Далечье – не родина мне, так что я выбираю лесные скитания. Кто со мной, пусть к скале у северных болот приходит, до ночи следующей буду там вас ждать, а затем в путь тронусь.
Сказал рыцарь, меч двуручный на плечо закинул и, песенку заморскую под нос насвистывая, в глубь леса отправился. Пошли за ним следом лишь двое подручных, что изначально с ним были, да еще трое новичков – дальчан. Остальные наемники вместе с дружинниками в деревню отправились. Хоть и уважали они командира своего, хоть и готовы были за него жизнь отдать, но противна была им мысль, что кони кочевников земли родные топтать безнаказанно будут. Готовы были ратники головы в бою сложить, лишь бы погибель захватчиков хоть немного приблизить.
Вышел поредевший отряд из леса и к деревушке на холме направился. Встретили их часовые луками вскинутыми, но стрелять все же не стали, поскольку пришельцы не как кочевники одеты были. К тому же один из дозорных особо зорким оказался и Митрофана вместе с остальными дружинниками еще издали признал. Опустили ратники луки, пополнение тепло приняли и к костру отвели. Только взял десятник в руки ложку, только решил живот пустой, с голодухи урчащий, кашей горячей побаловать, как окликнули его и в избу к воеводе позвали. Отдал свой котелок десятник товарищам, с которыми от заставы пробирался, одежду грязную как мог отряхнул да с докладом отправился. Видимо, хотелось воеводе поскорее узнать, что они видели, пока по землям захваченным шли. А вдруг что ценное заметили, что в предстоящем бою использовать можно?
Открыл Митрофан дверь – да так и ахнул. Вместо воеводы за столом дубовым Нерода Щербатый сидел, а больше в горнице никого и не было. Рассмеялся помощник воеводы, видя, как лицо десятника от удивления вытянулось, но долго мучить неведением его не стал: на скамью рядом с собой кивнул да полную чарку вина доброго налил. Всем в дружине известно было, что десятник Митрофан у Щербатого в любимчиках ходил, но только все равно молодцу странным показалось, что воитель перед боем пьет, да еще в компании простого десятника.
Послушно сел, за угощение поблагодарил, а как только чарку к устам поднес, Нерода, о кочевниках не спрашивая, совершенно иной разговор завел, какого Митрофан и не ожидал вовсе. Поведал он, что в Динске произошло, как только дозорные огонь костров тревожных вдали увидели. Собрал воевода дружину ратную и к бою стал готовить. Хотели уж было навстречу врагу выступать, а тут из Кижа гонец примчался. Много кочевников в этот раз нахлынуло, не справиться было с ними дружинами малыми, поэтому решил князь врага единым, сильным войском бить. Приказал правитель Далечья воеводе две трети дружины в Киж вести, а оставшемуся войску степняков как можно дольше рубеж обороны удерживать. Главе же городскому было приказано людей, припасы и все добро ценное на корабли грузить и на северные острова вести, где должны были жители Динска войну переждать.
Невесел был рассказ Нероды, да и сам он мрачнее тучи сидел. Преграждало войско его путь к Динску, и должны были ратники, живота не жалея, кочевников хотя бы до полудня следующего дня удерживать, пока последний корабль из порта не отчалит. Выпала ратникам участь смертников, но, кроме того, совсем не уверен был полководец, что до полудня они в деревне продержатся. Понимающе закивал Митрофан, осознал, как дело плохо, но тут его Щербатый еще раз огорчил. Дошли до него слухи, что как только воевода дружину с севера в Киж привел, так тут же был схвачен и казнен. Обвинил его князь в измене и на глазах у толпы и у войска всего четвертовал. А причиной такому приговору лютому и несправедливому послужило письмо кляузное, что городской глава, Емел Одортов сын, как только беда на земли Далечья нагрянула, тут же князю направил. Говорилось в той бумажке, что воевода был задолго до нападения кочевниками подкуплен и что недаром он князя убедил рыцаря заморского для избавления от чудовищ нанять. Утверждал мерзкий доносчик, что на самом деле варк Борг не тварей хищных по лесам уничтожал, а степнякам сведения передавал, как застава пограничная обустроена, сколько ратников ее охраняет и как к ней лучше подобраться. Когда же дело до нападения дошло, ударили подручные рыцаря по ратникам далеченским с тыла и помогли врагу заставу порушить. Конечно, знал князь, какая вражда между воеводой и главой Динска была: в мирное время он на письма подобные и внимания-то не обращал, но сейчас осерчал и казнить воеводу решил трусам и изменникам в назидание, ведь лучше невинного на плаху отправить, чем повинного не наказать!
Дико было Митрофану подобное слышать, не ожидал он слепой жестокости от правителя, которому привык верой и правдой служить. Затряслись у парня руки, захотелось ему еще выпить. Нерода то приметил, усмехнулся в бороду и, вина десятнику подлив, новый разговор завел:
