Глого в свою очередь поражался:
— Но ведь мы много-много лет наблюдали природу, — отвечал он. Думаешь, мы не смогли разглядеть, как вода утаскивает все полезное? Это можно понять, поглядев на любой ручеек, стекающий с любого горного склона, и наблюдая, как вода тащит крошечные комочки земли. Если приподнять древесный корень, то земля тут же станет размываться и вода сделается черной. Поток несет землю до тех пор, пока на его пути не встретится другой корень и не задержит землю. Это происходит всюду, все время, по всему свету; то, что снесено с холма, никогда не возвращается назад, потому что нет такой силы, которая возвращала бы.
— Все это верно и соответствует самым глубоким человеческим знаниям, — сказал Родни. — Но беда заключается в том, что в Соединенных Штатах каждый — сам хозяин своего клочка земли и ему позволено делать там все, что взбредет на ум, нисколько не заботясь о тех, кто живет рядом, или будет жить после него.
Этого Глого не знал и расспрашивал Родни о том, как большие люди обращаются с землей. Чем дальше он слушал, тем более ужасным казалось ему то, что отдельным лицам разрешается владеть землей, куда они могут не допустить других людей.
— Никогда ни один гном не додумывался до такого, — сказал Глого. Лес принадлежал всем нам сообща, и тот, кто вздумал бы калечить его, показался бы остальным просто ненормальным. Что толку во всех ваших знаниях, если вы в этой стране не ведаете, как вам уберечь данные вам природой средства к существованию и обеспечить ими всех?
Родни и сам не всегда был доволен тем, как устроена жизнь в его стране, но ему как-то не хотелось, чтобы гном так резко говорил о людях. Родни пытался как-то оправдать людей. Они ведь так привыкли. У них есть свои представления о жизни, и они не смогли бы их изменить, если бы даже захотели, потому что не знают, как это сделать. Скорее, они просто разозлятся на того, кто захочет менять их привычный уклад. Чем больше Родни старался оправдать людей, тем больше Глого раздражался.
Элизабет подумала, что такой разговор вряд ли служит способом лечить мировую скорбь. Ей захотелось прекратить их споры. Но единственное, что ей пришло в голову, — это предложить Глого маринованную луковицу.
Гномобиль снова двинулся в путь. Они въехали в так называемый район залива, где города сменяли города, улицы и дома были обсажены ручными деревьями, а лесов больше не встречалось. Казалось, что даже сама память о лесах исчезла, и сердце старого гнома вновь исполнилось горечи. Они должны были проехать по длинному мосту. Проезд был платный, и гномам пришлось спрятаться. Иначе возникла бы неразрешимая проблема: сколько потребуется гномов, чтобы составить одного пассажира. Когда миновали мост, гномы выскочили из своих корзинок, громко выражая свое восхищение могуществом больших людей и отвагой гномобиля, который решился проехать по такому высоченному мосту над глубокой рекой.
Они пересекли один большой город, потом проехали по улицам другого, нескончаемо большого. Все более и более странные и необычные картины представали перед глазами пораженных гномов: огромные кварталы домов то из дерева, то из камня, где привычную гномам лесную тишину заменяли гудки, звонки и выкрики торговцев. Убежденный в том, что человеческий прогресс не что иное, как безумие, старый гном улегся в корзинку и смежил свои утомленные глаза.
А Бобо гонял с одной стороны машины на другую и все восклицал от удивления, как и положено ребенку ста лет от роду. Люди замечали его и, глядя вслед промчавшемуся гномобилю, гадали, что это промелькнуло в окне: обезьянка, кукла или, может быть, карлик из цирка?
Город кончился, и гномобиль запетлял между холмов, голых, как коленка. Всех разморило от жары, а Глого кричал, что жара всех мучает потому, что нет деревьев на этих холмах, похожих на распростертое тело, и что эти холмы могут служить укором всем убийцам и врагам леса.
— Тут, по-моему, никогда и не росли деревья, — заметил Родни. По-моему, тут совсем нет воды.
Но Глого поинтересовался, не могут ли люди сами доставлять воду на эти холмы и почему вся человеческая премудрость годится только на то, чтобы разрушать природу, вместо того чтобы ее охранять.
Гномобиль катился по долине Сан-Джоакен со скоростью не менее ста километров в час. Вся долина была покрыта садами и виноградниками или распаханными полями, которые не оставляли гномам ни малейшей надежды. Становилось жарко. Воцарялась та самая печная жара, которая необходима для того, чтобы созревал чернослив. Глого не привык к жаре. Он издавал жалобные стоны, вспоминая тень и прохладу красных лесов.
Элизабет осенила идея. Машина остановилась. Девочка вышла и тут же вернулась с четырьмя маленькими горками, состоящими из прохлады и завернутыми в бумажные салфетки. Старейшему из американцев было предложено познакомиться с великолепным изобретением человека сладкими конусами из мороженого.
— Удивительно! — восхитился Глого, приподнявшись на своей подушке и начиная слизывать мороженое крошечным язычком. — Из чего оно сделано? И откуда в мае в жаркую погоду добыли снег?
Этот «снег» немножко напоминал Глого сладкое молочко тли, но почему он такого приятного розового цвета? И из чего сделана чашечка? И почему что-то стекает по бокам?
— Потому что ты медленно ешь, — сказала Элизабет, а Глого возразил, что не так легко есть мороженое, если ты гном и к тому же не привык, что тебя морозят изнутри.
Бобо подхватывал языком капельки, пока они не успели стечь с вафельного стаканчика, и очень веселился. Каждое новое изобретение человека нравилось ему все больше и больше.
Неутомимый гномобиль достиг города Фресно, и они остановились, чтобы запастись провизией на ужин. Родни купил вечернюю газету, предположив, что там могут появиться сведения о гномах, обитающих в лесах Калифорнии. Но об этом там ничего не было сказано, зато взгляд его обнаружил на первой полосе нечто заставившее его поспешить назад к гномобилю. При этом он странно хихикал. У Родни едва хватило терпения вывести машину за город, чтобы на свободе прочесть своим пассажирам следующее:
ПОТОМОК ЛЕСОПРОМЫШЛЕННИКА ВЕЗЕТ ГУСЕЙ.
ЕДИНСТВЕННАЯ ПАРА АБИССИНСКИХ КОРОЛЕВСКИХ
ГУСЕЙ В АМЕРИКЕ ПУТЕШЕСТВУЕТ В АВТОМОБИЛЕ.
Вертлявый репортер усмотрел шанс всей своей жизни в этом интервью. Он вернулся в редакцию и выдал веселую фантазию на тему 'Миллионер и его таинственные гуси в автомобильном турне ради здоровья и науки'. Ему не пришлось так уж сильно преувеличивать. К тому, что гуси королевские, он добавил только, что они еще и священные птицы, и вывел их генеалогию непосредственно от той гусиной стаи, которая, по преданию, своим гоготом спасла Древний Рим от врагов. Он приписал Родни сообщение о том, что гуси могут не только попросить еду, если голодны, но и вообще легко вести любую беседу. Еще он написал, будто Родни сказал ему, что абиссинские гуси не только носят коричневые колпачки, но прямо в инкубаторах вылупляются из яйца с колпачками на голове. Словом, все, что можно состряпать при помощи живой репортерской фантазии, нашло свое воплощение в опубликованном интервью. Видимо, это имело большой успех, так как информацию веселого репортера приобрело одно крупное агентство печати, а это означало, что заметка уже появилась во многих газетах и в данный момент веселит сердца миллионов читателей. Родни пришлось объяснить Глого магическое устройство газет, которое позволяло истории, рассказанной утром в Северной Калифорнии, оказаться в газетах к обеду в Центральной Калифорнии, а к завтрашнему обеду — в газетах другого полушария.
После некоторого размышления 'потомок лесопромышленника' остановил машину в следующем городе и обратился к помощи духа, называемого 'междугородный телефон'.
Он стал кидать монетку за монеткой в автомат, услышал длинные низкие гудки, потом сказал:
— Петуния, ты видела вечерние газеты?
— Нет, Родни. Что случилось?
— Там есть про нас с Элизабет.
— О господи! Я надеюсь, ничего страшного?
— Нет. Смешная история. Видишь ли, профессор собрал интересные образцы для своих коллекций. Он возит их в корзинах и не хочет никакой рекламы относительно своей работы, и, когда к нам прицепился
