Фалькон. — Мне кажется, Фернандо сначала хочет ему что-то высказать. Наказать его перед тем, как
— С пистолетом ему не придется прилагать особых усилий.
— Задумать легко, осуществить труднее, — ответил Фалькон. — Будем надеяться, что он разбудил вас, когда уходил из квартиры. Если он пешком, он не мог уйти далеко.
Фернандо опустился на корточки рядом с мусорными баками на краю парка Марии-Луизы. Свет уличных фонарей освещал только его кисти рук. Он посмотрел из темноты на синий металл маленького револьвера тридцать восьмого калибра. Он перевернул его, удивляясь его тяжести. Раньше он держал в руках только детские пистолеты, сделанные из алюминия. Настоящая штуковина весила больше, чем казалось по ее размерам, это был серьезный инструмент, воплощение эффективности и портативности.
Он вынул патроны из барабана и сунул их в карман. Потом со щелчком поставил барабан на место. Руки у него всегда работали хорошо. Он поиграл оружием, привыкая к его тяжести и к простым убойным механизмам. Освоившись с револьвером, он вставил патроны обратно в барабан. Он был готов. Он встал и сделал так же, как делали люди в фильмах: заткнул пистолет сзади за пояс и натянул сверху рубашку с короткими рукавами с надписью «Фуэрса Андалусия», подарок Хесуса Аларкона.
Широкая улица, отделявшая парк от богатого квартала Порвенир, была пуста. Он знал, где живет Хесус Аларкон, потому что тот предлагал ему комнату у себя — на столько, на сколько понадобится. Но он отказался, потому что его смущали классовые различия.
Он стоял перед громадными металлическими воротами, за которыми был дом. Перед гаражом был виден серебристый «мерседес». Если бы Фернандо знал, что эта машина стоит вдвое больше его разрушенной квартиры, это бы еще больше подстегнуло его ярость. Но и так злокачественная опухоль ярости, распирающая его, была слишком велика, чтобы удержать ее внутри. Казалось, его грудная клетка поскрипывает, не в силах вместить бесконечно растущий гнев против того, что совершил Хесус Аларкон. Не только взрыв: этот человек сделал Фернандо своим близким другом с тайной целью, а ведь он сам был виноват в гибели его семьи. Это было коварство и предательство неслыханного масштаба: лишь политик может быть к такому нечувствителен. Хесус Аларкон, со всей своей неподдельной заботой и искренним сочувствием, оказывается, играл с ним, как кошка с мышкой.
Машин не было. Улица квартала Порвенир была пуста. Те, кто живут в этих домах, никогда не встают до рассвета. Фернандо позвонил Аларкону на мобильный. После череды гудков включился автоответчик. Он набрал домашний номер Аларкона и посмотрел наверх, в окно, которое, как он себе представлял, должно быть окном главной спальни. Хесус и Моника, в гигантской постели, под дорогими одеялами, в шелковых пижамах… Занавески озарились слабым свечением. В трубке раздался сонный голос Аларкона.
— Хесус, это я, Фернандо. Извини, что звоню так рано. Я здесь. У твоего дома. Я всю ночь провел на улице. Меня выкинули из больницы. Мне некуда пойти. Мне надо с тобой поговорить. Ты можешь спуститься? Я… я в отчаянии.
Это правда. Он в отчаянии. Он отчаянно жаждет мести. Раньше он только слышал о чудовищности этого жуткого чувства. Он не был готов к тому, что оно заполнит собой каждую клеточку его тела. Его органы кричали, желая ее. Его кости выли, сочась ею. Она скрипела в его суставах. Она кипела в его крови. Это было так невыносимо, что он должен был как-то выплеснуть это из себя. Ему хотелось встать на ходули, перемахнуть ворота, проломиться через стекло, залезть в кровать Аларкона, вытащить его красавицу жену, швырнуть ее на землю, переломать ей кости, разбрызгать ее мозги, воткнуть заострившуюся ходулю ей в сердце и потом посмотреть, что станет делать Хесус Аларкон. Да, ему хотелось стать великаном, сунуть руку в дом Аларкона, точно в кукольный домик. Он видел, как его рука шарит по спальням, охотясь за детьми Аларкона, которые с воплями разбегаются от его жадных пальцев. Он хотел, чтобы Аларкон увидел их раздавленные тела, разложенные под маленькими простынями рядом с домом.
— Я иду, — сказал Аларкон. — Никаких проблем, Фернандо.
Если бы он знал о тайной жажде, горящей в глазах, которые глядели сквозь прутья ворот, Хесус Аларкон остался бы в постели, вызвал бы полицию и умолял бы выслать к нему войска специального назначения.
Перед домом зажегся свет. Дверь открылась. Аларкон, в шелковом халате, нажал на кнопку управления воротами Фернандо вздрогнул, как подстреленный. Створки ворот поехали назад по своим направляющим. Фернандо проскользнул в щель и быстро пошел к дому. Аларкон уже повернулся к входной двери, простерев руку, которой он предполагал обнять Фернандо, приглашая его войти.
Бабочки кружили вокруг фонаря над крыльцом, обезумев при мысли об еще более глубокой тьме, чем та, что стояла вокруг, — мысли, которая никогда не материализуется. Аларкон был еще слишком сонным, чтобы осознать степень угрозы, которая на него надвигается. Он ошеломленно почувствовал, как его хватают сзади за ворот халата; входная дверь откачнулась от него, когда Фернандо развернул его с грубой силой человека физического труда. Аларкон потерял почву под ногами и рухнул на колени. Фернандо рванул его назад и зажал его голову между своими бедрами. Он вытащил пистолет из-за пояса. Аларкон тянул руки, хватая Фернандо за брюки и рубашку. Фернандо показал ему пистолет, ткнув ему дулом в глаз так, что у Аларкона перехватило дыхание от боли.
— Видишь это? — спросил Фернандо. — Видишь, ублюдок?
Аларкона парализовал страх. Его шея была крепко зажата, и он смог издать только хриплый скрип. Фернандо сунул пистолет между губ Аларкона, почувствовал, как дуло проехалось по зубам и как сталь уткнулась в мякоть языка.
— Давай, попробуй. Попробуй на вкус. Теперь ты знаешь, каково это.
Он выдернул пистолет у него изо рта вместе с осколком зуба. Потом он прижал дуло к шее Аларкона, сзади.
— Готов? Молись, Хесус, скоро ты встретишься со своим тезкой.[87]
Фернандо нажал на спуск, пистолет уперся в трясущуюся шею Аларкона. Раздался сухой щелчок. Аларкон глотнул воздух, и снизу потянуло вонью: содержимое его кишечника перешло в пижамные штаны.
— Это было за Глорию, — пояснил Фернандо. — Теперь ты знаешь ее страх.
Фернандо повел дуло вокруг головы Аларкона, к виску, и ввинтил его туда, где начинались бакенбарды, так что Аларкон, морщась, отвел глаза. Еще один сухой щелчок, еще один всхлип Аларкона.
— А это было за моего маленького Педро, — проговорил Фернандо, кашляя от раздиравших ему горло чувств. — Он не знал страха. Он был слишком маленький, чтобы это знать. Слишком невинный. А теперь смотри на пистолет, Хесус. Ты видишь барабан. Два пустых гнезда, а четыре — с патронами. Сейчас мы поднимемся наверх, и ты посмотришь, как я пристрелю твою жену и двух детей, просто чтобы ты понял, каково это.
— Что ты делаешь, Фернандо? — спросил Аларкон, вновь обретя голос и присутствие духа, когда опомнился после неожиданного нападения. — Какого хрена, что это ты делаешь?
— Ты и твои друзья. Вы все одинаковые. Что ты, что другие политики, — все едино. Все вы лжецы, жулики и эгоисты. Не знаю, как я купился на твою долбаную брехню. Хесус Аларкон, человек, который будет с тобой говорить без камер, без того, чтобы его щелкали фотографы, он не будет думать о своем красивом профиле.
— О чем ты говоришь, Фернандо? Что я сделал? В чем я обманул и сжульничал? — умоляющим голосом спрашивал Аларкон.
— Ты убил мою жену и ребенка, — ответил Фернандо. — А потом подружился со мной, потому что я тебе был нужен.
— Как я их убил?
— Я это прочел в полицейских записях. Вы все в это влезли. Риверо, Зарриас, Карденас. Вы подложили в мечеть бомбу. Вы убили мою жену и сына. Вы убили всех этих людей. Зачем?
— Фернандо…
Он глянул вверх. Чей-то голос из-за ворот. Женский. Не у него в голове. Кровь кипела у него в мозгу, яростно пузырясь и бурля, так что он вдруг смутился.
