поведения. Наименее эмоциональное описание ваших действий звучало как «неисправимый бабник».
— А что любопытного было в вашем разговоре с Марисой? — не удержавшись и глотая наживку, спросил Кальдерон.
— Она рассказывала мне о вашей беседе, посвященной браку. Помните? — спросил Зоррита.
Кальдерон заморгал, роясь в памяти. Слишком много всего произошло за слишком короткое время.
— Причина, по которой вы женились на Инес: Мэдди Кругмен… И то, что Инес означала для вас стабильность после этого… катастрофического романа?
— Что вы пытаетесь сделать, старший инспектор?
— Подстегнуть вашу память, сеньор Кальдерон. Вы были там, а я нет. Я лишь говорил с Марисой. Вы беседовали о «буржуазном институте брака» и о том, насколько он неинтересен для нее, Марисы. Вы с ней соглашались, верно?
— Что вы имеете в виду? — спросил Кальдерон.
— Вы не были счастливы в этом браке, но не хотели развода. Почему? — задал вопрос Зоррита.
Кальдерон не мог поверить: он снова угодил в ловушку. На сей раз ему удалось собраться.
— Я считаю, что, если вы заключили союз перед Господом, в церкви, вы не должны разрушать эти узы, — заявил он.
— Но своей возлюбленной вы сказали иначе, не так ли?
— А что я ей сказал?
— Вы сказали: «Это не так просто». Что вы под этим подразумевали, сеньор Кальдерон? Ведь в нашем обществе уже давно нет страха отлучения от церкви. Вас заботило не нарушение брачных обетов. Что же вас в таком случае беспокоило?
Даже гигантский мозг Кальдерона не мог просчитать все бесчисленные возможные ответы на этот вопрос меньше чем за полминуты. Откинувшись назад, Зоррита наблюдал за агонией судьи, пытающегося сказать все, что угодно, кроме правды.
— Это не такой уж трудный вопрос, — заметил Зоррита, после того как целая минута прошла в молчании. — Всем известны осложнения, которые влечет за собой развод. Если вы захотите разорвать законные супружеские узы, вы можете многое потерять. Что вы боялись потерять, сеньор Кальдерон?
Если это выразить таким образом, все оборачивается не так плохо. Да, это
— Обычные вещи, — произнес он наконец. — Я беспокоился по поводу своего финансового положения и своей квартиры. Я никогда не рассматривал всерьез возможность развода. Инес была единственной женщиной, которую я когда-либо…
— А кроме того, вас тревожило, что развод может повлиять на ваш социальный статус и, вероятно, на вашу работу? — добавил Зоррита. — Как я понимаю, жена оказала вам очень большую поддержку после чудовищной истории с Мэдди Кругмен. Ваши коллеги говорят, что она помогла вам возобновить карьерный рост.
Его коллеги так сказали?
— Моей карьере никогда ничто серьезно не угрожало, — возразил Кальдерон. — Например, не возникало никаких сомнений при назначении меня судебным следователем в таких важных делах, как, например, взрыв в Севилье.
— Но ваша возлюбленная предложила вам решение этой проблемы, не так ли? — спросил Зоррита.
— Какой проблемы? — смутившись, произнес Кальдерон. — Я как раз говорил, что в моей карьере никаких проблем не было, а Мариса…
— Решение неприятной проблемы развода.
Молчание. Память Кальдерона металась в его голове, словно мотылек в поисках света.
— «Буржуазное решение буржуазной проблемы», — напомнил Зоррита.
— А, вы имеете в виду — я мог ее убить. — Кальдерон саркастически фыркнул. — Это была просто глупая шутка.
— Да, с ее стороны, — уточнил Зоррита. — Но как это повлияло на ваше сознание? Вот в чем вопрос.
— Это смешно. Это абсурд. Мы
— Мариса тоже так сказала. Но как это повлияло на вас?
Молчание.
— У меня никогда не было и мысли убить свою жену, — заявил Кальдерон. — И я не убивал ее.
— Когда вы впервые избили свою жену, сеньор Кальдерон?
Допрос походил на скачку с препятствиями: чем дальше он бежал, тем выше становились преграды. Зоррита наблюдал за его внутренней эмоциональной борьбой. Он видел подобное уже много раз: неприемлемая правда, вытекающий из нее необходимый обман и попытка сконструировать ложь из этих двух ненадежных составляющих.
— Вы били ее до начала этой недели? — спросил Зоррита.
— Нет, — твердо ответил он и тут же понял, что это подразумевает некоторое признание вины.
— Это кое-что проясняет, — сказал Зоррита, делая у себя пометку. — Судмедэксперту трудно было датировать первые побои, которые вы ей нанесли, так как, насколько я понимаю, застарелые синяки не так легко поддаются точной оценке, как, скажем… температура тела. Установить время появления давних синяков непросто… То же самое касается разрыва внутренних органов и внутреннего кровотечения.
— Послушайте, — произнес Кальдерон, у которого перехватило дыхание от этих жутких открытий, — я знаю, что вы пытаетесь сделать.
— В данный момент я пытаюсь выяснить, когда вы в первый раз избили Инес. Это было в ночь с воскресенья на понедельник или в понедельник утром?
— Это были не избиения, а несчастные случаи, — заявил Кальдерон и сам испугался, что употребил множественное число. — Так или иначе, это не означает, что я убил свою жену… Я этого не делал.
— Но когда произошло первое избиение — в воскресенье или в понедельник? — спросил Зоррита. — Или во вторник? Ну да, вы ведь выразились во множественном числе, а значит, вероятно, это происходило в воскресенье, понедельник, вторник и, наконец, в трагическую среду. Мы никогда не сумеем отнести тот или иной синяк к определенному дню. Во сколько вы вернулись домой во вторник утром, после того как провели ночь с Марисой?
— Около половины седьмого утра.
— Что ж, это совпадает с тем, что сказала Мариса. Инес спала?
— Я думал, что она спит.
— Но это было не так, — сказал Зоррита. — Она проснулась, верно? И что она делала?
— Ну ладно. Она нашла мой цифровой фотоаппарат и стала загружать с него снимки в компьютер. В том числе две фотографии Марисы.
— Наверняка вы
— Поймите, мы были на кухне, я просто ее оттолкнул, — сказал Кальдерон. — Я не осознавал ни своей силы, ни ее хрупкости. Она очень неудачно упала на разделочный стол. А он из гранита.
— Но это не дает объяснения следу кулака у нее на животе, следу пальца ноги в области ее левой почки, а также большому количеству ее волос, которые были разбросаны по вашей квартире.
Кальдерон откинулся назад. Руки соскользнули с края стола. Он не был профессиональным преступником, он понял, что запирательство — очень тяжелая работа. Он помнил лишь единственный случай, когда ему приходилось громоздить такое количество лжи: он был тогда мальчишкой.
— Видимо, когда я ее оттолкнул, я задел ее диафрагму. Она ударилась о стол и упала на мою ступню.
— Вскрытие выявило разрыв селезенки и почечное кровотечение, — сообщил Зоррита. — Полагаю, вы скорее не «задели», а ударили, не так ли, сеньор Кальдерон? Судмедэксперт заключил по форме синяка в