— Как только надену платье.
— Ладно.
Джимми вышел в гостиную. Затушив свой окурок, он начал грызть ногти.
Через несколько минут появилась Карла. Ярко-синее платье, в которое она облачилась, ее явно старило, делало еще более жалкой и потрепанной. Синий цвет подчеркивал нездоровую бледность ее кожи, неухоженность давно немытых волос. В руках она комкала синюю лакированную сумочку, которую наконец выставила перед собой как щит.
Вид у нее был явно испуганный.
— Идешь? — спросил он.
— Да, Джимми, уверяю тебя, это нужно сделать.
— Нет, ма, говорю тебе, это ничего не даст. Но, по крайней мере, ты хоть уберешься отсюда.
Он подошел к ней и поцеловал ее в щеку.
— И какое-то время не возвращайся сюда. Ладно?
Она покачала головой.
— Со мной все будет в порядке. Мы скажем копам, и они докопаются до сути.
Она произносила слова без всяких эмоций, как диктор по радио.
— Говори, говори, ма, если тебе так легче.
— Почему ты такое ехидное маленькое дерьмецо?..
Джимми пожал плечами.
— Так ты идешь наконец?
Карла выглянула в окно.
— Следом за тобой. Секунду, я найду туфли.
Джимми слышал, как закрылась дверь ее спальни, и вышел в парадное.
Если я буду ее ждать, она снова начнет препираться, требовать, чтобы я шел с ней, а я этого не сделаю. Только с ней все должно быть в порядке, повторял он снова и снова. Но по-настоящему он не был убежден в этом, и чувство вины уже мучило его, когда он спускался в покрытый красно-черным ковром холл.
Глава 28
Карла проскользнула в спальню и погляделась в зеркало. Неужто в сентябре ей исполнилось всего тридцать? Ярко-синее платье висело на ней, подчеркивая худобу, это не выглядело ни соблазнительно, ни модно — она казалась просто нездоровой. О ногах и говорить не приходится: петли на чулках были спущены, и по ним побежали дорожки.
Несмотря на то, что она использовала кучу косметики — тушь для ресниц, румяна и губную помаду, — желтоватая бледность кожи явно проступала сквозь макияж. Она подумала, что, если стянуть волосы в тугой пучок сзади, не так будет бросаться в глаза их неухоженность, но поглядев на себя пристальнее, убедилась, что и это не поможет.
Карла зажгла еще одну сигарету «Вирджиния Слим» и выдохнула дым на свое отражение — вот тебе. Черт побери, я ведь, в конце концов, не на свидание иду... Просто визит к защитникам порядка.
От этой мысли ее пробрала дрожь: неужели все, что наболтал ее сын, правда? Впрочем, она почти не сомневалась в этом. Джимми всегда говорил ей правду, не скрывал даже и того, чем зарабатывал себе на жизнь.
Она села на кровать, чтобы надеть легкие ярко-синие туфли. У нее было плоскостопие, и поэтому туфли на каблуках она не надевала с тех пор, как работала секретаршей Лео Бернетта в центре города. Сколько лет тому назад? Джимми был тогда совсем крошкой.
Да он и теперь, в сущности, ребенок. Но сейчас не до воспоминаний. На них нет времени. Она встала и втиснула свои распухшие ноги в туфли. Открыла дверь в гостиную.
— О'кей, Джимми, пошли. Ни о чем не беспокойся, говорить буду я.
Она почти уже была у двери, когда увидала — комната пуста.
— Джимми? — Она вбежала в кухню: конечно, его и здесь нет. Карла подошла к мойке и крепко вцепилась в ее фаянсовые края, так, что костяшки пальцев побелели. Ощущение страха и беды накатило на нее волной. Схватив тарелку из сушки, она с силой запустила ею в стену. Тарелка разлетелась на мелкие осколки, следом за ней полетела следующая.
— Черт бы тебя побрал, щенок! — орала она в пустоту, бессильно опускаясь на пол. — Почему ты не позволяешь мне быть твоей матерью, Джимми? Хоть раз в жизни! Джимми, только раз!
Она разрыдалась. Ей ужасно хотелось выпить, но она думала, что если поторопится, то сможет еще догнать его. Она представляла себе, как он идет в направлении северной части города по Кенмор. Ей рисовалась жуткая сцена: какой-то громила выскакивает из темной подворотни, хватает орущего Джимми и уволакивает куда-то. Ведь это может, может случиться, и виновата в этом буду я, потому что я не смогла его сберечь. И это началось не сегодня, а с того самого дня, когда родился мой бедный малыш.
Она с трудом поднялась с пола и поплелась в гостиную: там на подоконнике еще оставалась бутылка «Вольфшмидта». Ты разве забыла, что тебе нужно идти в полицию?
Карла помнила это и убеждала себя, что непременно пойдет, вот только выпьет одну капельку... чтобы подкрепиться.
Она плеснула жидкость в стакан, из которого пила последние три дня. Стакан стал мутным, подернулся тусклой пленкой, но Карла этого не замечала. Она подняла стакан и посмотрела сквозь стекло на свет угасающего дня. Прозрачная, как вода, жидкость исчезла у нее в горле моментально. Карла плеснула в стакан еще чуток.
— Вот теперь в самый раз, — сказала она себе, сбросила туфли и села на кушетку, грея стакан в ладони.
Сейчас она успокоится, придет в себя и молодцом явится в полицейский участок. Ведь она должна вразумительно и толково рассказать историю своего сына, а для этого надо привести в порядок нервы, прежде чем выходить из дома, она сделает это.
Жужжание домофона застало ее врасплох. Она насторожилась, но продолжала сидеть, пока не зажужжало снова.
Джимми, улыбнулась Карла, быстро встала, подошла к кнопке и нажала на нее, чтобы впустить сына. А сама поспешила на кухню, чтоб ополоснуть стакан и поставить на место. Необутой ногой она затолкала осколки разбитых тарелок за столик, подальше в угол. Уберет все позже.
Она уже надевала туфли, когда раздался стук в дверь. Не глядя в глазок, Карла распахнула ее, счастливо улыбаясь: ее мальчик вернулся, он разрешил ей позаботиться о нем.
Но в дверях был не Джимми. Она склонила голову набок:
— Эвери, что ты тут делаешь? Зачем пришел?
Эвери очень не хотел этого. Несмотря на то, что Моррис был рядом, за углом, с револьвером в руке. Ему очень хотелось, напротив, помочь Джимми. И всем остальным. Но как?
Конечно, если бы он мог предупредить мать Джимми. Сказать: «Послушайте. Это ловушка. Там, сзади, очень больной человек. Он хочет использовать вас как приманку, чтобы поймать вашего сына». Но он не мог.
Тогда бы они умерли тут же, вместе.
Правда, он думал, что они все равно умрут. Но пока оставалась хоть крошечная надежда...
— Мне надо поговорить с вами.
Карла, приоткрывая дверь чуточку пошире, выглядела смущенной.
— Конечно, дорогой. Хочешь войти?
Эвери огляделся, осмотрел холл, все закоулки, стараясь не показать своего испуга.
— Нет, и здесь сойдет.
Карла схватила его за руку.
— Ты знаешь что-нибудь о Джимми? Он только что был здесь и вдруг исчез.
Эвери покачал головой. Он засопел.
«Пожалуйста... дайте мне покончить с этим».
— Послушайте, у него неприятности.
Карла кивнула, и глаза ее расширились от страха.