Она еще не рассказала ему, что с ней произошло.
Когда они добрались до его квартиры, Ник провел Энн в свою спальню. Здесь он взял ее на руки и положил в кровать. Она чувствовала, как бережно он раздевает ее, как осторожно к ней прикасается. Ее рваную одежду Ник сложил в большую корзину. Потом укрыл ее одеялом и прилег рядом с ней. Он гладил Энн по волосам и шептал, что любит ее.
Через некоторое время, подумав, что она уже уснула, Ник хотел подняться, но она тут же схватила его за руку, заплакала и потянула к себе с такой силой, которой он от нее не ожидал. Она хотела, чтобы он был рядом.
Он лежал рядом с ней весь день, пока она спала.
Вот и зеркало. «Посмотрись в него», — говорила она самой себе.
Энн сидела на полу ванной в квартире Ника. Высоко над ней висело зеркало — такое, какие бывают в медицинских кабинетах.
Бога ради, я не могу смотреть, не сейчас...
Энн встала. Ноги ее плохо слушались, и она ухватилась за раковину. Ее била дрожь. Она не могла ее сдержать, вспоминая, как Джо над ней издевался. Зажмурившись, Энн потрогала шишки и корки на своем лице и поморщилась от боли.
Наконец она открыла глаза.
Ее поразил шок. Она и вообразить себе не могла, что все так плохо. «Боже, Боже», — застонала она, глядя на свое обезображенное лицо. Только сейчас она в полной мере осознала, что сотворил с ней ее муж. Не лицо — вся жизнь изуродована. Она закричала. Крик начался на низкой ноте, почти неслышно, и постепенно нарастал, становился все громче, пронзительней. Он был наполнен болью, горечью утраты, невыразимым страданием. Энн сжала кулак и изо всех сил ударила им по зеркалу. На пол со звоном посыпались осколки. Окровавленной рукой она принялась срывать с лица болячки, чтобы стало больнее, еще больнее.
Стук в дверь. Ник.
— Энни, дорогая, что с тобой?
— Убирайся! Оставь меня в покое! — закричала Энн. Она опять опустилась на пол и легла ничком прямо на битое стекло. Она всхлипывала. — Пошел к черту, ублюдок!
Энн всхлипывала еще долго, изливая свою бессильную ярость на рассыпанные вокруг нее осколки зеркала. Потом она успокоилась, гнев и боль немного утихли, остыли. Наконец она села, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Кафельная стена ванной холодила ей спину.
Так она сидела много часов подряд, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, не плача. Она наблюдала, как высоко вверху фигурное стекло меняло цвет от желтого до темно-синего, по мере того, как день переходил в вечер. Ее дыхание постепенно успокоилось, стало ровным.
Энн поднялась. Ее ноги больше не подкашивались от слабости, она больше не дрожала. Она ничего больше не чувствовала. Она присела на корточки и собрала осколки стекла, усеявшие пол ванной. Закончив работу, Энн наклонилась над раковиной и осторожно умылась. Ничто больше ее не беспокоило: наклейки на порезах и царапинах уберегли ее от боли.
У нее ничего больше не болело.
Она повернулась к окну и прошептала:
— Я найду тебя. И убью.
«Наша любовь умерла. Я убил ее красоту и, казалось бы, должен испытывать удовлетворение. Но я не могу. Прошло то время, когда любая, самая незначительная вещь — будь то записка или шишка на голове — вызывала у меня слезы умиления. Теперь я страстно желаю, чтобы эта записка была запрятана как можно Дальше, глубже, в самую глубокую рану, например, в перерезанную артерию. О Боже, как бы я хотел видеть потоки крови! Я бы хотел видеть, как шишка у нее на голове превратится в нечто ужасное. Я бы хотел нанести ей последний удар, смертельный удар, причиняющий жгучую боль. Но она сделала это сама. Я за нее не в ответе. Она изменила мне.
А плата за измену может быть только одна: смерть.
Я иду, Энн, я иду. И все будет кончено для тебя... очень скоро».
Энн пристально смотрела на половицы паркета. Ник был рядом с ней, его дыхание прерывалось, он был не в состоянии говорить. Энн только что рассказала ему, что произошло с ней прошлой ночью. Она еще раз бросила на него быстрый взгляд, проверяя впечатление, которое произвел на него ее рассказ. Ник был так взбешен, что не мог подыскать слов, чтобы выразить свой гнев. Он встал, подошел к окну и долго смотрел на улицу.
Когда он обернулся к ней, в глазах у него стояли слезы, но зубы были крепко стиснуты. Он заговорил:
— Почему? Энни, почему он так жестоко поступил с тобой? Я никогда этого не пойму. — Ник повернулся и снова посмотрел в окно. Энн засомневалась, видел ли он то, на что смотрел.
Ник вдруг взорвался.
— Мразь! Дерьмо! — Он ударил кулаком в стену и пробил штукатурку.
Энн встала.
— Ник, пожалуйста, не надо. Я не выношу этого. Хотя бы не сейчас. — Она взяла его руку и посмотрела на окровавленные костяшки пальцев. — Таким путем ты ничего не добьешься.
— Ну как ты можешь быть такой спокойной? — Он пристально взглянул на нее, и она почувствовала легкий озноб: он смотрел на нее так, как будто никогда ее раньше не видел. Ладно, это не имеет значения. Ничто больше не имеет значения...
Ник резко вырвал из ее руки свою руку и обмотал разбитые пальцы носовым платком.
— Я убью его, — сказал он. Его дыхание прерывалось, глаза потемнели. — Я убью его и остановлю это раз и навсегда. Он никому больше не причинит зла. Я должен убедиться в этом своими глазами.
Энн судорожно вздохнула. Она не хотела подталкивать его к такому решению. Во всяком случае — не так явно.
— Почему ты молчишь? Надеюсь, не потому, что все еще любишь этого подонка, а?
— Я его ненавижу! — Эти слова Энн произнесла с особой силой.
Он пристально взглянул на нее и подумал, что заразил ее своей ненавистью. Ник подошел к ней и обнял.
— Прости меня, Энни. Я совсем ошалел. Я так зол на него за все, что он сделал с тобой и с другими людьми...
— Я знаю. Но мы должны быть очень осторожными. Хладнокровными. И проницательным.
— Что ты имеешь в виду?
Энн подумала: если мы и в самом деле хотим убить его, нам нужно научиться владеть собой. А ему сказала:
— Он опасен, Ник. Он хитер и обязательно убьет нас обоих, если получит хоть половину шанса. Мы должны быть твердо уверены, что ему не представится такой возможности. — Про себя она подумала: мы должны быть уверены, что он умрет медленной, мучительной смертью.
— Какого черта, что ты имеешь в виду?
— Я думаю, ты знаешь.
Ник покачал головой.
— Я собираюсь поймать его, чтобы пресечь злодеяния.
— И ты на этом успокоишься? Главное, в чем мы нуждаемся, — это мужество.
— Конечно. — Ник подобрал с полу свое пальто и пошел к двери. — Я скоро вернусь.
Энн встала.
— Ник, в чем дело? Пожалуйста, не оставляй меня здесь одну.
Но он вышел, даже не оглянувшись на нее.
