Я шел и слышал быстрый гон коней По грунту легкому. И быстрый топот Копыт. Потом — внезапный крик: «Упал! Упал!» — кричали на заборе, И я, вскочив на маленький пенёк, Увидел всё зараз: вдали летели Жокеи в пестром — к тонкому столбу. Чуть-чуть отстав от них, скакала лошадь Без седока, взметая стремена. А за листвой кудрявеньких березок, Так близко от меня — лежал жокей, Весь в желтом, в зеленя́х весенних злаков, Упавший навзничь, обратив лицо В глубокое ласкающее небо. Как будто век лежал, раскинув руки И ногу подогнув. Так хорошо лежал. К нему уже бежали люди. Издали́, Поблескивая медленными спицами, ландо Катилось мягко. Люди подбежали И подняли его… И вот повисла Беспомощная желтая нога В обтянутой рейтузе. Завалилась Им на́ плечи куда-то голова… Ландо подъехало. К его подушкам Так бережно и нежно приложили Цыплячью желтизну жокея. Человек Вскочил неловко на подножку, замер, Поддерживая голову и ногу, И важный кучер повернул назад. И так же медленно вертелись спицы, Поблескивали козла, оси, крылья… Так хорошо и вольно умереть. Всю жизнь скакал — с одной упорной мыслью, Чтоб первым доскакать. И на скаку Запнулась запыхавшаяся лошадь, Уж силой ног не удержать седла, И утлые взмахнулись стремена, И полетел, отброшенный толчком… Ударился затылком о родную, Весеннюю, приветливую землю, И в этот миг — в мозгу прошли все мысли, Единственные нужные. Прошли — И умерли. И умерли глаза. И труп мечтательно глядит наверх. Так хорошо и вольно. Однажды брел по набережной я. Рабочие возили с барок в тачках Дрова, кирпич и уголь. И река Была еще сине́й от белой пены. В отстегнутые вороты рубах Глядели загорелые тела, И светлые глаза привольной Руси Блестели строго с почерневших лиц. И тут же дети голыми ногами Месили груды желтого песку, Таскали — то кирпичик, то полено, То бревнышко. И прятались. А там Уже сверкали грязные их пятки, И матери — с отвислыми грудями Под грязным платьем — ждали их, ругались И, надавав затрещин, отбирали Дрова, кирпичики, бревёшки. И тащили, Согнувшись под тяжелой ношей, вдаль. И снова, воротясь гурьбой веселой, Ребятки начинали воровать: Тот бревнышко, другой — кирпичик… И вдруг раздался всплеск воды и крик: «Упал! Упал!» — опять кричали с барки. Рабочий, ручку тачки отпустив, Показывал рукой куда-то в воду, И пестрая толпа рубах неслась Туда, где на траве, в камнях булыжных, На самом берегу — лежала сотка. Один тащил багор. А между свай, Забитых возле набережной в воду, Легко покачивался человек В рубахе и в разорванных портках. Один схватил его. Другой помог, И длинное растянутое тело, С которого ручьем лилась вода, Втащили на́ берег и положили. Городовой, гремя о камни шашкой, Зачем-то щеку приложил к груди Намокшей, и прилежно слушал, Должно быть, сердце. Собрался́ народ, И каждый вновь пришедший задавал
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ОБРАНЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату