– Ания, а вы ребенка дома, в Москве, обследовали?
– Разумеется. Ника с рождения находится под врачебным присмотром, как и любой ребенок. И в Германии, и в Москве ее наблюдали лучшие врачи, она абсолютно здорова. У нее даже банальных детских простуд никогда не было.
Хали перевел мои слова врачу. Тот выдал очередную грассирующую очередь.
– Он говорит, что Нику не мешало бы обследовать здесь, сейчас. Сделать ЭКГ, УЗИ и всякое такое. Ему не нравится поведение сердечка малышки, такая картина наблюдается обычно у взрослых людей после сильнейшего стресса, которого в принципе не может быть у двухлетнего ребенка.
– Почему?
– Он говорит, что эмоциональное развитие пока слишком слабое, для подобного стресса нужна взрослая душа.
– Понятно. – Ох, милый доктор, у моей крохи с рождения взрослая душа, и в этом, поверьте, нет ничего хорошего! – А что он вколол Нике? Надеюсь, ничего тяжелого?
– Нет, конечно, – улыбнулся Хали. – Это лекарство, поддерживающее сердечко, помогающее ему вернуться в норму. О, смотри, она приходит в себя!
Ника действительно распахнула глаза и удивленно посмотрела на склонившегося к ней дядю:
– Ты кто?
– Это доктор, солнышко. – Оказывается, при желании я могу телепортироваться: только что я топталась у двери, боясь помешать врачу священнодействовать, а сейчас уже сижу на краешке кровати и держу дочуру за теплую лапку.
– А зачем? – Слава богу, глаза у малышки снова стали прежними. – И почему у меня болит ручка?
– Ручка болит от укола, а укол тебе пришлось сделать, потому что ты решила поболеть, врединка мамина. – Я не удержалась и чмокнула ребенка в загорелую щечку. – И так напугала нас всех, что мама с папой чуть не умерли от страха.
– И дядя Хали с тетей Танией тоже, – улыбнулся дядя из-за плеча доктора.
Француз с удивлением рассматривал веселого и порозовевшего ребенка. Он явно не мог понять, как такое возможно.
Просто он никогда не имел дела с детьми-индиго, способными излечивать себя самостоятельно.
– А как я болела, мамс? – Дочка уже сидела в кровати любопытным сусликом. – Чихала и кашляла?
– Ты что же, ничего не помнишь?
– Нет. А где папа?
Ну, слава богу! Непонятный взрыв эмоций, вызвавший такой глубокий обморок, закончился пшиком, не оставив и следа. Видимо, малышка слишком обиделась за обедом на папу, никогда раньше не разговаривавшего с ней подобным тоном, вот ей спросонья что-то и привиделось.
Значит, все хорошо? Вроде да.
И тут, как всегда некстати, решил развязаться тот самый, туго набитый эмоциями узел. Да еще как развязался! Хорошо, что врач еще не ушел.
В общем, семейство Майоровых провело вторую половину дня довольно креативно. Точь-в-точь как в моем любимом тосте «За корпоративную креативность карловарских любителей керлинга!».
Но даже после корпоративной креативности Майоровых чрезвычайно ответственный местный эскулап не забыл о своем намерении обследовать Нику. Состояние моего подызношенного организма никаких сомнений не вызывало, все было предельно ясно – отдых, отдых и еще раз отдых.
А вот маленькая мадемуазель чрезвычайно заинтересовала доктора. Ну пожалуйста, мадам, это займет совсем немного времени!
Я, если честно, вовсе не собиралась тратить драгоценные часы отдыха на посещение медицинских учреждений, мой ребенок абсолютно здоров, я это и без господ в белых халатах знаю. Но вмешался безумный папашка, не спускавший Нику с рук все то время, что врач возился со мной.
И когда я начала отказываться от обследования дочери, не замедлил вмешаться:
– Анна, ты что?! Что за отношение к здоровью ребенка? Завтра же утром и поедем! Доктор, договоритесь, пожалуйста, часиков на десять утра. Это возможно?
Еще бы не возможно, за ваши деньги – любой каприз.
Ближе к вечеру мне было разрешено принять вертикальное положение, и мы перебазировались в наш номер, куда Лешка заказал легкий ужин.
Спать маниакальный отец отправился в комнату дочери, чтобы, если не дай бог что…
Я, если честно, не возражала. Почему-то сегодня ложиться с мужем в одну постель не хотелось. Впервые в жизни.
В нашей с ним жизни.
Глава 13
Ненавижу просыпаться с головной болью! Нет, не с той головной болью, что дрыхнет сейчас в комнате дочери, с ним-то я как раз просыпаться люблю. Иногда – очень люблю. А вот с разрывающим черепную коробку атомным взрывом боли дружат только… Нет, даже они предпочитают другой тип боли.
Решила приподнять себя с кровати, и тут же отель качнуло, и я хлопнулась обратно. И вовсе не меня качнуло, отель! И кровать начала раскачиваться и кружиться, тоже мне, поклонница Сен-Санса нашлась! Умирающий лебедь здесь я, а не ты. И хотя на лебедушку я мало похожу (и вовсе не из-за веса, просто шея у меня нормальной, к счастью, длины), но остаться лежать подстреленной тушкой могу.
Могу, но не хочу. Так, который там час? Вот же свинство, а! Всего-то семь утра, если бы не болючий будильник, я могла бы понежиться еще часика полтора, а так… И что теперь делать? Понятно, что первым делом зажевать таблетку от головной боли, а потом?
Мое семейство, судя по тишине, еще почивать изволит, будить их не хочется. Ладно, что-нибудь придумаю, а пока надо расправиться с выматывающим фактором.
Хорошо, что аптечка хранится в тумбочке возле изголовья, не пришлось вставать с выплясывающей разухабистую «Барыню» кровати.
Зловредная боль полностью оправдала ожидания – сопротивлялась долго и упорно, цепляясь мерзкими щупальцами за все, до чего могла дотянуться, досталось даже копчику. Если честно, такого со мной еще не было. Боль казалась чужеродной, присланной откуда-то извне. Почему? Не знаю, казалось, и все.
Но не раз проверенное лекарство справилось и на этот раз. Спустя каких-то тридцать восемь минут я смогла добраться до ванной комнаты и принять душ. Поначалу меня слегка штормило, но душ смыл остатки слабости.
Так что в начале восьмого утра я была свежа, словно огурец с грядки. Именно огурец, потому что цвет лица пока был зеленоватый. А пупырышки где? А нету, мой сорт огурца гладкий, беспупырчатый.
Заглянула в комнату дочери. Так и есть – спят, да еще так уютно! Лешка закинул руки за голову, Ника закатилась папе под бочок и свернулась котенком.
Не выдержала, притащила фотоаппарат и сняла сладкую парочку. Получилось очень даже неплохо, цифровая техника не подвела. Теперь можно и вредничать:
– Эй, сони, подъем! – Между прочим, уже половина девятого, а Лешка договаривался с врачом на десять утра. Причем в десять мы должны уже быть в медицинском центре.
– Мамсик! – Моя малышка всегда просыпается с солнечной улыбкой. Когда дома все хорошо. – Доброе утро!
– Доброе утро, зернышко! Давай, поднимайся, умывайся, и пойдем завтракать. Нам ведь сегодня к доктору ехать.
– А потом – на дачу! – подпрыгнул ребенок, причем подпрыгнул на спящем папе. – Папс, вставай! Просыпайся, хватит спать, не забудь убрать кровать!
Кто-то из наших друзей подарил Нике говорящие часы, дочка мгновенно выучила все незатейливые рекомендации ходиков и с энтузиазмом делилась ими с окружающими. А если учесть, что в данный момент каждое слово сопровождалось подпрыгом, папе пришлось-таки проснуться:
– Ника, перестань, ты меня совсем расплющишь! – Он улыбнулся, но как-то вяло, неохотно.
И все остальное наш папа проделывал так же снуло: в душ не пошел, ограничился чисткой зубов и бритьем, завтракал совсем плохо – расковырял вилкой все блюда, в итоге толком не поел, выпил только
