оставайся человеком!
С этим напутствием и оставил я уютный домик старого ловца бобров.
…Канзас-Сити шестидесятых был самым оживленным местом на Западе. Этот пестрый приграничный город стоял на пересечении всех малых и больших путей как с Востока на Запад, так и обратно Из него вверх по Миссури уходили пароходы в страну индейцев тетонов-сиу, и еще дальше в места кочевий ассинибойнов и черноногих. Отсюда начинали свой путь караваны, которым предстояла долгая дорога по знаменитой Тропе Санта-Фе, оканчивающейся в далеком мексиканском штате Чиуауа. Из Канзас-Сити отправлялись в прерии и охотники на бизонов.
После завершившихся сезонов сюда стекались все пограничные люди. Здесь бывали трапперы и торговцы, охотники и ковбои, разведчики и проводники, лесорубы и погонщики мулов. Они превращали этот город в место бесконечного веселья, а также жестоких драк и перестрелок. Здесь ковбои, зарабатывающие большие деньги за доставку скота из Техаса, спускали их в салунах за считанные дни. Трудно добытое золото старателей быстро перекочевывало в карманы картежников и барменов.
Одним словом Канзас-Сити был воротами на Запад, распахнутый для бесконечного потока путешественников, среди которых оказался и я.
Сойдя на берег, я немного задержался на нем, чтобы осмотреться, и в спокойной обстановке вступить на главную улицу Столицы Запада. Я отошел к большому стеллажу сосновых бревен, на одном из которых сидел какой-то пожилой человек. Мельком взглянув на него, я присел рядом.
Толчея и суматоха на берегу понемногу стихали. Встречающие нашли своих знакомых или родственников и отправились в город. Остальные пассажиры «Дальнего Запада», не задерживаясь подобно мне, у причала, длинной вереницей шли по направлению к Мэйн-стрит. Вскоре лишь грузчики остались на берегу.
— Черт возьми! — раздался зычный голос моего соседа по бревну, — Пропади все пропадом! Сколько мне еще торчать в этом битком, набитом людьми городе? — Он встал и с силой хлопнул ладонями по бедрам. — Проклятье!
Я внимательно всмотрелся в старика и с удивлением обнаружил, что где-то встречал это крупное лицо с характерным твердым подбородком, синими глазами и внушительным кадыком.
— Ба!.. — непроизвольно вырвалось у меня. — Джимми Бриджер!
Я вспомнил, где видел это интересное лицо. Оно красовалось на обложках многих дешевых книжечек, повествующих о легендарном времени первых трапперов.
Старик окинул меня взглядом и произнес:
— Мне кажется, мы с тобой не знакомы, парень.
— Верно, — сказал я. — Но я десятки раз видел твое изображение на обложках. Я много читал о трапперах.
— Хм, — самодовольно хмыкнул Бриджер. — Вон оно что. Эти писаки, к слову сказать, большие плуты. Марают бумагу, врут, приписывая Бриджеру подвиги, которые ему и не снились.
— Ну не всегда же они врут. Кстати, я знаю о подлинной жизни Бриджера больше, чем все писатели вместе взятые.
— Вот как! — Старик с интересом посмотрел на меня.
— Сам я из Сент-Луиса. Моим соседом по улице был Том Уокер…
Услышав это имя, Бриджер заулыбался, его глаза лучились теплом.
— Что ты говоришь?! Старина Томас — твой сосед?!.
Он снова уселся на бревно и, взяв меня за локоть, принялся расспрашивать об Уокере. Я с охотой отвечал на все его вопросы. Видно было, что Бриджеру доставляет немалое удовольствие видеть и слушать человека, который лично знал его давнишнего приятеля. Потом он сам разошелся и долго рассказывал мне о том, как они вместе с Уокером осваивали охотничьи пространства Скалистых гор. Многое из того, что мне довелось услышать от Бриджера, я уже знал, но из уважения к прославленному горцу не перебивал его, про себя радуясь, что этот великий траппер встретился на моем пути.
Когда он угомонился, я счел нужным рассказать о себе и своих намерениях.
— Во-первых, — предложил он мне, — тебе нужна гостиница. И та, в которой я поселился, подойдет для тебя. Она называется «Париж», расположена в тихом месте и отличается скромной платой за жилье. Во- вторых, вечером я познакомлю тебя кое с кем из своих приятелей. И последнее, коли Джим Бриджер, помогает тому, кто дружил с Томом Уокером, то делает это от чистого сердца… А теперь, пойдем.
Прежде чем тронуться с места, я поинтересовался у траппера:
— Ты, кажется, ждал сегодня кого-то?
Бриджер нахмурился и буркнул:
— Одного типа, который думает, что мое терпение беспредельно. Мне надоело каждый день ходить к причалу. — Он сплюнул на песчаный берег. — Не люблю, когда не держат своих обещаний… Но для тебя это не интересно. Идем!
Вскоре мы уже шагали по главной улице Канзас-Сити. В это полуденное время она была почти пуста. Довольно жаркое солнце апреля загнало обитателей города под крыши домов и салунов. Последних было, как мне показалось, чересчур много даже для Столицы Запада. Хотя, надо признаться, ни один из них не пустовал. Видно, трезвенниками в этом городе и не пахло.
Мы собрались было свернуть в переулок, ведший к гостинице «Париж», когда с дальнего конца Мэйн- стрит послышался грохот несущегося на всех парах конного экипажа. Невольно мы остановились. В тучах пыли к нам приближалась шестерка бешено скачущих лошадей, запряженных цугом. Перепуганный вид старого возницы ясно говорил о том, что лошади понесли. Редкие прохожие шарахались в стороны, в изумлении провожая взглядами дикую запряжку.
Я стоял в нерешительности до тех пор, пока до моего слуха не донеслись громкие крики женщин, находившихся в экипаже. Затем меня сорвало с места. В следующие мгновение я уже висел в упряжи передовой, ближней ко мне лошади. Меня трясло и швыряло, как камень в трещотке индейского шамана, но моя хватка не
Сначала экипаж катился с прежней скоростью. Потом моя лошадь стала притормаживать, задерживая остальных животных.
Я стал надеяться на благоприятный исход этого инцидента, как вдруг вся шестерка лошадей резко сдала влево, в мою сторону. Чтобы не оказаться под копытами и колесами экипажа, я всем телом рванулся назад. Моя голова ударилась обо что-то твердое, и я потерял сознание…
Чувства медленно возвращались ко мне. В голове гудело. Сквозь полу прикрытые веки я различил фигуры двух девушек склонившихся надо мной. Они о чем-то говорили. Я прислушался к их разговору, все ещё не в силах разогнать окутавший мою голову туман.
— Он, кажется, приходит в себя.
После этих слов я почувствовал на своем лице прикосновение.
— Этот молодой человек спас нам жизнь, Элизабет.
— Ох, Лаура, если бы не он, наш экипаж разнесло бы в щепки… Негодный кучер, негодные лошади! Я сегодня же скажу отцу, чтобы он выгнал старого бездельника и сменил лошадей.
— Извините меня, мисс Карстерс. — Голос принадлежал, по-видимому, вознице. — Я делал все возможное…
— Замолчите, Питер! Я не желаю слушать ваших оправданий… Лаура, посмотри, нет ли у него раны на голове.
Мягкие женские пальцы пробежали по моим вискам, лбу, темени.
— Есть, кажется, ссадина и на темени растет великолепная шишка.
— Ну, это полбеды, — рассмеялась Элизабет.
Я шире открыл глаза и увидел над собою лицо Лауры. Оно меня поразило сразу. Красота его была ошеломляющей. Представьте себе большие карие глаза в обрамлении длинных густых ресниц, высокий чистый лоб, тонкий нос с едва заметной горбинкой, полные яркие губы, твердый округлый подбородок, высокие скулы, и все это в сочетании с матово-смуглой экзотической кожей, и вы были бы очарованны не меньше моего.
— С вами все в порядке, мисс? — Я едва узнал свой голос — так он дрожал от перенесенного шока.
— Девушки-то отделались легким испугом, — послышался густой бас Джима Бриджера. — А вот как ты себя чувствуешь?
