воевать три года; и если нужно, я буду воевать десять лет» [33].
Дуче обратился к совету министров и объявил о «невмешательстве».
«День неопределенности» [34]. Поляки гибли под немецкими бомбами и снарядами. Кабинет министров Франции раскололся, и Жорж Бонне, французский министр иностранных дел, хватался за соломинку. Соломинкой была запоздалая попытка Муссолини выступить посредником. Столицы Европы еще на что – то надеялись. Послы Рима, Берлина, Лондона приезжали и уезжали, сообщения потоками шли в министерства иностранных дел Европы и выходили из них, но все было напрасно. Британский кабинет министров настаивал на том, чтобы условием для принятия предложения Муссолини стал вывод немецких войск из Польши. Чиано знал, что для Гитлера это условие было невыполнимо.
Был «чудесный день конца лета» [35]. Он также был и концом эры.
Сэр Невилл Гендерсон передал в управление Риббентропа сообщение от лорда Галифакса: «Я имею честь сообщить вам, – было написано на высокопарном языке дипломатии, – что в 11 часов (британское летнее время) между Англией и Германией может возникнуть состояние войны» [36].
Франция, кабинет министров которой одолевали сомнения, а лидеров – тревога, отложила присоединение к Британии до 17 часов.
К тому времени мир услышал обращение опечаленного короля Георга VI к своему народу в Англии и за рубежом, которое он сделал прерывающимся голосом:
«Второй раз в жизни большинства из нас мы воюем…»
В Варшаве сразу зародилась надежда, хотя ее не должно было быть. Реалисты понимали, что объявление войны Англией и Францией не могло стать поддержкой оказавшимся в беде полякам. Немцы защитили свой южный фланг укреплениями Западного вала (еще не завершенного), и около 34 дивизий (большинство из которых подразделения низкой категории) охраняли границу с Францией. Что более важно, Франция была раздираема раскольни
Польша с населением в 1939 году почти 35 000 000 человек (только 22 000 000 из них – этнические поляки) была преимущественно аграрной страной – землей с крупными имениями, в большинстве своем очень богатыми; землей лошадей и стад, придорожных погостов и большого количества церквей; землей, сходившейся в столице Варшаве, где Восточная и Западная Европа – славяне и немцы, французская культура и русская отсталость сталкивались вместе. Варшава была городом с большим числом мощеных и грязных улиц.
Польша находилась в безнадежном стратегическом положении, фактически окруженная с запада, севера и юга немецкой территорией и граничащая на востоке с презираемым и ненавидимым колоссом – Россией [37].
Польские вооруженные силы, как и польское государство, представляли собой странную смесь прошлого и настоящего (больше прошлого) и некоторых признаков будущего. В армии было несколько лучших наездников мира. Кавалеристы личного полка Пилсудского, в знак своего превосходства носившие бунчуки, привыкли устраивать возле Варшавы для военных наблюдателей яркую демонстрацию своего мастерства с пиками и саблями и пулеметной стрельбой с небольших повозок с тройкой лошадей, несущихся галопом.
Польская армия, большая по численности, испытывала недостаток в большинстве других военных составляющих. Тридцать пехотных дивизий, образующих десять корпусов, плюс чрезмерное количество конной кавалерии и неполная механизированная кавалерийская бригада в мирное время составляли силу, объединяющую около 280 000 человек [38].
Было еще более 1 500 000 резервистов – мужчин от 24 до 42 лет, которые прошли военную подготовку. А на бумаге – по меньшей мере еще 15 дополнительных резервных дивизий и большое число мелких подразделений. Однако вооружение оставалось слабым. Для полной мобилизации требовалось от 30 до 60 дней, а Варшава не начинала всеобщую мобилизацию до 30 августа. К тому моменту было уже слишком поздно. 1 сентября в польской армии насчитывалось, очевидно, в общей сложности от 800 000 до 1 000 000 человек, включая всех вновь мобилизованных резервистов и военнослужащих, направлявшихся в свои подразделения. Многие ехали на реквизированных сельских повозках с запряженными лошадьми, в гражданской одежде.
Их сгруппировали в начале кампании в шесть так называемых армий или групп малой и неравной силы, направленных в наревскую группировку (от Ломзы до Литвы вдоль границы с Восточной Пруссией) – армия «Модлин»; армия «Поморже» – в Коридоре; армия «Познань», армия «Лодзь», армия «Краков» и армия «Карпаты» – на юге [39]. Специальная зона прибрежной обороны под командованием адмирала флота охватывала морские подходы к Данцигу, Гданьску и Коридору. Районы концентрации основных резервных группировок, поддерживающих эти армии, были разбросаны по всей стране: сильнейшие – южнее, северо – восточнее и западнее Варшавы. Общее число фактически мобилизованных приближалось к 27–30 дивизиям или эквивалентной им численности. В сущности, поляки пытались создать сплошной оборонный кордон на незащищенных 1 750 милях границы с Германией.
Поддержку армии оказывали две воздушные дивизии – менее 1 000 самолетов, причем лишь половина из них были боевыми и большая часть – устаревшими [40].
Флот был незначительным – около 3 100 человек, несколько эсминцев, подводных лодок, канонерок и речных судов.
Было некоторое количество не сплошных и изолированных бетонных и стальных укреплений и укрепленных позиций. Прочные укрепления, частично сооруженные более четверти века назад, были разбросаны по стране возле городов Быдгощ, Лодзь, Ченстохов, Катовице, Краков, Млава, Познань, вдоль реки Нарев и также на полуострове Хель и на балтийских подходах к Данцигу и Гдыне. Однако полевые укрепления оказались примитивными и плохо подготовленными – несколько траншей, колючая проволока и ловушки для танков, которые было легко избежать. Даже погода – стояло жаркое и сухое лето – играла не на пользу защитникам: обычные для сентября дожди не шли. Уровень Вислы и других польских рек оставался низким: все реки можно было перейти вброд из – за твердой и сухой земли, а знаменитый польский «капитан грязь» не участвовал в кампании [41].
Поляки оказались жертвами беспомощного географического положения их страны и их собственного неопределенного поведения. Они почитали и ненавидели немцев, презирали и боялись русских. Министр иностранных дел Бек был до кризиса настроен против Франции и дружественно к Берлину. Рыдз – Смиглы как – то сказал: «С немцами мы рискуем потерять нашу свободу, с русскими мы потеряли бы душу» [42].
Население нового рейха Адольфа Гитлера составляло около 80 000 000 человек, и в нем производилось ежегодно более 21 000 000 тонн стали, что в 15 раз превышало все производство Польши.
Всего за несколько лет дисциплинированный однородный немецкий народ под хлыстом страшного фашистского национализма создал сильнейшую в мире военную машину. Германия была хорошо подготовлена к короткой войне, хотя ее вооруженные силы имели большие недостатки. Гитлер не был настроен на длительную войну в течение нескольких лет («…самое позднее, – сказал он, – все закончится к 1943–1945»). Многие танки вермахта имели слабое вооружение и были слишком легкими; надводный флот сильно уступал британскому; для люфтваффе требовалось больше станций обслуживания и ремонта, а также запасных частей. Кроме того, ощущался недостаток в боеприпасах.
Однако люфтваффе с 4 300 действующими самолетами, большинство из которых были современными боевыми машинами, являлось мощным инструментом политики – в частности в воздушных операциях при поддержке сухопутных войск. Морской флот, хотя и небольшой, качеством компенсировал количество; его линейные корабли (бронированные крейсеры) «Шарнхорст» и «Гнайзенау» водоизмещением 26 000 тонн и его 57 подводных лодок представляли серьезную угрозу британским торговым судам.
Германская армия извлекла выгоду от поражения в 1918 году и ограничительных положений
