действия катеров и тыловая поддержка. Корабли огневой поддержки пересмотрели свои планы с учетом того, что оборонительные сооружения на Бетио не были «стерты», и в последующих операциях предварительные бомбардировки и орудийная поддержка военно – морских сил были намного эффективнее. Короче говоря, Тарава «революционизировала концепцию корабельного огня». Бронебойные снаряды и другие средства разрушения хорошо укрепленных позиций в последующих операциях использовались более широко. Большое значение имели интенсивность, точность и более плотная огневая поддержка.
Ночная воздушная защита самолетами с авианосцев, впервые испробованная в операциях на островах Гилберта, стала частью доктрины флота; она была более тщательно разработана и улучшена. Защита военного флота и тонкостенных транспортных судов от воздушных и подводных атак противника на большой площади с помощью авианосцев и эсминцев прикрытия оказалась не только возможной, но и чрезвычайно эффективной, несмотря на потерю «Лиском – Бэй» и поражение торпедой авианосца «Индепенденс». А фактор времени, который является главным в десантных операциях, стал на Марианских островах и Окинаве чудом координации действий [13].
Американские самолеты вскоре стали подниматься с аэродрома Хокинса на Тараве; Макин и Апамама (которые были легко захвачены при слабом сопротивлении противника) также были превращены в базы США, а следующими были Маршалловы острова.
«В тактическом отношении Бетио стал учебником по будущим десантным высадкам и атакам», – отметили после войны Джетер А. Айсли и Филип А. Кроул.
«Потери в 3 300 человек (включая тех, кто участвовал в захвате Макина и Апамамы) малы по сравнению с общими потерями в каком – либо другом наступлении в центральной области Тихого океана, за исключением операции по захвату Кваджалейна и Энниветока на Маршалловых островах. Атаки на Марианских островах, Палау и Иводзима обошлись дорого не только морскими потерями – можно с уверенностью сказать, что эти более поздние победы стали вообще возможны только благодаря урокам, полученным на Тараве» [14].
Однако самым важным стал старейший военный урок – проявление отваги. Тарава была завоевана отважными сердцами, бившимися под «хаки», солдатами, которые решились погибнуть. Война и сама жизнь не знают замены красному значку отваги.
Главнокомандующий 5–м флотом отдал должное 2–й дивизии морской пехоты, «бесстрашно идущей вперед, несмотря на тяжелые потери», принявшей «самый ожесточенный бой в истории морских пехотинцев», Дэйву Шоупу, и Хокинсу, и рыжему Кроуву, и их товарищам, покоящимся под крестами в песке.
«Изумительная отвага и стойкость [морских пехотинцев] при проведении атаки <…> после тяжелейших потерь – это часть американской истории, которую будут помнить дольше всего. Ничто в истории корпуса морской пехоты не может быть выше героизма, проявленного на Тараве офицерами и солдатами 2–й дивизии морских пехотинцев и военно – морскими частями, которые сопровождали их во время высадки» [15].
Глава 8
Нормандия – начало конца
Желтый утесник цвел в живых изгородях, а зеленые холмы Англии никогда не были красивее, чем в тот летний день кризиса, развития и кульминации в июне 1944 года.
На станции Ватерлоо молча стоял капрал Королевских ВВС, обняв рукой девушку, уткнувшуюся лицом ему в грудь. Их лица были неописуемо печальны.
Во всех пабах южных городов Англии царила необычная тишина, а улицы были пустынны. Солдаты не спали. Казалось, что в Англии и во всем западном мире время остановилось; все застыло в напряженном ожидании. Люди молились за миллионы солдат накануне сражения.
Ибо это был день и был час; в древних портах царило столпотворение, воды Ла – Манша побелели от величайшей в истории морской армады, направляющейся на дальний берег к кровавым пляжам Нормандии, где от гомеровских столкновений армий зависела судьба империй.
Высадка сил союзников во Францию 6 июня 1944 года стала как эмоциональной, так и стратегической кульминацией Второй мировой войны. Для Великобритании и Соединенных Штатов она стала началом конца – окончанием почти пяти лет поражений и борьбы, крушений надежд и лишений, завоеванных дорогой ценой побед вдали от своей земли, стратегических споров, дискуссий и компромиссов; началом осуществления принятого решения, рассветом надежды. Для Франции она стала надеждой на возвращение свободы; для большинства же немцев означала – победить или погибнуть: либо выбить врага из Франции, либо отправиться по дороге к Gotterdammerung[6] – к закату власти нацистских богов и к неизбежной катастрофе.
Об атаке через Ла – Манш мечтали почти с самого начала войны. Ее планировали и разрабатывали. Она стала порождением многих умов и ничьим ребенком. Она представляла собой кульминацию главной стратегической концепции американцев: сначала Европа и прямой массированный удар в сердце Германии. Генерал Эйзенхауэр был назначен верховным главнокомандующим за шесть месяцев до вторжения в Нормандию. К этому дню и к этому часу напряженно готовились штабы; солдаты, обливаясь потом, проходили обучение.
Концепция завоевания была внушительной, впечатляющей и грандиозной. Союзники должны были двинуться из разных морских портов Великобритании через неспокойные воды Ла – Манша на 5 300 кораблях. Это был крупнейший за всю историю флот! [1]. Величайшие за всю историю воздушные армады – около 12 000 самолетов – должны были перебросить крупные группировки трех воздушно – десантных дивизий в Нормандию, обеспечить защиту сухопутных войск, разгромить оборону немцев, разрушить мосты и железные дороги, ведущие в Нормандию, изолировать береговые оборонительные укрепления. Шесть пехотных дивизий – три американские, две английские и одна канадская – должны были атаковать с моря 60–мильный участок германской западной стены между Каном и Шербурским полуостровом; 107 000 солдат, 14 000 военных машин, 14 500 тонн грузов нужно было доставить на открытые берега в первые 48 часов. Импровизированные порты, затонувшие корабли и бомбардоны, импровизированные доки, гибкие подводные трубопроводы, плавающие танки и грохочущие пушки, множество воинов – все это было частью системы поддержки операции.
Немцы знали, что кризис неизбежен: 3 июня германская разведка предупреждала, что «вторжение может произойти в ближайшие две недели». Адмирал Вильгельм Канарис, шеф немецкой разведки, нашел доступ к сети связи между союзниками и французским подпольем. Он отдал распоряжение немецким разведчикам в области радиоперехвата тщательно прослушивать радиопередачи из Англии. Оперативное кодированное сообщение, которое должно было сначала предупредить подпольщиков, а затем, с передачей во второй раз, сообщить им о высадке в течение 48 часов, было взято из «Chanson de l'Automne» («Осенней песни») Поля Верлена:
Германская служба слежения в штабе 15–й армии возле бельгийской границы осуществила перехват первого сообщения 1 июня и верно его расшифровала. Второе сообщение было перехвачено и верно истолковано около 9:15 вечера 5 июня. На берегах Па – де – Кале 15–я армия была приведена в готовность, но не 7–я армия в Нормандии.
В течение многих месяцев подстегиваемые энергичным Эрвином Роммелем, который завоевал себе неувядаемую славу, будучи командующим Африканского корпуса, солдаты и военные рабочие укрепляли Атлантическую стену, заливая бетон, устанавливая пушки, минируя подходы к берегу, высаживая на открытых полях Rommelspargel («спаржу Роммеля» – высокие заминированные колья, которые должны были препятствовать приземлению планеров и парашютистов), «засеивая» террасные отмели подводными преградами всевозможных видов – тарельчатыми минами, «ежами» и пирамидами, «бельгийскими воротами», «элементом С» и кольями.
Однако в германском командовании был раскол. Фельдмаршал Карл Герд фон Рундштедт, верховный немецкий командующий во Франции и Нидерландах, придерживал свои мобильные резервы далеко от побережья, считая, что он сможет быстро мобилизовать их, после того как обозначится главная высадка
