немедленно вернуться. Только вы уж не обижайтесь на меня. Не будете?
— Нет, — сказал Цукки.
— Честное слово? Вы, ученые, скры-ытный народ. Все знаете, даже викингов.
— Честное слово, — серьезно сказал доктор. — Только скажите часовому, чтобы нас выпустили.
— Выпустили? А это… — На потном лице полковника мелькнул испуг, но тут же растаял, согнанный улыбкой. — Часовой, выпусти, сынок, моих друзей!
— Да, сэр, — сказал часовой и нажал на кнопку. Загудел мотор, и металлические створки ворот медленно раскрылись.
— До свиданья! — крикнул Цукки и резко дал газ.
Задние колеса выбросили из-под себя облачка песка, и машина рванулась с места.
Далби, улыбаясь, шел по территории. Конечно, все это в высшей степени странно, думал он, но никак не мог закончить мысль. Мысли ни за что не хотели выстраиваться в теплом бассейне необъятного блаженного веселья.
Навстречу ему бежал Уэбб. Лицо его лоснилось от пота. «Все-таки, что ни говори, в нем есть что-то приятное, симпатичное», - подумал Далби.
— Сэр, — крикнул Уэбб и задохнулся, — вы, вы… выпустили машину с территории? — Он никак не мог заставить себя поверить своим собственным чувствам. Или они обманывают, или…
— Да, дорогой мой Уэбб, мне стыдно, но я должен признаться вам в одной маленькой тайне. Дайте ваше ухо. Я, знаете, обожаю кроссворды. Догадаешься, что птица из четырех букв — это киви, и душа поет. В моем-то возрасте… — Полковник стыдливо рассмеялся. — Ну ничего не могу с собой поделать.
Майор Уэбб в ужасе отшатнулся. Его загорелое лицо приобрело глинистый оттенок. Он с силой потер ладонью лоб. Мысли фейерверком кувыркались в голове. Он не в себе. Не он — полковник не в себе. Сошел с ума. Сошел с ума… Спокойно, спокойно, это и есть твой шанс. Бегом к генералу.
Уэбб бежал, ручейки острого, щиплющего кожу пота текли у него по лицу, но ему казалось, что он не бежит, а важно, как полагается начальнику, уже почти начальнику, шествует по базе, по своей базе. Пора, пора самому командовать. Он это заслужил.
— Сэр, — крикнул он, подбежав к Трупперу, — полковник Далби выпустил с территории машину с доктором Цукки и двумя объектами!
— Вы думаете, они еще не скоро приедут?
— Приедут? Это побег, сэр!
— Господь с вами — побег! Такие милейшие люди… — Генерал забулькал блаженным смехом.
— Но ведь территорию базы не имеет права покидать ни один ученый и ни один объект. — Уэбб почувствовал, как земля плавно дрогнула у него под ногами. Перед глазами летали яркие мошки. Они казались яркими даже на фоне ослепительного солнца. Сердце колотилось о ребра, но он не чувствовал боли.
— Имеют право, не имеют права, — заливался смехом генерал, — все это пустые, скучные вещи. Как вы можете говорить о пустяках, когда кругом такое блаженство? Смешной вы человек, майор! И усики у вас смешные. Милые и смешные. Нравятся, поди, дамам, а?
Уэбб уже больше не мог бороться с колебавшейся под ним землей. Если он не сядет, он упадет. Чудовищно. Сесть перед стоящим генералом… Он закрыл глаза и опустился на землю. Он сошел с ума. Он сошел с ума. Он с силой сжал ногтями тыльную сторону ладони и почувствовал боль. И вдруг, подобно острейшему лучу лазера, его пронзила догадка. Она была чудовищна и казалась обреченной из немедленную смерть от логических ударов. Но она росла и крепла, расшвыривая слова «невозможно», которыми пытался преградить ей путь смятенный ум майора Уэбба. Они ведут себя так, как стимулируемые объекты. Значит, они находятся под воздействием стимуляторов. Где, когда? В лаборатории Цукки, подсказал участочек мозга, еще сохранивший способность мыслить.
Майор Уэбб тонко вскрикнул, вскочил и помчался огромными прыжками к контрольной башне.
Цукки никогда не был хорошим водителем. Он не умел управлять машиной спокойно и небрежно. Несмотря на то что он был ученым, а может быть, именно поэтому, он всегда испытывал нечто вроде почтения к автомобилю. «Ты правишь так, — говорила ему Мэри Энн, — словно извиняешься перед машиной». Впрочем, ее раздражало все, что бы он ни делал. Наверное, она никогда не любила его. А может быть, она не нашла в нем того, что искала? Чего? Ясных ответов «альф» — вот чего. Теперь у него есть ответы, но уже слишком поздно. И правит он так, как всегда хотел править, но не мог. И тоже уже слишком поздно.
Правая нога его всей своей тяжестью лежала на акселераторе, а руки крепко-крепко сжимали руль. Мотор негодующе ревел на полных оборотах.
Главное — не сводить глаз с ленты шоссе. Тогда не так чувствуется скорость.
«Жалко, что Мэри Энн не видит меня сейчас», - мелькнула у него забавная мальчишеская мысль. Уже поздно. Поздно. Осторожнее, впереди машина. Только не выехать, колесами на обочину. При такой скорости это конец. Встречный грузовик испуганно шарахнулся в сторону и в плотном свисте тугого воздуха остался позади. Первый раз в жизни не он уступил дорогу, а ему.
Первый и последний.
Машина мчалась от лагеря со скоростью восьмидесяти миль в час. Дэн почувствовал, как выходит из него одеревеневший покой, словно высасывается скоростью, и место его занимает страх. Страх за Фло, которую он крепко обнял за плечи. Он чувствовал, как она дрожит, и понял, что и она выходит из-под действия стимулятора. Их уже отделяло от лагеря миль пять, не меньше.
Они не разговаривали, да и трудно было услышать друг друга в яростном реве плотного раскаленного воздуха. Он еще крепче обнял ее за плечи, стараясь унять их дрожь. И чем крепче он сжимал ее, тем меньше становился и его страх.
Он посмотрел на спину доктора Цукки. Идиотский светло-зеленый халат шевелился, как живой. Казалось, что под ним ползают змеи. Это от встречного тока воздуха, подумал Дэн и впервые за долгое время почувствовал острую и горькую любовь, не синтетическую любовь электронного робота, а терпкую, сложную любовь человека. Что станет с доктором Цукки, что станет с ними? Ветер сдувал вопросы, как мыльные пузыри, и они лопались с легким шорохом, чтобы тут же возникнуть вновь.
Дэн, не выпуская руки Фло, нагнулся вперед и прокричал в ухо доктору:
— Хотите, я сяду за руль? Мы потеряем всего несколько секунд.
Цукки отрицательно качнул головой и напряженно улыбнулся.
Он не хотел отдавать руль. Теперь было уже поздно уступать руль.
ЦЕНА ОДНОГО ДЕЛЕНИЯ
Лестнице не было конца. Целых двадцать ступенек. Дверь. У двери сержант с автоматом на шее. Отвечать на приветствие нет времени. Открывать дверь за ручку — тоже. Толкнуть ее ударом ладони. В комнате главного пульта тихо и прохладно. Мягко жужжит кондиционер. Ровно светятся зеленые огоньки индикаторов. Из-за стола вскакивает лейтенант Хьюлеп. Конечно, сегодня его дежурство.
— Лейтенант, — кричит Уэбб, — немедленно выключите главный передатчик!
«Идиот, — проносится у него в голове, — почему он так медленно шевелится!»
— Не могу, сэр, — отвечает лейтенант. На лице его воловье упрямство, сквозь которое проглядывает самодовольная хитрость. Детские штучки — эти проверки. Он хорошо знает инструкции.
— Выключите передатчик! — шипит Уэбб. — Я вам приказываю!
— Не могу, сэр, — спокойно говорит лейтенант. — Выключение главного передатчика производится только по личному приказу начальника базы полковника Далби, сэр.
— Он не может сейчас отдать приказ, он болен.
— Не знаю, сэр. — Лейтенант позволяет себе чуть-чуть улыбнуться глазами. Майор Уэбб, конечно, строевик, и нужно играть в игру всерьез, но чуть-чуть улыбнуться можно.
— Послушайте, Хьюлеп, это экстраординарный случай. Не заставляйте меня принимать крайние меры.
