Если выдаст Вундеркинд со своей командой новый компьютер, хоть один только лабораторный образец, стоить «РуссИТ» станет на многие порядки больше. Речь пойдет не о каких-нибудь там двадцати миллионах долларов, что предлагал Фэн, а о двухстах или того больше. За такой патент или за всю компанию любой компьютерный мейджор, от «Делла» до «Эппла», «Хьюлетт-Паккарда», «Тошибы», «Сони», «Самсунга» душу черту заложит. Ну а если уж пойдет речь о массовом производстве флэш-компьютеров, тут счет вообще другой, заоблачный.
Особо рьяным патриотом Петр Григорьевич никогда не был, слишком много он видел людей, которые били себя в грудь, клянясь в пылкой любви к матушке-России, и одновременно обворовывали любимую матушку, как говорится, по-черному. Да и вообще выжить в лихие девяностые без доли цинизма было ох как трудненько. И всё же, всё же какая-то пусть старомодная, даже детская привязанность к родине все-таки оставалась в нем. Пусть и не в пафосных словах профессиональных патриотов, но он чувствовал, что должен сохранить такой приоритет для России — это ведь всё равно что одним рывком ее на несколько ступенек в новых технологиях поднять. По крайней мере в ИТ-технологиях.
Может, поди разберись, он себя просто утешал, облагораживал свое решение переехать, так сказать, в тело Женечки, но без него — а уж в этом-то он был твердо уверен — быстренько уплывет из России и компания и — главное — флэш-компьютеры. Сколько всего за последние лет двадцать уплыло… Конечно, при советской власти, особенно в сталинские времена, когда вся страна, в сущности, жила за колючей проволокой, внутри которой лучшие умы сидели к тому же еще и в шарашках, тех же, строго говоря, тюрьмах, ничего из страны не уходило. Но и делалось немного. Конечно, атомные бомбы, военные самолеты и ракеты делались — но какой ценой? В неволе талант плохо размножается. Так что, если разобраться, нынешняя наша отсталость зародилась именно тогда. Чего ж удивляться, что в девяностых многие лучшие наши умы быстренько навострили лыжи. И удивляться нечего. Рыба ищет где глубже. Чудо просто, что что- то и кто-то еще остались. Конечно, конечно, оправдывал он себя, спору нет, это всё так. Но себя не обманешь. Но так уж люди-человеки устроены, что всегда стараются облагородить свои поступки. От каких-нибудь там крестоносцев, что жгли всё по пути, крушили и грабили во имя господне, до родных большевиков, которые народ свой тоже во имя высших целей усердно изничтожали. Если разобраться как следует, это, наверное, единственное их свершение, которое превзошло все их планы. Что-что, а по части самоуничтожения Россия-матушка кому хочешь сто очков даст… Только вот почему-то эти достижения на мировом рынке особым спросом не пользовались.
Земля в иллюминаторе затянулась плотной пеленой беленьких снежных облаков, хоть на лыжах катайся… Боль в животе почему-то затихла, и Петр Григорьевич подумал о том, как мало человеку в сущности, надо. Полегчало немного, и уже смакуешь каждое мгновенье… Он посмотрел на Костю, который успел задремать. Молодость… Ему бы тоже не грех соснуть. Сил почти не оставалось, а предстояло ему в Цюрихе важное дело, другому его никак не поручишь, даже Косте…
Как только к самолету подали трап, ЮЮ, не оглядываясь, быстро прошел к выходу и направился к паспортному контролю. Господи, и это называется Англия, подумал он, стоя в небольшой очереди к паспортному чиновнику — довольно упитанному смуглому индусу, только что тюрбана сикха на голове не было. А в соседней очереди паспорта ловко штемпелевала черная африканка. Он протянул свой паспорт, сикх щелкнул по нему штемпелем и молча протянул его ЮЮ.
А вон и встречающий. Он сразу увидел невысокого китайца, который держал в поднятой руке плакатик с неуклюже написанными двумя Ю, и направился к нему.
— Здравствуйте, — протянул он китайцу руку. — По-русски говорите?
— Руски, — расплылся в фальшивой улыбке китаец, — карасо. А вы — инглиш?
— Тозе карасо, — ухмыльнулся ЮЮ. — Ну, будем ждать наших подопечных. Они сейчас багаж получают.
— Лагидж? Карасо. Здем.
Багаж или лагидж, один хрен, подумал ЮЮ, но пора им уже появиться. И первое, еще совсем легкое беспокойство пахнуло на него неуютным холодком. Да нет, сейчас появятся, куда ж им деться. И всё же тревожный холодок в груди усиливался. И сразу стало ему подозрительно, что в бизнес-классе их не было, хотя по всем расчетам должны они были лететь бизнес-классом, и что слишком уж долго они багаж получают — что они, двадцать чемоданов с собой приволокли, что ли? И что, в сущности, видел он в Шереметьеве? Только мелькнувший синий «лексус», а не лица. Да нет, попытался успокоить он себя. Еще минутка — и появятся они как миленькие. Но и через пять и через десять минут миленькие так и не появились. Вот сволочи, перепутали что-то с рейсами. Едкое раздражение поднималось по пищеводу как изжога. Сволочи, простую вещь сделать, как положено не могут, заказчики засранные. Таких посади на горшок, так они и тогда ухитрятся мимо на пол нагадить. Прошло еще пять минут. Как в воду канули. Он достал свой мобильный с роумингом и набрал московский номер.
— Это я из Лондона, — сказал он, услышав голос Юрия Степановича. — Их нет.
— Как нет?! — взвизгнул Юрий Степанович. — Как это нет? Из самолета они, что ли, выпали? Тоже мне профессионал! Мы вас посылаем в Лондон, а вы мне спокойненько сообщаете, что всё просрали и потеряли объект. Не только ни копейки не заплатим, вы еще нам заплатите!
Ну, это мы еще посмотрим, кто кому заплатит и в какой валюте. Хорошо еще, что по обычной своей привычке подстраховался он. ЮЮ попытался сглотнуть едкое раздражение, но оно словно приклеилось к пищеводу. Только сдержаться, не отвечать.
— Возвращайтесь в Москву, — зло сказал Юрий Степанович и отключился.
— Карасо? — широко улыбаясь, спросил китаец.
— Уж куда лучше, вша желтая, — пробормотал ЮЮ.
Китаец весело закивал и повторил: «Карасо».
Надо было идти в кассы узнавать, можно ли сменить его обратный билет на ближайший рейс в Москву.
Когда в аэропорту Клотен они спускались по трапу из самолета, Петр Григорьевич почувствовал, что ноги его подкашиваются, и он чуть не упал. Хорошо что Костя успел схватить его за руку. Обидно было бы дать дуба перед самым финишем. Хотя что в больнице помирать, что на трапе самолета — какая в сущности разница… Боль, словно беря реванш за отступление во время полета, со злобной энергией принялась клевать его внутренности. Хоть проси Костю нести его на руках — еле доплелся до стоянки такси.
Очередь была совсем небольшая, машины подкатывали одна за другой, и через минуту они уже сели в выдраенный до блеска «мерседес».
— Отель «Баур о Лак», битте, Тальштрассе, — сказал Костя. Молодец, отметил с удовольствием Петр Григорьевич, он уже и по-немецки… Костя словно услышал его, слегка улыбнулся и подмигнул. Мол, прямо, немецкий. Два десятка слов, если не меньше.
— Гут, — водитель в форменной фуражке слегка насмешливо кивнул, уж ему-то адресов гостиниц можно было и не говорить, во сне доедет. Машина плавно тронулась.
Со Швейцарией Костя был знаком исключительно посредством красного перочинного ножа с множеством лезвий и прочих штучек и национальным швейцарским белым крестом на толстеньком красном бочку. И пока Петр Григорьевич сидел, прикрыв глаза, он с любопытством смотрел на поразительно чистые машины, поразительно чистый асфальт, поразительно чистую фуражку водителя и множество поразительно чистых швейцарцев, чинно кативших на поразительно чистых велосипедах. И даже легкие облачка в небе тоже были по-швейцарски чисто промыты, только что белого креста на них почему-то не было.
Они еще в Москве обменяли две тысячи долларов на швейцарские франки. Больше, сказал Петр Григорьевич, не нужно. У него была платиновая карточка Мастеркард, по которой, объяснил он, хоть машину купить можно. Да и у Кости была золотая карточка Мастеркард и Виза-электрон.
— Битте, майне херрен, — сказал водитель, остановив «мерседес» около гостиницы. — «Баур о Лак». — Они расплатились и вошли в прохладный холл.
— Костя, входя в хорошую гостиницу, а этот отель входит даже в список «Лучшие отели мира», никогда не неси сам багаж.
— Так ваш чемодан ничего не весит, а мой саквояжик и того меньше.
— Не в весе дело. Тут у каждого свои обязанности, и не лишай никого положенных чаевых. Помнишь,
