Я проспал до десяти.
Едва я открыл глаза, как мне пришли сказать, что меня желает видеть полицеймейстер Казанской части, генерал Григорьев, по очень важному делу.
Наскоро одевшись, я вышел в кабинет, где меня ожидал генерал Григорьев.
– Ваше посещение, вероятно, связано с выстрелами во дворе нашего дома? – спросил я.
– Да, я приехал, чтобы лично узнать все подробности дела. У вас не был в гостях вчера вечером Распутин?
– Распутин? Он у меня никогда не бывает, – ответил я.
– Дело в том, что выстрелы, услышанные в вашем дворе, связывают с исчезновением этого человека, и градоначальник мне приказал в кратчайший срок узнать, что произошло у вас этой ночью.
Соединение выстрелов на Мойке с исчезновением Распутина обещало большие осложнения. Прежде, чем дать тот или иной ответ на поставленный мне вопрос, я должен был все взвесить, сообразить и внимательно обдумать каждое слово.
– Откуда у вас эти сведения? – спросил я.
Генерал Григорьев рассказал мне, как к нему, рано утром, явился пристав в сопровождении городового, дежурившего около нашего дома, и заявил, что ночью, в три часа, раздалось несколько выстрелов, после чего городовой прошел по своему району, но везде было тихо, безлюдно, и дежурные дворники спали у ворот. Вдруг его кто-то окликнул и сказал: «Иди скорей, тебя князь требует». Городовой пришел на зов. Его провели в кабинет. Там он увидел меня и еще какого-то господина, который подбежал к нему и спросил: «Ты меня знаешь?» – «Никак нет», – отвечал городовой. – «О Пуришкевиче слышал?» – «Так точно». – «Если ты любишь Царя и Родину, поклянись, что никому не скажешь; Распутин убит». После этого городового отпустили и он вернулся сначала на свой пост, но потом испугался и решил о случившемся доложить по начальству.
Я слушал внимательно, стараясь выразить на своем лице полное удивление. Я был связан клятвенным обещанием с участниками заговора не выдавать нашей тайны, так как мы в то время все еще надеялись, что нам удастся скрыть следы убийства. Ввиду остроты политического момента, Распутин должен был исчезнуть бесследно. Когда же генерал Григорьев кончил свой рассказ, я воскликнул:
– Это прямо невероятная история! И как глупо, что из-за этого городового, не понявшего того, что ему было сказано, может теперь выйти большая неприятность... Я вам сейчас подробно расскажу все как было.
Ко мне вчера вечером приехали ужинать несколько друзей и знакомых. В числе их были: Великий Князь Димитрий Павлович, Пуришкевич, несколько офицеров. В этот вечер было выпито много вина, и все были очень веселы.
Когда гости стали разъезжаться, я вдруг услышал на дворе два выстрела один за другим, а затем, выйдя на подъезд, я увидел одну из наших дворовых собак, лежащую убитой на снегу. Один из моих друзей, будучи навеселе, уезжая, выстрелил из револьвера и случайно попал в нее. Боясь, что выстрелы привлекут внимание полиции, я послал за городовым, чтобы объяснить ему их причину. К этому времени уже почти все гости разъехались, остался только один Пуришкевич. Когда вошел ко мне городовой, то Пуришкевич подбежал к нему и начал что-то быстро говорить. Я заметил, что городовой смутился. О чем у них шел разговор, – я не знаю, но из ваших слов мне ясно, что Пуришкевич, будучи тоже сильно навеселе и рассказывая об убитой собаке, сравнил ее с Распутиным и пожалел, что убит не старец, а собака. Городовой, очевидно, не понял его. Только таким образом я могу объяснить это недоразумение. Очень надеюсь, что все скоро выяснится и, если правда, что Распутин исчез, то его исчезновение не будут связывать с выстрелом на нашем дворе.
– Да, теперь причина для меня совершенно ясна. А скажите, князь, кто у вас еще был, кроме Великого Князя Димитрия Павловича и Пуришкевича?
– На этот вопрос не могу вам ответить. Дело, само по себе пустяшное, может принять серьезный оборот, а мои друзья – все люди семейные, на службе, и могут невинно пострадать.
– Я вам очень благодарен, князь, за сведения, – сказал генерал. – Сейчас поеду к градоначальнику и сообщу ему то, что от вас слышал. Все, вами сказанное, проливает свет на случившееся и вполне обеспечивает вас от каких-либо неприятностей.
Я попросил генерала Григорьева передать градоначальнику, что хотел бы его видеть и чтобы он сообщил мне, в котором часу он может меня принять.
Как только полицеймейстер уехал, меня позвали к телефону; звонила М. Г.
– Что вы сделали с Григорием Ефимовичем? – спросила она.
– С Григорием Ефимовичем? Что за странный вопрос?
– Как? Он у вас вчера не был?.. – уже с испугом проговорила М. Г. – Так где же он? Ради Бога, приезжайте скорее, я в ужасном состоянии...
Предстоящая беседа с М. Г. была для меня невыразимо тяжелой: что я ей скажу, ей, которая относилась ко мне с такой неподдельной дружбой, с таким доверием, и не сомневалась ни в одном мною сказанном слове?
Как я ей посмотрю в глаза, когда она спросит у меня: «что вы сделали с Григорием Ефимовичем?» Но ехать к ней было нужно, и через полчаса я входил в гостиную семьи Г.
В доме чувствовался переполох; лица у всех были взволнованные и заплаканные, а М. Г. была просто неузнаваема. Она кинулась ко мне навстречу и, голосом полным невыразимой тревоги, проговорила:
– Скажите мне, ради Бога, скажите, где Григорий Ефимович? Что вы с ним сделали? Говорят, что он убит у вас и именно вас называют его убийцей?
Я постарался ее успокоить и рассказал подробно уже сложившуюся в моей голове историю.
– Ах, как все это ужасно! А Императрица и Аня[21] уверены, что он убит этой ночью и что это сделано у вас и вами.
– Позвоните сейчас в Царское и попросите Императрицу принять меня – я Ей все объясню. Сделайте это поскорее, – настаивал я.
М. Г., согласно моему желанию, позвонила по телефону в Царское, откуда ей ответили, что Императрица меня ждет.
Я уже собирался уходить, чтобы ехать к Государыне, но в это время подошла ко мне М. Г., на лице которой, помимо тревоги, вызванной исчезновением Распутина, мелькало теперь новое мучительное беспокойство.
– He ездите в Царское, не ездите, – обратилась она ко мне, умоляющим голосом. – Я уверена, что с вами что-нибудь случится. Они вам не поверят, что вы не причастны. Там все в ужасном состоянии... На меня очень рассержены, говорят, что я предательница. И зачем только я вас послушала – не надо было мне туда звонить, это ужасная ошибка! Ах, что я сделала!
Во всем обращении со мной М. Г., в ее волнении за меня, чувствовалась такая глубокая дружеская привязанность, что мне стоило огромных усилий тут же не сознаться ей во всем. Как мучительно было для меня в эту минуту обманывать ее, такую добрую и доверчивую.
Она близко подошла ко мне и, робко взглянув на меня своими добрыми и чистыми глазами, перекрестила.
– Храни вас Господь. Я буду молиться за вас, – тихо проговорила она.
Я уже собирался уходить, как вдруг, раздался звонок: это был телефон из Царского Села от Вырубовой, которая сообщила, что Императрица заболела, не может меня принять, и просит письменно изложить Ей все, что мне было известно относительно исчезновения Распутина.
– Слава Богу, я так рада, что вы туда не поедете! – воскликнула М. Г.
Простившись с ней, я вышел на улицу и, пройдя несколько шагов, встретил одного моего товарища по корпусу. Увидя меня, он подбежал взволнованный:
– Феликс, ты знаешь новость? Распутин убит!
– He может быть? А кто его убил?
– Говорят, у цыган, но кто – пока еще не установлено.
– Слава Богу, если только это правда... – сказал я.
Он поехал дальше, очень довольный, что первый сообщил мне сенсационную новость, а я отправился обратно во дворец за ответом от градоначальника.
