– Так, дальше. – Уиллия отбросила салфетку, которая, задев стул, опустилась на пол, где утвердилась надолго. – Ты даешь этому Брансону кассету, что дальше?
– Беру деньги и сваливаю.
– Куда?
– Во Флориду. На Киз. Вот куда.
– С ней?
Парис не ответил, и Уиллия повторила вопрос:
– С ней?
Ответа не было. Она допила остатки нагревшейся диет-колы, заглянула в банку. Пусто.
– Я нигде не была, – сказала Уиллия. – Вообще нигде. Выиграла один раз поездку в Милуоки. Заболела. Не смогла поехать. Даже если бы я поехала в Милуоки, это все равно как я бы нигде не была. Мне надоело здесь, Парис, я устала. – Обреченность звучала в ее голосе – она чувствовала только усталость, больше ничего. – Мне надоел этот город, надоело расхаживать полуголой перед кучей пьяниц, убивающих время, надеющихся, что им повезет. Я просто устала, а главное...
Одевшись, Парис немедленно двинулся к двери.
– Тебе не нужно говорить мне 'да' или 'нет', – продолжала Уиллия, вынуждая Париса на секунду замереть, перед тем как исчезнуть из ее жизни. – Я знаю, что ты не любишь меня. А ты знаешь, что мне это не важно. Я просто подумала. Говорю же: я просто устала быть одна.
У меня уже началось с Неной, подумал Парис. У меня уже началось с ней, и я не могу остановиться на полдороге.
Не могу.
Кровать Уиллии чуть не закричала на него.
Парис сказал:
– Полчаса. Взять кассету, взять деньги; это займет полчаса. Собирай барахло.
Не успел Парис выйти за дверь, а Уиллия уже укладывала барахло в сумку.
Омар закрыл сотовый телефон и засунул в карман.
– Опять никто не отвечает, – сказал он.
– Куда, куда делся этот ублюдок Дэймонд? – негодовал Кенни. – Сколько она уже там? – спросил он, посмотрев сквозь ветровое стекло 'лексуса' через автостоянку на дверь мотеля, в которой задолго до этого исчезла Брайс.
– Часа два. Может, больше.
– Что будем делать?
– Не знаю.
– Говорю, надо ее замочить. – Кенни сплюнул через окно. – Дэймонд же велел.
– Он велел замочить, если она задание не выполнит.
– Так посмотри, сколько времени, мать твою. – Кенни указал на улицу. – Темно уже вон. Когда мы начинали, еще вовсю светло было, черт. Она как пить дать ничего не сделала.
– Бл-я-я, – коротко отозвался Омар.
– С тех пор как мы в это ввязались, ты всегда сам все решаешь и все такое, а меня за тупого негриллу держишь.
– Не держу я тебя за тупого, – солгал Омар.
– Серьезно? Тогда пошевели мозгами: как только наклевывается какое-нибудь дельце, Дэймонд посылает эту суку. Каждый раз, понял? Так что если мы завалим ее, а потом Париса этого завалим и вернем Дэймонду его товар, то, как думаешь, кому он в следующий раз позвонит, когда у него будут проблемы, а?
– Нам позвонит.
– То-то и оно. Мы уже не шестерки. Мы большие люди теперь.
– Бля-а-а.
– Так вот: знаешь, кто должен быть третьим в нашем списке – кого надо будет замочить после Свихнувшейся Суки и Гондона, Который Спер Ширево? – Кенни внимательно посмотрел на Омара. Очень серьезно посмотрел. – Дэймонда.
Омар еще раз произнес 'бля-я-я-я', потом добавил:
– Ну это вообще кранты.
– Мы будем сами себе хозяева. Какой нам резон на дядю работать.
– Ты чего, сдурел, а?..
– Я говорю как есть – нам сейчас, может, поперла карта. Да этот Дэймонд вообще щенок. Не фиг удивляться, что у него товар увели. Приспособил к делу своего братца-торчка – сам напросился.
За эти несколько секунд Омар передумал больше, чем за все двадцать лет своей жизни. Его мозг работал, как перегревшийся автомобиль, который нес его по фантастической дороге богатства и власти – а на дороге, где есть и первое и второе, непременно оказываются женщины. Омару понравился этот ход
