— А чего тебе ещё? — сказал тритонщик.
— Это, по-твоему, тритон? — ледяным тоном спросил Миша.
— А кто же это? — нагло сказал мальчишка.
— Знаешь что? Убирайся ты к чёрту со своими крысами! Отдавай шестнадцать копеек, и чтоб духу твоего не было!
Но продавец тритонов знал своё дело. Привычным жестом он сорвал кепку с головы, швырнул на землю и завопил (это, видимо, была его манера продавать тритонов):
— Да вы что?! Бегай для них как собака, а им шестнадцать копеек жалко! Да я, может, на трёшку подмёток сбил! Да знаешь, сколько я за эту паршивую крысу отдал!
Но на Мишу представление не подействовало. Он схватил мальчишку за шиворот.
— Деньги или тритон!
Тритонщик сразу притих и сказал мирным тоном:
— Ну, чего шумишь? Тритон нужен — так бы и сказал. Я же хотел как лучше. Я в городе все места обегал — нету. Им сейчас не сезон. А есть у меня один верный человек. У него этих тритонов завались — восемь штук. Так он в Малиновке живёт, на электричке надо, туда-обратно двадцать копеек.
— Как, ещё двадцать! — вскричал Миша. Его лицо стало каменным. Мальчишка понял, что надо менять курс.
— Залог хочешь? Кепку даю!
Миша посмотрел на кепку. Её, видно, кидали на землю раз триста, если не больше.
— Куда её!
— Удочку хочешь? — крикнул тритонщик, и, прежде чем Миша успел ответить, он вылетел из подворотни, исчез за углом и тут же явился с длиннейшей удочкой, обмотанной леской.
— На!
Миша придирчиво осмотрел удочку. Двадцать копеек она, конечно, стоила. И Миша не очень охотно, но дал мальчишке двугривенный.
— Когда привезёшь?
— В шестнадцать ноль-ноль. Как из пушки!
— Не надуешь?
— Провалиться мне на этом месте! — поклялся мальчишка и тут же провалился — иначе никак нельзя было объяснить его мгновенное исчезновение.
Только сейчас Миша увидел Шершилину. Она стояла поодаль с несчастным видом и с ведром. Миша пристально посмотрел на неё.
— Я чувствую, Шершилина, что ты не принесла денег. Правду я говорю? Лида кивнула.
— Зачем ты притащила ведро? Лида опустила голову.
— Ты хочешь, чтобы я продавал твои вёдра? Лида покачала головой.
— Так что же ты молчишь, как пень? И Лида, ничего не скрывая, рассказала горестную историю с ведром и квасом.
Что было между ними дальше — представьте себе сами. Нам было бы неприятно об этом писать, а вам — читать.
А кончилось так: эта никчёмная, глупая неудачница Шершилина поплелась куда глаза глядят, и ведро покачивалось в её опущенной руке. А Миша исподлобья глядел ей вслед и что-то соображал.
Вдруг он крикнул:
— Эй, Шершилина! Она вернулась.
— Оставь ведро, — велел он. — И помни: в четыре часа здесь. С деньгами!
Лида поставила ведро, печально кивнула и пошла.
Пока она не скрылась из виду, Миша смотрел ей вслед.
И зачем на свете живут такие дуры? Чтобы всё портить и ставить людей в ужасное положение. Нет, на неё надеяться нечего! Не хочешь позора — действуй сам!
Так рассуждая, Миша взялся за ведро. 'Зачем же нужно было ведро Мише Коробкину?' — спросите вы.
Об этом узнаете дальше.
11
Теперь нам придётся снова заглянуть в Озёрный переулок, к девочке Алисе и щенку Шарику.
Два часа. Шарик с Алисой сели обедать. На детском столике был оставлен обед, покрытый салфеткой. Алиса сняла салфетку, а Шарик стал выбирать, с чего бы ему начать. Первым делом он цапнул кусок сахару.
— Сладкое потом! — строго сказала Алиса и хлопнула его по носу. Шарик куснул её за палец. Алиса с укором посмотрела на него.
— А тебе было бы хорошо, если бы я тебя укусила за палец?
Шарик не ответил, потому что уже был занят котлетой.
Когда Алиса доела то, что оставалось после Шарика, она отняла у него туфлю, которой он закусывал, и сказала:
— А теперь гулять!
Шарик весело тявкнул и затрусил к подоконнику. Они отодвинули горшки с кактусами и уселись на окошке. Так они гуляли всегда до маминого прихода, потому что гулять по-настоящему было не с кем.
По той стороне улицы прошёл человек с медной трубой.
— Чур, моя труба! — крикнула Алиса. Шарик остался без трубы, но не огорчился: по карнизу шла кошка, и он тут же её облаял.
— Какой хитрый! — обиделась Алиса. — Захватил себе такую красивенькую кошечку!
Но делать было нечего: всё по правилам. Шарик первый увидел, первый сказал, и кошка досталась ему.
А потом Шарик получил ещё целый вертолёт. Алисе стало совсем завидно.
— Как тебе не стыдно! — закричала она. — Кошка ему, вертолёт ему, и все автобусы всегда ему, а мне только одна труба! А тебе было бы хорошо, если бы у тебя была одна труба?
Тут она увидела возле их дома девочку с голубой тетрадкой. Девочка смотрела на их парадную.
— Чур, моя тетрадка! — закричала Алиса. — И вся девочка моя! — быстро добавила она, чтобы Шарику было обиднее.
Но девочка уже скрылась в парадной.
А через минуту Шарик уже скатился с подоконника и с лаем кинулся в переднюю. Алиса побежала за ним. Раздался тихий звонок.
Алиса знала, что открывать нельзя. Но всё-таки: кто же стоит за дверью и хочет к ним войти?
— Кто там? Волк? — спросила Алиса. Ей ответил совсем не волчий голос:
— Что ты! Наоборот!
— Тогда скажи: волк дурак! — потребовала Алиса.
— Волк дурак! — ответили ей. — Открой, девочка. Но Алису не так легко было провести. Мало ли кто попросится хорошим голосом!
— Да, а ты сначала скажи, кто ты?
— Я Шершилина, из двадцать седьмой школы! Алиса не знала: Шершилина — это хорошо или плохо? Она посмотрела на Шарика: что он думает? Но Шарик сидел, завернув одно ухо, и, склонив голову, смотрел на дверь. Тогда Алиса громко спросила:
— А что тебе, Шершилина, надо?
— Скажи маме, что пришла няня.
— Няня? — обрадовалась Алиса. — Тогда иди скорей наниматься и пойдём гулять!
Алиса открыла дверь. Перед ней стояла её собственная девочка с голубой тетрадкой! Алиса гордо
