— Мы самые примерные мусульмане в мире, — говорит на одном из митингов восторженный Дудаев. — Мы такие набожные, что молимся три раза в день.
— Нет, Джохар, не три, а пять, — тихо подсказывает вице-президент Зелимхан Яндарбиев, устыдившись, что его шеф, хоть присягу давал на Коране, понятия не имеет, что по мусульманским обрядам верные молятся пять раз в день.
— А кому нравиться, тот молится и пять раз в день. Такая у нас свобода, — выкрикивает ничуть не обескураженный Дудаев.
Дудаев живет в сказочном мире, причитали чеченские противники президента. Но жизнь в Чечне все меньше напоминает сказку. Скорее уж, разбойничьи рассказы. Хоть российские солдаты давно уехали домой, по улицам Грозного продолжали расхаживать усатые боевики, обвешанные автоматами, гранатами и портупеями. По ночам гремели выстрелы. Иначе и быть не могло, если одним из первых президентских указов Дудаев дал чеченцам право на ношение оружия. Сам раздавал автоматы, призывая людей на штурм парламента.
Никого уже в Чечне не удивлял вид мужчины с автоматом на плече или пистолетом за поясом. У нас мужчины носят не только брюки, но и автоматы, говаривали чеченцы.
Люди ходили с оружием на работу (если, конечно, она у них была), на вечерние прогулки, на дискотеки. Покажи мне свое оружие, и я скажу, кто ты. Новый автомат Калашникова стоит дорого, а значит, его владелец относится к людям зажиточным. А вот уж наверняка богачом был кто-то, кто имел Кольт или Томсон, или особенно модный Стечкин. Человек без автомата мог быть только бедняком или пацифистом. Так или иначе, уважения не заслуживал.
Больше всего вооруженных мужчин можно было встретить на площади перед домом правительства. Первый кордон состоял из гвардейцев и полицейских. На каждом этаже правительственного здания были посты. Неразговорчивые мужчины в костюмах проверяли документы, расспрашивали, что и как, звонили, куда надо, или просто спали. С пистолетом за поясом приходили на работу министры. С пистолетом не расставался и сам Дудаев.
Он раздал чеченцам оружие, потому что ждал войны с Россией.
— Россияне ударят в самый неожиданный момент. Мы должны быть бдительны, сплочены, готовы, — часто повторял Дудаев.
— Будь бдительным! Враг не спит! Война не кончилась! Пусть люди не жалуются, что в магазинах пусто, что все дорого, везде нищета. Пусть не жалуются, что он руководит страной, как воинской частью, пусть не расспрашивают о цене, которую им придется заплатить за свободу. Кто не с нами, тот против нас! Да здравствует революция!
— Мое дело правое, и я готов за него погибнуть, — повторял Дудаев.
Видно, не читал он Оскара Уайльда, написавшего, что не каждое дело свято только потому, что кто- то готов за него умереть. Не знал, наверное, и Вольтера, но, похоже, мог бы согласиться с его максимой о человеке свободном, который идет на небо той дорогой, какая ему нравится.
С этими чеченцами всегда были одни проблемы.
«Был только один народ, который вообще не поддался психологии покорности — не отдельные личности, не бунтовщики, а весь народ…» — писал Александр Солженицын в «Архипелаге Гулаг».
Никто из покоренных российской империей народов так ожесточенно не защищал свою свободу. Российские генералы давно подчинили себе кавказских беев, шамхалов, азиатских ханов и даже польских королей, но не могли справиться с чеченскими горцами, которые бесконечно бунтовали, бесконечно сопротивлялись. С точки зрения количества вооруженных выступлений против метрополий, чеченцы, наверняка, входят в первую десятку колоний не только России, но вообще всех империй.
Победив грозные казанское и астраханское ханство, окрепнув и собрав силы, слабая до этого Россия с восторгом любовалась своей новообретенной мощью, а ее цари предались мечтам об империи, какой еще свет не видывал. Первые российские конквистадоры, поначалу несмело, не желая дразнить ни Турцию, ни Персию, появились на Кавказе в шестнадцатом веке. Опасаясь Европы, Москва решила попытать счастья на Юге. Апостолы российского империализма звали очередных царей в поход к южным морям.
«В Европе без войны никто не уступит нам и пяди земли, — писал великий пропагандист колониальных завоеваний генерал Алексей Ермолов, консул Кавказа, российский Писсарро, Кортес и Сесиль Родес в одном лице. — В Азии целые царства лежат у наших стоп». И российские войска двинулись на юг, на завоевания. Путь к величию и мощи преграждал Кавказ.
Россияне поначалу пытались обходить неприветливые, упирающиеся в небо горы, протискиваясь песчаными берегами Каспийского и Черного морей; потом открыли среди скал проезжую дорогу, которую назвали военной. Побеждая в войнах с персидским шахом и турецким султаном, Россия поглотила земли грузин, армян, азербайджанцев, а также дагестанских и кабардинских горцев. Но посреди этой огромной завоеванной территории все еще оставались непокорные, не признающие ничьей власти, земли доблестных чеченцев и черкесов. «Мы победили в войне турецкого султана, а он, признав превосходство московского царя, подарил ему весь Кавказ», — якобы объяснял некий российский генерал черкесским старейшинам. В ответ один из них указал пришельцу парящего высоко в небе орла: «А я тебе дарю эту птицу, — сказал он. — Она твоя, поймай».
Война с горцами была только вопросом времени.
Она стала неизбежной еще и потому, что другого способа подчинить их не было. В отличие от кабардинцев, черкесов, аварцев или грузин, у них не было своих властителей, которых обманом, подкупом или угрозами можно было переманить на свою сторону, уговорить или заставить, чтобы они вместе со своими княжествами и всеми своими подданными приняли чужое господство. У чеченцев не было настоящих князей. То есть, они были, но давно, много веков назад; их изгнали, как своих, так и чужих, кумыкских и кабардинских, совершив кавказскую крестьянскую революцию, история которой, обрастая легендами, сохранилась не в документах, а в песнях и преданиях.
Укрывшись в горах в своих аулах и башнях из камня, они жили в свободных сообществах крестьян, пастухов и воинов, не рвущихся в другой мир и не считающихся с окружающей их действительностью, живущих по извечным неписанным законам.
У всех были равные права и одинаковые обязанности, и важнейшей из них была верность роду и племени. У них не было собственной армии (каждый взрослый мужчина был воином), учреждений (им всегда приходилось всего добиваться самим, они не могли ни на кого рассчитывать, отстаивали себя сами перед лицом любой несправедливости, учреждения считали выдумкой людей слабых, которые не могут постоять за себя), судей (все споры разрешали старейшины), полиции и тюрем (от преступлений лучше всего уберегал чир — святой долг кровной мести, который передавался до двенадцатого поколения; на Кавказе говорят, что стреляешь раз, а эхо сто лет повторяет выстрел).
В делах чрезвычайной важности — война, мир, месть, ссоры между родами или споры из-за межи — созывался Мехк-Кхел, великий совет старейшин. В случае вражеских набегов чеченцы оглашали всеобщую военную повинность и выбирали командира. Если он погибал, выбирали нового. Власть всегда была поручением, никогда — наследством. У чеченцев не было властвующего рода, уничтожение которого могло привести к гибели всех. В мирное время у них вообще не было ни правительства, ни предводителей. Нежелание, невозможность кому-то подчиниться, выслушивать чьи-то распоряжения, воевать по приказу отступали только перед стремлением выжить.
Мирное время не было, однако, на самом деле мирным. Чеченские роды боролись друг с другом за право быть самым достойным уважения, самым храбрым, самым гордым. Быть лучше других, вызвать восхищение — главная цель. Покрыть себя позором — страшнейшее проклятие. Поэтому чеченцы вечно соперничали в том, кто храбрее, кто сильнее, быстрее, мудрее и гостеприимнее, вернее всех традициям и этикету, кто дольше помнит и мстит за обиды, нанесенные ему самому или его роду. Даже сражаясь с захватчиками, соперничали между собой, кто проявит в бою больше мужества.
А в умении воевать они упражнялись из поколения в поколение, отражая нескончаемые набеги захватчиков: скифов, македонцев, хазар, монголов, арабов, персов, турков и, наконец, русских. В боях с врагами учились стойкости и храбрости, попутно перенимая от врагов разные подлые хитрости и излишнюю
