Прогремела пушка, просвистел по воздуху снаряд, едкий дым поднялся над палубой «Шеера», и меньше чем в ста метрах от «Порт Хобарта» всплеснул фонтан морской воды. Британский корабль продолжал поворачивать. Случайно или для того, чтобы «Шееру» было не так удобно целиться в мелкую мишень? По-видимому, это случилось непреднамеренно, так как с фор-марса пришло донесение:
— Кильватерный след уменьшается. По-видимому, противник останавливается.
Лицо Кранке прояснилось. Значит, капитан «Порт Хобарта» в конце концов оказался разумным человеком. Он успел несколько раз передать сигнал бедствия, а также название и координаты своего корабля. Что он еще мог сделать? И вот он останавливается, выполняя приказ. Он уже рискнул своей жизнью и жизнью своих матросов, воспользовавшись радиопередатчиком. Для одного воскресного дня героизма вполне достаточно. Предпринимать дальнейшие действия означало бы попросту совершить самоубийство.
Насколько выяснила служба радиоперехвата, ни одна британская радиостанция не приняла его призыв о помощи и не подтвердила прием, но затем получение сигнала подтвердил американский военный корабль и передал его на британскую радиостанцию на Бермудских островах.
— Вот вам нейтралитет по-американски, — отозвался Кранке, когда ему доложили об этом. — А наши нарушения они рассматривают в лупу.
Старший механик «Порт Хобарта» встретил на борту посланную с «Шеера» абордажную команду.
— Капитан ждет вас у себя в каюте, — вежливо сказал он, как будто они встретились на официальном воскресном приеме.
— Надо отдать им должное, — с восхищением сказал лейтенант Блауэ лейтенанту Энгельсу, командиру абордажной команды. — Спокойны, как удавы. Интересно, как бы повели себя наши.
Но он не дождался ответа; старший механик пошел вперед, показывая дорогу в капитанскую каюту. «Даже не вышел на палубу! — подумал Блауэ. — „Капитан ждет вас у себя в каюте“». По пути они прошли мимо здоровяка с изуродованным лицом, рядом с которым стоял светловолосый парнишка лет пятнадцати, озадаченно уставившись голубыми глазами на немецкого офицера.
— Наш боцман с юнгой, — пояснил механик, невозмутимо соблюдая нормы вежливости.
Он толкнул дверь капитанской каюты и любезно отступил в сторону, пропуская вперед немецких офицеров. В удобно обставленной каюте лейтенанта Энгельса принял капитан Холл, и между ними состоялся безэмоциональный и предметный разговор. Насколько понял лейтенант, представленные капитаном корабельные документы были в полном порядке. Конечно, среди них не было ни одной секретной инструкции адмиралтейства, и капитан Холл никак не походил на человека, который готов передать их по первому требованию. Поэтому лейтенант Энгельс о них даже не заикнулся. Если секретные документы еще на борту «Порт Хобарта», то поисковая команда постарается их найти.
— Сколько у вас человек? — осведомился он.
— Шестьдесят восемь, — ответил капитан. — Восемь пассажиров: семь женщин и мужчина, англичанин. Что будет с женщинами?
— Если они будут вести себя подобающим образом, то и обходиться с ними будут подобающим образом, — сухо ответил лейтенант Энгельс.
— Не сомневаюсь ни в том, ни в другом, — сказал капитан, — но если вы возьмете их к себе на борт, они подвергнутся опасности. Нельзя рассчитывать на то, что вам всегда будет так везти, как пятого ноября.
— Может, и не будет, но разве на вашем корабле женщины не подвергаются такой же опасности?
Капитан пожал плечами; как видно, он придерживался другого мнения. Лейтенант просмотрел корабельные бумаги, из которых узнал, что «Порт Хобарт» вышел из Ливерпуля 3 ноября и вместе с конвоем из других кораблей должен был идти до 25° западной долготы. После этого он в одиночку должен был идти на Кюрасао, заправиться там и далее направиться через Панамский канал к своему пункту назначения в Новой Зеландии. 5 ноября конвой находился на 20° западной долготы, где его разогнала буря, и корабль был преждевременно отозван. Из письма судовой компании стало ясно, что день отправки первоначально назначили на 25 октября, но капитана предупредили, что «в условиях войны» не следует ожидать досконального соблюдения всех указанных сроков. Также среди бумаг была телеграмма, откладывающая отплытие корабля до 1 ноября. 3 ноября он наконец-то вышел в море. Когда капитан «Порт Хобарта» получил известие о нападении на конвой НХ-84, он в соответствии с инструкциями повернул назад и оставался в порту еще десять дней, после чего снова вышел в море с другим конвоем, на этот раз под усиленной охраной.
— За кого вы сначала нас приняли? — спросил лейтенант.
— К сожалению, не за карманный линкор, который я сейчас вижу перед собой, — ответил капитан. — Сперва, когда мы увидели ваши мачты, мы приняли вас за американский военный корабль — ну, знаете, из-за восемьсоткилометровой зоны. Между прочим, вы подошли к ней очень близко. Впрочем, это меня не касается. Когда мы разглядели у вас мачту и тройную орудийную башню, до нас начало доходить.
— Вы отправили радиограмму?
— Разумеется, еще до того, как вы приказали нам остановиться.
— Вы передали какие-то сведения о нас?
— К сожалению, не успели.
— По-моему, тут не о чем сожалеть — во всяком случае, вам. Если бы вы что-то сообщили о нас, то нам, возможно, пришлось бы прибегнуть к более сильным мерам, чем сигналы и предупредительные выстрелы.
Капитан снова пожал плечами и пальцем чуть ослабил воротничок.
Согласно корабельным бумагам, вооружение «Порт Хобарта» состояло из одной 4-дюймовой пушки, двух пулеметов Хочкисса, двух дымовых снарядов, двух глубинных бомб и восьми шрапнельных снарядов. Главный наводчик был старшиной новозеландского военно-морского резерва. Лейтенант Энгельс решил осмотреть единственную пушку «Порт Хобарта». Ему пришлось подняться по узкой лестнице, чтобы добраться до нее. Там он увидел импровизированную огневую позицию, сооруженную из балок и мешков и защищавшую орудийный расчет и станок пушки от прямых попаданий. В деревянных ящиках наготове лежали снаряды, но вид у них был допотопный.
По приказу лейтенанта Энгельса экипаж и пассажиры погрузились в шлюпки. Женщины, в основном среднего возраста и пожилые, возвращались в Новую Зеландию из-за границы. Перемену положения они восприняли с равнодушием. Все их надежды и планы на будущее в одночасье разбились в прах. Они не вернутся домой, во всяком случае пока. Тем, кто ждет их в Новой Зеландии, придется подождать еще. Они будут интернированы, не имея почти никакой надежды на то, что их обменяют. Но женщины ничем не выдавали своих чувств и улыбками выражали благодарность немецким морякам, помогавшим им спуститься в шлюпки и подававшим вещи. Единственная молодая женщина даже весело помахала рукой, когда шлюпка отошла от борта.
Когда дошло до более детального выяснения личностей невольных пленниц, оказалось, что эта молодая женщина, которую случай привел на «Шеер», — известная британская актриса, и члены призовой команды с изумлением слушали, как она негромко благодарит их по-немецки: «Danke sehr!» В ее каюте нашлось карманное издание второй части «Фауста» издательства «Реклам». На полях хозяйка оставила заметки по-английски, а на девяносто пятой странице подчеркнула красной чертой такие слова: «Dein starrer Sinn will sich nicht beugen, bedarf es Weiteres dich zu uberzeugen».[5] Дальше она не еще не прочитала, и в данной ситуации эта фраза казалась довольно уместной.
Тем временем призовая команда обыскала корабль. Немецкие моряки, вооруженные пистолетами и ручными гранатами, прошли по длинным пустынным трапам, и незапертые двери распахивались в такт качке корабля. Каюты носили следы поспешного бегства. Вещи, второпях вытряхнутые из ящиков, разбросаны по полу и койкам. Тут и там валялись конверты с британскими марками и штемпелями, фотографии родных и близких: мужчин, женщин, детей. Снова мрачная и безжалостная рука войны прошлась по сотне семей, словно лопата по муравейнику.
На палубе начала расти груда вещей, которые призовая команда собиралась взять с собой: навигационных инструментов, таблиц и карт, учебников по кораблевождению, мотков веревки, снастей,
