идет корабельный хирург — по их меркам, настоящий великан, — они сбились в кучу, как куры, завидев в небе ястреба. Однако они снова успокоились, как только поняли, что этот богатырь с золотыми нашивками хочет только осмотреть их, поглядеть в горло и послушать сердце в тощей груди. Правда, во время осмотра каждый темнокожий ласкар заметно волновался, и его лицо тут же светлело, стоило только врачу отправить его в сторонку и перейти к следующему.
Осмотр показал отличные результаты, что было не так уж удивительно, зная, как тщательно британцы соблюдают чистоту на корабле, но что действительно удивляло, так это раболепное отношение к белым людям, выказываемое представителями народа, чья цивилизация уже достигла расцвета, когда и немцы, и британцы еще жили дикарями. В каждом движении ласкаров сказывалась привычка к рабству, внушенная колониальной системой. Только один белобородый старик вел себя хоть с каким-то достоинством: сидя под 28-сантиметровыми пушками «Шеера», он вполне мог сойти за индийского мудреца, достигшего просветления, вознесшегося над всеми человеческими заботами и безразличного ко всему, ожидающего нового рождения в высшем мире.
Глава 8
«ШЕЕР» ТЕРПИТ НЕУДАЧУ
После затопления «Трайбзмена» «Адмирал Шеер» взял курс вест-зюйд-вест и шел по нему в течение суток, затем повернул вест-норд-вест. В течение двенадцати часов после этого он поворачивал носом на северо-восток, затем на восток и снова на запад и северо-запад.
Кранке предстояло принять нелегкое решение, играя партию в эти военно-морские шахматы, в которых он мог двинуть только одну фигуру — свой корабль — против превосходящих сил противника. Каждый раз ход должен быть правильным, иначе одно неверное движение приведет к роковому концу. Однако принятие решения осложнялось тем, что Кранке знал очень мало или почти ничего не знал о расположении британских военно-морских соединений, грозивших ему гибелью. Нет никаких сомнений, что «Порт Хобарт» передал по радио свои координаты, и сейчас стало вполне ясно, что «Трайбзмен» тоже отправил хотя бы короткое сообщение, хотя вражеские радиостанции, возможно, не приняли его, и ничто не указывало на противоположное.
Однако, даже оставляя в стороне все эти рассуждения, был еще капитан «Трайбзмена», уплывший в катере. Вполне разумно предположить, что его уже заметил и подобрал какой-нибудь корабль. В таком случае британцам не придется сомневаться ни в том, кто именно потопил «Трайбзмен», ни в его местонахождении. Даже если катеру не встретится ни один корабль, он, безусловно, доберется до Канарских островов, расположенных не так уже далеко, и, несмотря на преобладающий пассат, в худшем случае дорога займет не больше нескольких дней.
Знают ли в британском адмиралтействе, кто командует карманным линкором, который причиняет ему столько неприятностей? И если знают, чего от него ждать, исходя из того, что о нем известно? Может быть, целесообразнее сделать ровно противоположное тому, что ожидают от человека с его характером, опытом и интуицией? По зрелом размышлении Кранке пришел к выводу, что противник ждет от него, что он отправится дальше, на восток от островов в более южные широты, по стопам «Графа Шпее», который объявился в южноамериканских водах, перебаламутив морские пути в Северном полушарии. В то же время сами британцы, скорее всего, передвинутся к западу, там-то и задумал Кранке вести охоту за новыми жертвами.
Пока он решил взять курс на север, затем повернуть на юго-запад, а потом идти на юг. Если он потопит несколько встречных судов, то противник, получая сигналы бедствия, обязательно решит, что рейдер возвращается домой, но надеется заручиться еще парочкой побед на маршрутах конвоев НХ.
Следующие несколько дней команда выполняла обычные обязанности и потому получила возможность отдохнуть и развлечься. Когда такой большой и сложный механизм, как боевой корабль, работает без запинок, появляется соблазн считать это само собой разумеющимся. Например, тот, в чьи обязанности не входило дежурство в радиорубке, даже не подозревал об огромном объеме кропотливой работы и многочасовых вахтах, когда нельзя отвлечься от разнообразных аппаратов всевозможных размеров и форм, которые заполняли в рубке каждый свободный уголок. А кто знает, каково приходится главному старшине, который на должностной лестнице стоит между вахтенными офицерами и матросами? Если что-то происходит, всегда отвечает он. Все должно идти как по маслу, а если почему-то не идет, то виноват главный старшина.
На небольшом корабле его коллеге работается легче. Там все знакомы друг с другом, и опытный главный старшина знает и офицеров, и подчиненных, знает их достоинства и недостатки. Если б он был человеком другого сорта, пожалуй, он никогда не стал бы главным старшиной. Но на огромном корабле, таком, как «Шеер», слишком много новобранцев. Никто не в состоянии запомнить всех или составить представление об их проблемах. Как знать, возможно, у нерасторопного новичка личная беда, которая выводит его из равновесия. Может статься, у него жена сбежала с любовником перед самым отходом корабля. И это сверлит человека изнутри, как древоточец корабельную доску, — снаружи она выглядит нормально, но стоит посильнее надавить, и дерево рассыплется в труху.
Еще один специалист на корабле, которому приходится туго, это тот, кто имеет дело с кормежкой. Матросы привыкают к хорошему питанию и становятся разборчивыми. То одного слишком много, то другое дают слишком часто, и начинается ворчанье. Как-то раз на «Шеере» три дня подряд давали бобы — послушать матросов, так дело чуть ли не шло к бунту! А что было бы, если бы рыбные консервы подали дважды на одной неделе или яблоки пару дней подряд!
— Интересно, откуда берутся такие яблоки?
— Их специально держат для матросов.
— Наверно, их целую неделю чистили, что они стали такого размера.
И не дай бог, если кок случайно окажется толстяком, как это частенько бывает с теми, кто имеет дело с едой! Вот уж кому придется нелегко. Никто не поверит, что он не приберегает лучшие кусочки для себя. И тем не менее на все, что вызывает такие желчные жалобы матросов, — и не всегда одних матросов, — как правило, есть свои весьма рациональные причины, которых они не знают или о которых не подумали. Взять для примера эти самые бобы, которые три дня подряд подавали на стол: дело в том, что во время бури в Датском проливе в продукты попала морская вода. Бобы намокли, и их нужно было съесть как можно раньше, иначе они сгнили бы, поэтому не осталось ничего иного, как накормить ими матросов. Отсюда и жалобы. Но не так все плохо. Пока есть матросы, они будут ворчать — под каким бы флагом ни шел корабль.
Достигнув самой северной точки, назначенной Кранке, «Шеер» на большом ходу повернул на юг. Продолжалась рутинная работа, и оставалось много времени для прочих занятий. Какое-то время диковинные обычаи ласкаров вызывали большой интерес у моряков «Шеера», а потом они привыкли. Тощие ласкары — некоторые прямо-таки мешки с костями — не придерживались западных правил поведения за столом, и простым немецким матросам, впервые имевшим честь наблюдать за индийцами, их этикет казался чрезвычайно примитивным. Трапезой распоряжались пятеро серангов,[7] и первым делом они с величайшим презрением отвергли предложенные столовые приборы.
Кок «Шеера» под опытным руководством седобородого старика приготовил пять больших мисок риса. Рис нужно было варить до мягкости, но так, чтобы он был сухим и рассыпчатым, а не кашеобразным и клейким. Затем серанги раздали по банке с селедкой в томатном соусе каждой пятерке ласкаров — заинтересованные наблюдатели отметили это с большим одобрением, так как немецкие матросы не очень любят селедку в томате, и чем больше ласкары съедят, тем меньше останется на долю матросов. Серанги собственноручно перемешали содержимое банок с рисом, и после этого, вместо того чтобы приступить к обеду, все ласкары разом повернули голову вправо, что означает «Нет!». Серанги перемолвились парой слов с коком, и на свет были извлечены банки с вареньем, которое добавили в рис с селедкой и томатным соусом. Зеваки смотрели круглыми глазами, но когда снова дали команду приступить к обеду, индийцы
