распоряжение выслать для стандартного патрулирования один «бьюфайтер», так как наша разведка имела информацию о вражеской активности в воздухе над Северной Францией. В этот момент единственными свободными летчиками были я сам и новый сержант-радиооператор Хейвуд, который прибыл в эскадрилью лишь неделю назад и не слишком хорошо знал наши бортовые радары «Mk.7». Но мы составили пару и вскоре поступили в распоряжение сквадрэн-лидера Геста, старшего оператора радара «GCI» на южном побережье. Он сообщил, что у него для нас есть «бандит» на 3000 м и в 22 км впереди, приближавшийся к побережью около Истборна.
Я был знаком с бортовым радаром, поскольку во время тренировочных полетов с другими пилотами своего звена исполнял обязанности радиооператора, потому мог давать советы Хейвуду, когда он сомневался. Было видно, что он нервничает, так что я старался ободрить его. На 3000 м мы то входили, то снова выходили из облаков и спустились под них на 60 м, где шел сильный дождь, уменьшавший передний обзор из «бью» до 1,5 км. Когда мы находились в 5 километрах от цели, Хейвуд произнес: «Контакт»– и принял наведение у оператора «GCI». Он быстро успокоился, и его сообщения относительно положения врага были толковыми и эффективными. Я не видел цель до тех пор, пока мы не оказались от нее всего в 270 м. Внезапно на высоте 1800 м появился «Юнкерс-88», выполнявший пологий правый вираж немного выше нас.
– О'кей, Хейвуд, я сделаю его.
По крайней мере, я надеялся, что сделаю. Задние бортстрелки «юнкерса» открыли яростный огонь, а пилот отчаянно стремился уйти в облака. Я открыл огонь слишком рано, стрелял не очень точно и не добился никаких результатов. Однако было не слишком трудно следовать за моим «приятелем» из люфтваффе. Я успокоился и выпустил две точные очереди. «Юнкерс-88» загорелся и круто спикировал в море, подняв огромный фонтан воды на поверхности и оставив постепенно расплывающееся масляное пятно. Я облетел место падения, которое находилось примерно в восьми или около того километрах от побережья между Истборном и Гастингсом, но живых немцев не обнаружил и отправился домой. Хейвуд пролил кровь врага быстрее, чем думал, и переживал восторг от нашего успеха. Он прекрасно выполнил работу. После представления боевого донесения флайт-лейтенанту Хэму, нашему «шпиону», мы с Хейвудом оставшуюся часть дня отдыхали; он со своими приятелями отмечал свой успех, а я ждал появления разгневанного Стикса Грегори. Когда на следующее утро Стикс прибыл на службу и услышал о нашей победе, он начал ругаться прежде, чем я успел укрыться в своей канцелярии.
– Мой чертовски ловкий пилот думает, что может исполнять это со всеми до одного радиооператорами, не так ли? Преднамеренно отсылает меня на день, чтобы показать всем, что мое присутствие не обязательно. У меня есть новость для вас, сэр, сквадрэн-лидер Боб Брехэм. Впредь вы не избавитесь от меня так легко.
К этому времени все звено каталось от смеха, и я еще в течение нескольких дней должен был выносить дружеские шутки Стикса.
Октябрь 1942 г. стал в 29-й эскадрилье месяцем Перца и Соли. Этот относительно новый дуэт доказал, что они – выдающийся экипаж ночного истребителя. Начиная со своего прибытия в эскадрилью летом они уничтожили три немецких бомбардировщика. В последнюю ночь октября они удвоили свой счет, сбив еще три вражеских самолета в ходе двух вылетов. В то время это был рекорд для ночных истребителей союзников. В ходе войны его удалось превзойти лишь однажды, когда наш новый командир эскадрильи несколькими месяцами позже в одном вылете сбил четыре самолета, сохранив таким образом рекорд за 29 -й эскадрильей.
В ту незабываемую ночь 31 октября действия начались очень рано. Уже в 9 часов вечера большая часть моего звена поднялась в воздух. Вскоре Стикс и я столкнулись с неисправностью нашего радара, потому попросили оператора «CHEL» в Форенессе поднять другой наш самолет из Уэст-Маллинга нам на смену. В это же время он сообщил нам, что у него для нас есть «бандит», и мы согласились продолжать полет, пока не прибудет наш сменщик. Цель приближалась к устью Темзы на высоте 3000 м, и оператор «CHEL» быстро вывел нас в позицию позади нее. Но неисправность нашего радара не позволила Стиксу засечь цель, пока мы не оказались на дистанции около 1,5 км. Наконец, когда я уже потерял надежду на перехват, мы установили радарный контакт – помог опыт Стикса. Ночь была ясной. Я визуально обнаружил самолет в 900 м и немного выше. Приблизившись, я увидел, что это был «Дорнье-217», типичный немецкий двухмоторный бомбардировщик с двойным хвостовым оперением, мало чем отличавшимся от нашего «хемпдена». Казалось, экипаж «дорнье» не видел нас. С дистанции 135 м я выпустил две длинные очереди, немец немедленно загорелся и врезался в море в 8 км от Норт-Форленд.
Мы заполняли наше боевое донесение, когда приземлились Перец и Соль. Они также сбили «Дорнье- 217», и летный и наземный персонал ликовал. Большинство наших «бьюфайтеров» вернулись, и казалось, что все волнения позади, когда снова зазвонил телефон оперативной связи. Командир эскадрильи бросился к нему и затем прокричал нам, что на подходе новая группа бомбардировщиков и что мы должны срочно поднять столько самолетов, сколько возможно.
Перец и Соль, командир эскадрильи и два других экипажа немедленно взлетели. Мы же должны были в течение получаса ждать, когда технический персонал отремонтирует наш бортовой радар. Наконец, мы поднялись в воздух, но было уже слишком поздно. Налет на Кентербери завершился, и бомбардировщики ушли. Мы вернулись домой вовремя, чтобы хлопнуть Перца и Соль по спине, поскольку они сбили еще два «дорнье» в ходе своего второго вылета в ту ночь. Через несколько недель за эту превосходно выполненную работу Пэпер был награжден крестом «За летные боевые заслуги», а Тун – медалью «За летные боевые заслуги».
Спустя еще несколько недель эскадрилья пережила потрясение, услышав, что Перец и Соль разбились недалеко от аэродрома. Облетывая самолет перед ночными полетами, они свалились в штопор, из которого не смогли выйти. Было похоже, что бедный старина Пэпер попытался выполнить маневр, на который старый «бью» был не способен. Обычно «бьюфайтер» многое выносил, но если пилот слишком «усердствовал», то он становился не прощавшим ошибки самолетом. Эту трагедию мы переживали особенно болезненно, потому что Пэпер и его молодая жена были нашими с Джоан близкими друзьями. Я не знал, как сказать ей об этом. Она доказала, что может быть столь же стойкой, сколь и ее прекрасный муж.
Оставшаяся часть года прошла для меня в воздухе безуспешно. Но в конце ноября я с удивлением получил из министерства авиации письмо, сообщавшее, что я приглашен на дневной прием в Букингемский дворец. В качестве представителя Истребительного командования я должен был помогать развлекать группу американских офицеров в их День благодарения. Я предполагал, что прием пройдет очень официально, и искренне не хотел в нем участвовать. Когда я прибыл во дворец, меня вместе с другими офицерами представили королевской семье. Мы обменялись рукопожатиями с королем, королевой, двумя принцессами, господином Черчиллем и другими государственными и военными чинами. В заключение нас проводили в большой банкетный зал, где на множестве столов был накрыт полуденный чай. Я с интересом отметил, что на каждом столе стояли также бутылки с вином.
Королевская семья присоединилась к нам во время приятного и неформального приема. Все было сделано для того, чтобы мы чувствовали себя как дома. В ходе этого милого общения я подружился с полковником американской армии, и позднее, покинув дворец, очень веселой компанией мы отправились к нему на квартиру, где продолжили веселье. Той же ночью я на поезде вернулся в Уэст-Маллинг и, возможно, немного пьяно удивлялся, почему сначала не хотел участвовать в этом восхитительно дружественном праздновании. Королевская семья, подобно тысячам других семей в Англии, открыла свои двери и сердца нашим союзникам и помогала им хотя бы немного почувствовать себя дома. Через неделю или около того я снова посетил дворец. На сей раз я был с Джоан и Джеко. Из рук короля Джеко и я получили награды за наши действия против немецких маловысотных самолетов-разведчиков.
За несколько недель до Рождества меня вызвали в штаб 11-й авиагруппы в Аксбридже на беседу с командиром группы. В поезде я пытался обдумать, что означал этот вызов. Меня проводили к эйр-вице- маршалу[89] Саундерсу, который после нескольких приветственных фраз сказал, что мне присвоено звание исполняющего обязанности уинг-коммендэра и что я должен возглавить 141-ю эскадрилью в Форде, на южном побережье около Чичестера. Командир группы, несмотря на свое звание, держался очень просто и прямо рассказал мне о проблемах: 144-я была не в лучшем состоянии. Было необходимо назначить нового командира эскадрильи, командира одного из звеньев и
