трагических с каждым годом светлей… на углу Севастопольской… собрала портфель… мелодраму разводят, но хочется верить… скоро, очень скоро… желтых было много'.
– Опять кто-то плачет, - она открыла глаза. - Не выношу, когда плачут. Но хотела бы знать, что это за песенка? Грустный женский голосок. Я сразу узнаю его:
'Чистого неба, дальних дорог, зеленого луга, быстрых ног!'.
– Вы - уникум, - Аленушкин быстро зашагал по комнате. - Не спорьте, я в этом убежден. Если есть люди, которые читают мысли, то ваша книга голоса. - Он опять заглянул во все углы, постучал костяшками пальцев по стенам, потом вдруг пропел: 'Эй, вы, кони, кони, кони!', чем привел Анну Матвеевну в замешательство. - Слышали? Почти эхо. Я, кажется, понял в чем дело. Ваша комната расположена таким образом, что вбирает в себя самые отдаленные звуковые волны. Акустический феномен налицо. С точки зрения физики, чистейшая абракадабра. Однако напрашивается аналогия с эффектом морской раковины. Когда же вы закрываете глаза, срабатывает присущее только вам, какое-то шестое чувство, и вы начинаете слышать то, что говорится кто знает где. Хотел бы я выяснить, на каком расстоянии сказано все слышимое вами.
– Я уж и сама думала об этом. И все-таки трудно поверить.
– Ну почему, ничего мистического. Конечно, утверждать со всей вероятностью, что это так, не могу. Это лишь мои предположения. Помните барона Мюнхгаузена?
– Хотите сказать, что уподобилась ему?
– Ни в коем случае! Речь вот о чем. В одной из историй этого великого враля звук в рожке почтальона 'замерзает', а на постоялом дворе, в тепле, 'оттаивает' и 'выходит' в трубу.
– Значит, голоса прилетают ко мне погреться?
– Что-то похожее. Отдельные предметы вибрируют от звука голоса, трением заряжаются о воздух и излучают в пространство волны электрического поля. Их можно уловить гам, где голос уже не слышен, и снова перевести в звук. А поскольку ухо - нечто вроде совершенного технического прибора, то не исключено, что у некоторых индивидуумов этот прибор работает на каком-нибудь сверхрежиме, улавливает электроволны с очень дальних расстояний. Что, видно, и присуще вам.
– Но как из всей этой кутерьмы?..
– Понятия не имею. Без сомнения, вы принимаете ничтожную часть голосов, иначе ваши барабанные перепонки просто не выдержали бы. Скорей всего, это голоса определенного тона и тембра, а может, еще какой-то неизвестной нам физиологической окраски. В эфире нынче полнейшая неразбериха, и из этого электрического ландшафта вы извлекаете совершенно определенные звуки, а именно - голоса. Нет, это поразительно! Но вы никогда не узнали бы о своей уникальности, если бы не ушли из старого дома и не поселились в этой комнате.
– Мюнхгаузен, раковина, ландшафт… Ну и наговорили же вы!
– Можете мне поверить, я человек трезвый.
– Так уж и трезвый? А кофейная гуща?
– Мы же условились, что это игра. Да, пятнадцать минут давно прошли. Идемте, посмотрим, что там у нас с кофе.
Они перешли на кухню. Сели за квадратный кухонный столик, съели по эклеру, и из фарфоровых чашечек стали пить кофе вприкуску с сахаром и печеньем, На третьем глотке Аленушкин сообщил:
– Поймал.
– Что? - не поняла Анна Матвеевна.
– Мысль-бабочку. Вот она: чтобы совсем избавиться от голосов, вам нужно или поменять квартиру или…
– Нет-нет, обмен отпадает, - запротестовала она. - По крайней мере, в ближайшее время - меня так утомляют всякие переезды.
– Тогда остается одно: шкаф поставить в другой угол, диван к противоположной стене, срочно купить звукопоглощающие материалы.
– Что именно?
– Ковры, дорожки на пол, портьеры, занавеси. Парочку мягких кресел. И придется еще сделать пышный перманент или обзавестись париком, - весело заключил он.
– Смеетесь?
– Ничуть. Замечено, чем больше в концертном зале пышных женских причесок, тем лучше звукопоглощение.
С минуту Анна Матвеевна растерянно смотрела на гостя.
– Ох и шутник же вы! - наконец выдохнула она.
– Все это вполне серьезно, - Вениамин Сергеевич даже будто обиделся. Нет, вы начинаете задаваться. Почему я должен шутить? И вообще, что тут небывалого? Да знаете ли, милейшая, сколько в природе чудес, рядом с которыми ваше - арбуз в шляпе!
– При чем тут арбуз, да еще в шляпе? - рассердилась она.
– Неужели мы говорим на разных языках? - Вениамин Сергеевич нахохлился и так посмотрел на Анну Матвеевну, что ей стало неловко.
– А-а-а, кажется, поняла, - пробормотала она. - Арбуз и шляпа - обычные предметы, а арбуз в шляпе - это уже нечто. И в то же время не из ряда вон выходящее.
– Верно, - обрадовался Вениамин Сергеевич и опять стал прежним, с лукавым прищуром глаз. - Так вот, на свете уйма необыкновенного: поющие пески и зуб динозавра, которому миллионы лет, космические радиомаяки и эффект супругов Кирлиан, искусственное сердца и Вселенная в электроне. Да мало ли… Но если быть повнимательней, можно увидеть самое любопытное чудо. Оно - человек. Обыкновенный. Без сверхъестественных способностей различать руками цвета, читать мысли на расстоянии или ходить босиком по раскаленным углям. Люди обычно замечают то, что трудно не заметить. И ленятся заглянуть в себя. А там, в глубине, можно найти все: и поющие пески, и зуб динозавра…
– Занимательно рассуждаете, - подивилась Анна Матвеевна. - Вот смотрю и будто узнаю ваше лицо. Где-то я уже видела вас.
– Говорят, я похож на известного профессора-биолога путешественника Гржимека. Вы могли встретить его фото в газетах.
– Точно! - вспомнила Анна Матвеевна. - Вылитый Гржимек! Как-то мы с Сашенькой читали его книгу о животных и восхищались.
– Такое сходство тоже своего рода чудо. Живут на земле разделенные пространством двойники. Но один из них написал множество книг, побывал на Миссисипи, Темзе, Ганге, словом, объездил весь мир. А второй всю жизнь проработал скромным электриком, и его имя не останется в анналах человечества. - Аленушкин улыбнулся. - Но вот вам еще доказательство, что любой человек может быть неожидан. Сейчас покажу сделанное мною лет пять назад небольшое открытие, чем-то родственное вашему. Где тут у вас радиорозетка? А, вот она. Идите-ка сюда. Встаньте вот здесь. Приложите палец к левому гнезду. Смелее, не ударит. А я приложу к другому. Опять же нечего бояться - не кусаюсь. Плотно прижиматься не надо.
– Это кто прижимается?! - вспыхнула Анна Матвеевна и отскочила от Аленушкина на несколько шагов. - Сами сказали придвинуться, а теперь я и виновата. И вообще, что это вы затеяли, Вениамин Сергеевич? А еще солидный человек…
– Фу, как некрасиво, - Аленушкин помрачнел. - В чем вы меня подозреваете? Я ведь что хотел вам показать? Радио без репродуктора. А ну, становитесь рядом. - И он бесцеремонно притянул Табачкову к розетке, встал рядом и приблизил свое ухо к ее уху. Пальцы обоих лежали на гнездах.
– Поет! - с тихим изумлением сказала Анна Матвеевна. - 'Уж вечер, облаков померкнули края…' Дуэт Лизы и Полины из 'Пиковой дамы'.
– У меня то же самое.
– Значит, мы слышим вместе? - глаза Анны Матвеевны ликовали. - Без репродуктора? Без наушников?!
– Вместе, - подтвердил Аленушкин.
Она хотела сказать, что это восхитительно - слушать чудо вдвоем, и если бы он услышал и ее чудо, это было бы еще восхитительней. Но застеснялась и промолчала.
Вениамин Сергеевич оторвал палец от розетки, и музыка смолкла.
