– Ну ладно, хватит дурить, - отмахнулась Черноморец, вошла в комнату и обмерла. Смысл сказанного Табачковой дошел до нее лишь в тот миг, когда она увидела новую метаморфозу с ее жильем.
– Да-да, опять у разбитого корыта, - усмехнулась Анна Матвеевна ее молчаливой потрясенности.
Черноморец подошла к стене, на которой еще не так давно висел ковер, а теперь красовался силуэт мотоцикла, зачем-то потрогала ее, обернулась к Анне Матвеевне, опять провела ладонью по стене, будто не доверяя собственному зрению и осязанию, и обвела комнату каким-то опустошенным взглядом.
– Жаль твоих трудов и своих не меньше, но так нужно, - сказала Анна Матвеевна.
– Аннушка, дорогая, - пролепетала Черноморец, встала, навалилась на нее жарким грузным телом и расплакалась. - Что же это с тобой делается, бедняжечка ты моя горемычная, - причитала она, всхлипывая. - Пенсия проклятая, как людей ломает!
– Что ты, что ты, Зина, - растерялась Анна Матвеевна и погладила ее по голове, едва удерживаясь на ногах под тяжестью ее тела. А Черноморец, срываясь на высокие ноты, уже по-настоящему голосила. Анна Матвеевна замолчала, прислушиваясь к ее плачу, потом не выдержала, вспылила: - Да что ты, как по покойнице, Зинаида! А ну, цыц!
Черноморец смолкла и уставилась на Табачкову.
– Жива я, здорова, - сердито сказала Анна Матвеевна, - и нечего меня заживо хоронить.
– Боже мой, да что же это за бред такой! - опять всхлипнула Черноморец.
– Цыц! - снова крикнула на нее Табачкова, да так громко, что Черноморец сильно вздрогнула своим громоздким телом.
– Разум мой при мне, поэтому хватит белугой реветь, - Анна Матвеевна вытерла носовым платком мясистое лицо подруги. - Ну чем эта комната хуже той? Один стол сколько места занимал, вечно за него цеплялась. А громадный гардероб? Да на кой он мне? Посуда теперь в шкафчике на кухне, и, представь, спокойно обхожусь без купеческого серванта с его обнаженными внутренностями. Пойми, это не каприз, а необходимость.
– Ка-ка-я? - протяжно пробасила Черноморец.
– Потом, Зина, объясню. Сейчас нельзя, - многозначительно сказала она.
– А как на все это Ермолаевна смотрит?
– Никак. Мы давно не виделись.
– Опять рассоримшись?
– Вроде.
Черноморец как-то сразу заспешила, засуетилась, сказала, что у нее уйма дел, и ушла. 'К Миле побежала', - догадалась Табачкова и слабо улыбнулась в недобром предчувствии.
Через час в квартиру позвонили. На пороге стояли Черноморец со Смурой и двое мужчин в белых халатах.
– Анечка, только не волнуйся, пожалуйста, - Смурая решительно вошла в коридор. - Тебя на время госпитализируют, подлечишься, и все будет в порядке. Мы с тобой в тот раз повздорили из-за чепухи, так ты не питай ко мне зла. - Она заглянула Анне Матвеевне в глаза, будто надеясь отыскать там нечто очень интересующее ее, и, ничего не найдя, занервничала; Одевайся, дружочек, поехали.
– Погодите, - сказал мужчина с портфелем, видимо, врач. - Пройдемте в комнату. Посторонних прошу выйти.
С покорным вздохом Анна Матвеевна подчинилась. А потом было то же, что когда-то на приеме у усатого доктора. Ее обслушивали, осматривали, обстукивали, проверяли рефлексы и реакции.
– На что жалуетесь? - спросил доктор.
– Здоровая я, как коровушка, - грубовато ответила она, здравомысляще умолчав о голосах.
– Идемте, - кивнул доктор санитару. - Нам здесь делать нечего. Вызов ложный.
– То есть как ложный? - выскочила из кухни Смурая. - Да она делает глупость за глупостью, да если все проанализировать…
– Вот и анализируйте на досуге, - спокойно сказал доктор.
– А это, по-вашему, что? - Нина Ермолаевна пнула ногой мотоцикл. Думаете, зачем она купила его?
– Мужу или сыну? - спросил санитар, рассматривая 'яву'.
Смурая нехорошо засмеялась, но спохватилась и громким шепотом сказала:
– Себе! Она думает ездить на нем сама! Са-ма!
– Это правда? - доктор с интересом обернулся к Анне Матвеевне.
Она смутилась, однако нашла в себе мужество спокойно кивнуть.
– Да.
Доктор внимательно посмотрел на нее и улыбнулся.
– Надо же, - сказал он с явным уважением. - Впрочем, ничего необычного. Слыхали о летающей бабушке? Есть такая в США - Мариам Харт. В свои восемьдесят три года установила новый мировой рекорд на одномоторном самолете 'Бичкрафт': перелетела через Атлантический океан и приземлилась в ирландском аэропорту Шеннон.
– Ну вот, а мне еще и шестидесяти нет, - торжествующе сказала Табачкова.
– При чем тут какая-то Мариам? - подала голос Черноморец, до сих пор молча наблюдавшая за всем. - Ведь это не у нас.
– А у нас, может, будет что-нибудь любопытней, - доктор моргнул санитару, и они ушли.
– В конце концов, мотоцикл - не самолет. Почему бы и нет? - Анна Матвеевна примирительно взяла удрученных подруг под руки и повела в комнату.
Чего только не случилось за эти длинные таять дней!
Ты лежал в незнакомом городе с сердечным приступом, и молодые рассеянные врачихи по неопытности вводили тебе в вену не то лекарство, что нужно.
Твой горящий самолет с отломанным крылом падал в море.
Ты попадал под колеса автомобилей.
Поезд, на котором ты уже возвращался домой, летел под откос.
Мощные геологические катаклизмы оторвали от континента полуостров, и он скрылся в морской пучине со мною и с Ней. А ты, убитый горем, без крова, одинокий, вмиг постаревший лет на десять, поехал искать свой последний приют к сыновьям.
Уф, какая же я глупая и счастливая! Ты здесь! Рядом! Жив-здоров!
Не пущу больше ни в какую командировку - с ума можно сойти от всяческих мыслей! А если понадобится куда-нибудь ехать, съездим вместе.
Пока я рядом, с тобой никогда ничего не случится.
Интересно, какой будет любовь у человека будущего? Его духовный мир представляется настолько красочным, содержательным, что в нем, видимо, найдут место самые разные формы любви. Кто-то до конца жизни не устанет открывать и совершенствовать вместе с собой своего друга. А в ком-то расцветут сразу несколько привязанностей, и каждая будет по-своему глубока. Может, это кому-то и принесет боль, но унижение, оскорбление никогда! Потому что исчезнут непорядочность, измена, скудость души, то есть все, что порождает мелочные, бытовые драмы.
Я хотела бы снова появиться лет через триста. Но с условием - чтобы рядом был ты.
Встреча с лейтенантом Яичко надвигалась быстро и неотвратимо. Теперь к нему было сразу три просьбы: помочь сдать на права, достать карту города и похлопотать о телефоне - Аленушкин сказал, что лишь с телефоном они смогут запеленговывать нужные голоса. Все сейчас зависело от того, какой человек вырос из белобрового мальчишки, который когда-то давным-давно, балуясь, сломал ей швейную машину марки 'Зингер' и при редких встречах с виноватой улыбкой вспоминал об этом.
И вот они встретились. Белобровый мальчик превратился в круглощекого мужчину невысокого роста, с яркими, прихваченными из детства губами. Он сразу узнал Анну Матвеевну. Радушно улыбаясь, усадил в кресло. Вначале они говорили о Мишуке, вспоминали забавные истории из их общего с ним детства, и, конечно, сломанную зингеровскую машинку. Когда разговор исчерпался, молча взглянули друг на друга. 'Пора!' - сказала себе Анна Матвеевна и, ничего не маскируя и не привирая, открыла причину своего визита.
– Видите ли, Андрюша, мне нужны телефон, карта города и водительские права для езды на мотоцикле.
