Как он угадал в этом иссеченном временем лице Айкины черты? Сухонькая хрупкая женщина закинула руки на плечи крепко сбитого мужчины:
— Гали, если ты не будешь аккуратно слать радиограммы, я прилечу к тебе на полюс.
— Разве я когда-нибудь был невнимательным? — Он снял с плеч ее руки, приложил ладонями к своим щекам. — Не печалься, мама, все будет ладом, как говорил твой друг, мой тезка. И пожалуйста, одевайся потеплее, а то убью белого медведя и привезу тебе шкуру для шубы.
'Так вот вы какие, мои пра-пра. — Лия пристально всматривалась в лицо седой женщины, провожающей в дальний путь сына, и ее охватывали сложные, противоречивые чувства. Она не могла не испытывать к своей прародительнице любви и сочувствия, но в то же время жадно подмечала в ней несовершенства, пытаясь разгадать, чем в молодости она очаровала Таира. — Надо бы рассказать ему об этом, иначе тяжело будет жить после таких мыслей', — решила она.
Тем временем Радов, предупрежденный Таиром о том, что вторая матрица — из жизни Айки, взволнованно вцепился в Таха Олина.
— Это моя дочь! — громко шепнул ему на ухо.
— Но ведь она старше тебя! — наивно воскликнул Тах, потом спохватился и успокоил друга пожатьем руки. К Радову обернулась сидящая впереди Лия:
— Выходит, мы с вами родственники? Это же моя пра-пра.
'Вот оно что, — подумал Радов. — Теперь ясно, отчего так тянет к тебе'.
Перед показом следующей матрицы Лер удовлетворенно сказал Таиру, что никогда не наблюдал столь четких и законченных эпизодов — метаморфост на удивление понятлив, выуживает из матриц значительные моменты, и если бы не он, пришлось бы довольствоваться случайными, хаотичными картинками.
В первые минуты эсперейцы, как обычно, сохраняли невозмутимость, зато репликанты были откровенно возбуждены. Радов, Тах Олин, Май и Фатима окружили Таира и стали рассуждать об очередном полете на Землю.
— Таир, — ворвался в его незаэкранированный мозг Илим, — извини, что без спросу, но ты не подошел ко мне, хотя понимаю: тебе не до этого. Так вот, хочу сообщить: теперь у тебя много доброжелателей, но не менее и противников, считающих, что нарушение Инструкции грозит планете анархией и рецидивом низменных страстей. Я намеренно изучал несколько дней настрой к тебе и пришел к выводу: ты не должен сейчас выезжать из Миноса. Твоей жизни, разумеется, ничто не угрожает, но моральное твое самочувствие может быть сильно испорчено.
Извинившись перед друзьями, Таир пробрался к Илиму и поблагодарил за информацию. Подошла Лия.
— Я осквернила себя плохой мыслью, — глухо сказала она. — И не могла не признаться в этом.
— Что случилось? — встревожился он.
— Когда я рассматривала пра-пра, во мне шевельнулась гадкая мыслишка: 'Быть может, увидев Айку старухой, Таир уже не будет так сильно любить ее. И потом неизвестно, кого больше захочется ей увидеть в первую очередь — Таира или своего мужа и сына'.
Раскосые глаза Таира сурово блеснули:
— Не казни себя, Лия, я тоже думал об этом. Но я ведь возвращаю Айку прежде всего ей самой.
— Так и знала. Я очень люблю тебя, Таир. Прости. — Она порывисто провела рукой по его щеке и быстро удалилась.
Он проводил ее хмурым взглядом. Не успел сделать и шагу, как на плечо ему села Тироль.
— Твоя любимая, должно быть, в юности была симпатичной, — защебетала она. — Но я хотела бы знать, в каком возрасте ты собираешься ее вернуть?
— Ты очень любопытная, Тироль, — сердито сказал он. — Разумеется, возвращу ей молодость, в самой лучшей её поре. Можешь не волноваться.
— Вот уже и рассердился. — Она обидчиво склонила головку. — Кстати, почему в этом реплицентре нет пальм? Я люблю качаться на пальмовых ветках. Нет, это безобразие — реплицентр без пальм, символических деревьев воскрешения!
— У меня заложило ухо от твоей болтовни, извини. — Таир осторожно снял ее с плеча и подбросил в воздух. — А пальма посажена у входа! — крикнул вслед.
Нужно было собраться с духом перед просмотром эпизодов из жизни родителей. В заключение подготовил показ матрицы поэта. Подумал: 'Флеминг будет сюрпризом для Айки'.
Эпилог
Через три месяца тайный реплицентр подготовил всепланетный сеанс Единения с реплицированными землянами. Это было вызвано не только необходимостью повысить у репликантов адаптационный уровень, но и ознакомить эсперейцев с десятью новыми жителями планеты, возрожденными не случаем, а любовью.
С утра спиролетчики Эсперейи настроились на реплицентр Миноса и ждали условленного часа, когда можно будет транслировать во все уголки Эсперейи происходящее на площади перед центром и некий комплекс внутренней сущности каждого репликанта.
Желающих увидеть происходящее собственными глазами, а не через спиролетчиков, оказалось довольно много — площадь превратилась в огромное, колышущееся существо.
'День желанный, от века чаемый', — пел ораторию на слова великого философа невидимый хор, и в воздухе ткались нежные краски цветомузыки, настраивая на возвышенный, торжественный лад.
Все эти месяцы Таир работал с группой детей, помогая Леру, однако был устранен им от визуальных наблюдений и до сих пор не видел никого из восстановленных. Это сделали намеренно, для того, чтобы сегодня при встрече с дорогими людьми его радость стала радостью каждого эсперейца.
Белая стая икаров, хлопая крыльями, облепила арку главного входа в реплицентр. На прочном полукруге мерцала зеленью пальмовая ветвь и светились слова: 'Чрез веленье человека и его исполнение'.
Мягко раздвинулись мозаичные створы, и площадь замерла: сквозь открывавшуюся анфиладу под звуки органной мелодии шла группа людей в голубых туниках и длинных белых плащ-накидках. Четверо юношей и девушка. Благодарность сияла в их улыбках, читалась в повороте голов, в каждом шаге навстречу тем, кто ликующе поднял в знак приветствия сомкнутые ладони. Люди раздвинулись, образуя живой коридор. Идущие устремились по нему. Под ноги им бросали цветы, в их лица внимательно вглядывались, узнавая тех, чьи образы видели перед началом репликации.
Таир во все глаза смотрел на бывших защитников села Степнянки. 'Как хорошо: Алексей и Ольга рядом, держатся за руки', — успел подумать он, когда увидел вслед за группой молодую пару и замер. Да, теперь они были его ровесниками, эти черноволосые юноша и девушка, с такими же, как у него, широковатыми лицами и раскосыми глазами. Он рванулся к ним и упал на колени.
— Гали! — бросилась к нему мать, юная девушка с пухлыми розовыми губами. — Сынок! Какой ты большой! и красивый!
— Я всегда говорил, что из него выйдет крепкий джигит, — юноша-отец обнял его за плечи и дал знак встать.
Таир — Гали поднялся и увидел двух девушек. Легко и порывисто шли они навстречу ему, держась за руки, будто давние подружки. В рослой, черноволосой он без труда узнал Ирму и невольно оглянулся, ища Радова Букова, не замечая, что тот стоит в двух шагах от него, бледный, напряженно вглядываясь в идущих. Взгляд Таира встретился с глазами второй девушки, и он обмер. По голубой тунике золотисто рассыпались светлые волосы, шаг легкий, летящий, глаза сияющие и отважные. На полпути девушка остановилась, разомкнула руки Ирмы, а затем медленно двинулась к нему, и каждый эсперейец стал причастен к безмолвному диалогу душ.
'Вот и встретились, Гали'.
'Да, Айка, да!'
'Ты все тот же, но и другой'.
'А ты прекрасна'.
'Гали, есть ли в языке слова, способные передать все, что я сейчас чувствую?'
'Нет таких слов, Айка, поэтому помолчим'.
