близко, плавно, по дуге. Тяготение было заметно слабее, чем на Эроне. Воздух пригоден для дыхания. Если бы он только был чуть-чуть потеплее… Бесплодная пустыня — ни деревца, ни кустика. Ни единого намека на то, что здесь существует жизнь.
Над горизонтом занималось багровое скудное сияние. Что это — рассвет, закат? В любом случае его не хватало, чтобы осветить окрестности. Казалось, слабый свет рождается сам по себе — им истекает сухая, крепкая — по-видимому, промерзшая — земля, булыжники, далекие звезды. А может, в такой спектр преломлял местный воздух сияние туннеля? Глядя в ту сторону, Хорн прикинул, что не более трех часов отделяют его от Эрона. От Вендре…
Это воспоминание было мучительным, терзающим душу. Как одолеть стены терминала? Кто сможет пройти по этому узкому мосту и уцелеть под шквальным огнем
Общее мнение гласило — никто и никогда не возвращался с Ванти. Попавший туда считается умершим — точнее, вычеркнутым из списка живых. Его наследство может быть наследовано, вдова могла вновь выйти замуж, дети вправе поминать живого отца. Подобное отношение допускал и закон, и обычай.
Извилистой дорожкой он попал сюда, вздохнул Хорн. Сначала из одного конца империи на другой, сменил галактики, прошагал от звезды к звезде. Все по чьей-то воле… Теперь он был учен, явь открылась перед ним — никогда он не ставил перед собой цель попасть в Ванти. Предупредил бы его кто-нибудь перед разговором в темной комнате, где он принял предложение неизвестного, что в конце концов окажется на этом планетоиде, он бы только рассмеялся в ответ. Нет, Хорн не был так глуп, чтобы исключить подобный исход, — просто он верил, что, действуя по собственной воле, всегда выберет момент и изменит направленность событий. Теперь ему ясно, как он ошибался. Он и старого Ву недослушал, который убеждал его, что человек волен только в первом шаге, что второй он совершает по необходимости. Хорн усмехнулся — не прав ты, старик. Опыт подсказывает, что и в первом шаге человек не волен. Даже его выбор диктуется какими-то потусторонними, всемогущими силами.
Не было в них ничего мистического — они как ветер, гуляющий над океанским простором. Вздымает волны, вкупе с температурой создает течения, гонит волну. Пусть эта горка воды мечтает, что способна метнуться и влево, и вправо, на самом деле всех их гонит неведомая им самим сила. Осознавшая это волна решит, что именно за ней идет охота, что именно ее подгоняют и направляют, но это только до поры до времени. Стоит капле воды попасть на Ванти, и она прозревает.
Он взял деньги, чтобы лишить человека жизни. Ему казалось, что это его собственный выбор, и не будь на то его воли, Кохлнар до сих пор ходил бы живой. Детский лепет. Песенка Кохлнара была спета — впрочем, как и всей империи… Ему ли, столько повидавшему, это объяснять! Гибель его была запланирована людьми, которые, по-видимому, тоже считали, что действуют исходя из собственных интересов, себе на пользу. Их не устраивала законная передача власти, им необходима была маленькая, недолгая смута в верхах. Они ее получили, теперь не знают, — как расхлебать.
Неизбежное наступает, всему кончается срок. Вопрос — когда и как? Вот о чем умалчивает будущее. Он вновь перебрал по датам весь свой путь, приведший его в Ванти. На каком этапе он, предположим, умудренный опытом, мог отойти в сторону? Сказать: «Все, хватит! Я умываю руки»? В тот момент, когда держал на мушке Гарта Кохлнара? Или в каменном мешке, где Ву предложил ему следовать за ним на выборы нового Генерального управляющего? Или бросить Вендре в ту самую минуту, когда они прибыли в северный терминал? Куда бежать, он в ту пору знал… Вот так бросить и слинять? Оставить любимую девушку на произвол судьбы? Какой смысл лукавить перед самим собой — он полюбил Вендре, сразу и навсегда. Это было безнадежно, здесь, на этом бесплодном небесном теле, глупо вспоминать об этом, однако душа была полна света. Он полюбил, значит, прозрел. По крайней мере, ему будет о чем вспоминать.
Ведь он теперь точно знает, какие ветры гонят волны к берегу, — это сила и любовь. Насилие жестоко, но оно неизбежно. Оно благородно, если озаряется светом любви. Судачить по этому поводу бессмысленно — так устроен мир, и изменить его опять же можно только с помощью любви и силы.
Волнение неостановимо, и здесь, на Ванти, тоже ощущается залах соленой воды времени. Можно, конечно, броситься в ров, сдохнуть, как поганый пес, на потеху этим затянутым в черное мерзавцам, которые наловчились охранять и конвоировать людей. Выходит, оставить Вендре одну, в этом истерзанном, покоробленном от ненависти мире? Дудки! Не дождетесь!.. Землю буду грызть, камни глодать…
Хорн от напряжения и бессилия несколько раз сжал пальцы в кулаки и тут же разжал их. Не помогло, но стало легче. От осознания своего положения, от невозможности покончить с собой, от желания спасти то существо, которое стало дороже всего.
Успокоился он внезапно. Словно накатило благословение… Словно гаснущие звезды, переглянувшись напоследок, разом подмигнули ему — брось, парень, не вешай нос, глянь еще раз на крепость.
Хорн невольно оглянулся. Действительно, кто сказал, что эта глыба бетона и стали неприступна? Этот грубо обтесанный комок ненависти всемогущ? Не смешите меня! Империя трещит по всем швам, а этот плевок злобы будет стоять непоколебимо? Так не бывает. Другое дело, что не стоит с голыми руками идти на штурм, надо покумекать — это да! Наемник засмеялся. Он в межзвездном туннеле не сгинул и здесь не пропадет.
Теперь туннель, что по-прежнему отчетливо золотился в небе, показался ему родным и близким. За него и ухвачусь, решил он. Эта штука не подведет. Даром, что ли, его создавали! Уж наверное, не для того, чтобы обратить человека в раба. Совсем наоборот — чтобы возвысить его, дать ход простенькой мысли, что вместе, сообща, лучше, чем поодиночке. Всякий индивидуализм — гниль, труха! Арбуз целиком в рот не засунешь, желудок до размеров коровьего не разъешь, всех монет не пересчитаешь. С этой целью и закладывали первый туннель. Так, вернемся к истокам. Скажем четко и определенно — пока во вселенной существует хоть один подневольный человек, пока есть хотя бы один раб, свободный человек не может чувствовать себя свободным. Вот с какой целью дует ветер, вот зачем греет солнце и повышает температуру. С другой стороны — это открытие очень обрадовало Хорна, — пока на свете существует хотя бы один свободный человек, никакой раб по натуре не может чувствовать себя полностью рабом, и во исполнение своей мечты верный слуга империи Гарт Кохлнар, ее бывший Генеральный управляющий, сокрушил Плеяды.
У него тоже не было выбора. Он являлся средоточием многих сил и влияний, действующих в государстве. Никто бы не позволил ему поступать по своей воле, идти на поводу у нелепых прозрений. Вот для чего нужна сила — чтобы иметь возможность отстоять истину. Но в одиночку не то что истину — свой кусок хлеба не сохранишь. Вот как еще можно вывернуть только что подвернувшуюся под руку формулу — пока на свете существует хотя бы один свободный человек, ни один раб по принуждению не может ощущать себя полностью рабом. Всякое страдание, человеческое горе делится между всеми нами, значит, и избавляться от них следует, взявшись за руки. Несправедливость по отношению к одному есть несправедливость по отношению ко всем нам, ведь с каждым может случиться беда.
«Ты прав, старик, — неожиданно страстно подумал Хорн. — Старик Ву, ты прав! Если кто-то находится в пути, значит, что-то ведет его. Только, наверное, не „что-то“, а „кто-то“.
Все двойственно в этом мире, как туннель. Он и символ угнетения, и символ надежды…
Чей-то тяжкий вес пригнул его к земле, чьи-то чужие руки потянулись к горлу. Хорн машинально резко пригнулся, и нападавший перелетел через него и рухнул в ров, наполненный водой. Хорн еще успел заметить всплеснувшую черную поверхность воды, хватающие воздух пальцы. В следующее мгновение на него навалился кто-то еще. Несколько странно разодетых фигур подхватили его. Одной из них Хорн успел врезать кулаком, но большего добиться не удалось.
Это не охранники из крепости. Это какие-то звери, когда-то бывшие людьми, да и в людях они числились наемными убийцами, не иначе. Вот откуда такая ловкость. Они взяли его в смертельный круг. Двое из них бросились к жертве — один нырнул к коленям, другой потянулся к горлу. И эту атаку Хорну удалось отбить. Хочешь захватить колено — получи коленом. Однако тот даже после сокрушительного удара сумел прийти в себя. Он перекатился по земле и вновь был готов к нападению. Другой, потянувшийся к горлу, был менее удачлив — Хорн так врезал ему ребром ладони, что тот рухнул на землю и остался недвижим.
Но это был частный успех. Нападавшие и не подумали отступить. Хорн сделал шаг назад. Теперь позади него была пропасть, заполненная водой. Еще шаг — и его ждет участь первого, погибшего во рву.
Надо прорваться к мосту! Он слишком узок, чтобы напасть скопом, а поодиночке он с любым зверьем
