— Поволок трофеи. Прошу, фрейлен, до хаты, там обождете.
— Нет, я дожидаться не стану. Мне тут надо отнести еще один срочный пакет. На обратном пути зайду. Генерал скоро будет?
— Должен быть скоро.
Сказав часовому: «Я скоро опять зайду», Валя ушла. За углом она увидела мальчика.
— Беги скорее и скажи, что все в порядке. Пусть едут!
Коля Маленький стремглав побежал на квартиру, где его с нетерпением ждали Кузнецов, Струтинский, Каминский и Гнедюк. Все они были одеты в немецкую форму.
— Валя сказала, что можно ехать, все в порядке! — выпалил он.
— Хорошо. Беги сейчас же на «маяк». В городе сегодня опасно оставаться. Беги, мы тебя догоним, — сказал Кузнецов.
— Тикаю! Прощайте, Николай Иванович!
Коля замешкался минутку, потом подошел к Кузнецову и поцеловал его в щеку.
— Ай, стыд какой! Ты же не маленький! — смеясь, заметил тот и сам поцеловал Колю. — Беги скорее!
Через несколько минут они уже были у особняка Ильгена. Кузнецов в форме гауптмана первым вышел из машины и направился к особняку. Часовой, увидев немецкого офицера, отсалютовал:
— Господин гауптман, генерал еще не прибыл.
— Знаю! — резко кинул ему по-немецки Кузнецов и прошел в особняк.
Следом за Кузнецовым шел Струтинский. В передней сидел денщик и дремал.
— Я советский партизан, — отчетливо сказал ему Кузнецов. — Хочешь остаться живым — помогай. Не хочешь — пеняй на себя.
Денщик опешил: немецкий гауптман… партизан!. Дрожа и стуча от испуга зубами, он бормотал:
— Да я зараз с вами… Мы же мобилизованные, поневоле служим…
— Ну смотри!
Обескураженный денщик, все еще не веря, что немецкий офицер оказался партизаном, застыл на месте.
— Как твоя фамилия? — спросил Кузнецов.
— Кузько.
— Садись и пиши, — приказал Кузнецов.
Под диктовку Николая Ивановича денщик написал: «Спасибо за кашу. Ухожу к партизанам. Беру с собой генерала. Кузько».
Эту записку положили на видном месте на письменном столе в кабинете генерала Ильгена.
— Ну, теперь займемся делом, пока хозяина нет дома, — сказал Кузнецов Струтинскому. Кузнецов и Струтинский произвели в особняке тщательный обыск, забрали документы, оружие, связали все это в узел.
Струтинский остался с денщиком, а Николай Иванович вернулся к часовому. Около того уже стоял Гнедюк. Кузнецов, подходя, услышал:
— Эх, ты! — говорил Гнедюк. — Був Грицем, а став Фрицем.
— Тикай, пока живой, — как-то вяло и неуверенно отвечал часовой. — Какой я тебе фриц!
— А не фриц, так помогай партизанам!
— Ну как, договорились? — спросил подошедший сзади Кузнецов.
Часовой резко повернулся к нему.
— Гауптман тоже? — выпучив глаза, спросил он.
— Тоже, тоже! Идем со мной! — скомандовал Кузнецов.
— Господин офицер, мне не положено ходить в дом к генералу.
— Положено или не положено, не важно. Ну-ка, дай твою винтовку. — И Кузнецов разоружил часового.
Тот поплелся за ним в особняк.
На посту за часового остался Коля Гнедюк.
Из машины вышел Каминский и начал прохаживаться около дома. Все это происходило в сумерках, когда еще было достаточно светло и по улице то и дело проходили люди.
Через пять минут из особняка вышел Струтинский, одетый в форму часового, с винтовкой, и стал на посту. Гнедюк пошел в особняк.
Все было готово, но Ильген не приезжал. Прошло двадцать, тридцать, сорок минут. Ильгена все не было.
Часовой, который стоял на посту, а сейчас сидел в передней особняка, опомнившись от испуга, сказал вдруг Кузнецову:
— Может произойти неприятность. Скоро должна прийти смена. Давайте я опять стану на пост. Уж коли решил быть с вами, так уж помогу.
— Правда должна быть смена? — спросил Кузнецов денщика.
— Так точно, — ответил тот.
Гнедюк позвал Струтинского. Снова произошло переодевание, часовой пошел на пост и стал там под охраной Каминского, а Струтинский сел в машину.
В это время подъехал Ильген. Он быстро вышел из машины, отпустил шофера и направился в дом.
— Здоров очень, трудно будет с ним справиться. Пойду на помощь, — сказал Струтинский Каминскому, когда увидел генерала Ильгена.
Как только денщик закрыл дверь, в которую вошел Ильген, Николай Иванович, наставив на него пистолет, сказал раздельно:
— Генерал, вы арестованы! Я советский партизан. Если будете вести себя, как полагается, останетесь живы.
— Предатель! — заорал во всю глотку Ильген и схватился за кобуру.
Но в это время Кузнецов и подоспевший Струтинский схватили Ильгена за руки:
— Вам ясно сказано, кто мы. Вы искали партизан — вот они, смотрите!
— На помощь! — заорал снова Ильген.
Тогда его повалили, связали, заткнули рот платком и потащили. Когда вталкивали в машину, платок изо рта выпал, и он снова заорал. Часовой подбежал.
— Смена идет! — крикнул он Кузнецову.
Николай Иванович поправил китель и, кинув на ходу: «Заткните ему глотку», пошел навстречу подходившим людям. Но это не была смена: шли четыре немецких офицера. Кузнецов подошел к ним, показал свою бляху (пригодился «личный трофей»!) и сказал:
— Мы поймали партизана, одетого в немецкую форму, который хотел убить генерала. Позвольте ваши документы.
Те дали документы. Бляха, взятая когда-то у гестаповца, обязывала офицеров подчиниться. Николай Иванович записал в свою книжку их фамилии и сказал:
— Вы трое можете идти, а вас, господин Гранау, — обратился он к четвертому, — прошу вместе с нами поехать в гестапо.
По документу Кузнецов увидел, что Гранау был личным шофером рейхскомиссара Эриха Коха. «Пригодится», — подумал он.
Когда Гранау подошел вместе с Кузнецовым к машине, Каминский и Гнедюк, по знаку Николая Ивановича, быстро втолкнули его в машину и обезоружил.
«Оппелек», который вмещал только пять человек, повез семерых.
Ночью и в особенности утром в городе поднялся страшный шум. Пропал генерал! Немцы сбились с ног в поисках партизан. По улицам ходили патрули, жандармы рыскали по квартирам.
Но в то время, когда немцы, высунув язык, искали «преступников», а на «зеленом маяке» часовой и денщик рассказывали нашим ребятам о том, как они вчера сначала испугались, а потом помогали связывать Ильгена, Кузнецов, развалившись в кресле, сидел в приемной Функа, заместителя Коха, главного судьи на Украине.
