головы.
Как только подъехали к вокзалу, Шевчук и Будник, не дав офицеру опомниться, подхватил его чемоданы, а заодно и свой чемоданчик.
— Не беспокойтесь, пан офицер, мы поможем, — и направились в вокзал.
Офицер бежал за ними. Фельджандарм остановил:
— Пропуск!
— Пропустите, со мной, — сказал подполковник.
Пропустили! Шевчук и Будник вошли в первый класс, набитый немцами. Еле нашли свободное место и поставили чемоданы подполковника. Немного поодаль среди других вещей Шевчук поставил и свой чемодан.
— До свидания, пан офицер! Счастливого пути!
— Шпасибо!
— Не стоит благодарности. И вам спасибо за… все! — улыбаясь, сказал Шевчук.
«Забыв» свой чемоданчик, Шевчук и Будник вышли из вокзала, сели в фаэтон и уехали. Через три- четыре часа они уже были на одной из квартир, откуда был хорошо виден вокзал, и внимательно наблюдали.
В «забытом» чемодане была смонтирована тридцатикилограммовая толовая мина замедленного действия.
Взрыв произошел в два часа ночи. Стена зала первого класса была выбита, потолок провалился и придавил около сотни немецких офицеров вместе с их «фрейлейн», «фрау» и чемоданами.
Но на этом дело не кончилось. В момент взрыва к ровенскому вокзалу подходил воинский эшелон. Поезд остановился, и из вагонов стали выпрыгивать и разбегаться немцы. Они решили, что вокзал бомбит советская авиация. Фельджандармы и гестаповцы, которые были в оцеплении вокзала, заметив бегущих, решили в свою очередь, что это советские диверсанты, и открыли по ним стрельбу. К вокзалу были вызваны новые части, которые и включились в бой с «диверсантами». Минут двадцать пять шла перестрелка, и, конечно, «обе стороны» понесли потери.
Наутро в Ровно только и было разговоров, что о взрыве вокзала. Немцы пришли в смятение. И вдруг среди дня новый взрыв — в центре города. Взорвана была немецкая ортскомендатура. За сутки два взрыва!
В полуподвальном этаже здания ортскомендатуры помещался склад, куда дежурные коменданты прятали отобранные у задержанных вещи. Рабочим при комендатуре служил подпольщик Козлов, с которым задолго до взрыва познакомился Шевчук. Козлов по заданию Шевчука поставил в склад на верхней полке мину замедленного действия. Мина «сработала» своевременно.
А пока гестаповцы рыскали по городу в поисках диверсантов, устраивающих взрывы, мы подготавливали вместе с группой Новака новые дела и занимались разведкой.
Зная, что отступление неизбежно, немцы стали минировать мосты, дороги и большие здания в городе. Наши разведчики внимательно наблюдали за этим, сообщали в отряд о заминированных местах, а мы, в свою очередь, — командованию. На аэродромах наши люди наблюдали за прибывающими и уходящими самолетами, выясняли, где гитлеровцы устраивали склады боеприпасов и авиабомб, по каким дорогам движутся колонны отступающих войск.
Наши боевики-разведчики продолжали активно бороться с оккупантами.
Шевчук, видя, что особой подготовки вести уже некогда, ходил по Ровно с противотанковой гранатой, на которую Ривас сделал из гвоздей своеобразную «оборонительную» рубашку. Вокруг гранаты он плотно, один к одному, проволокой прикрепил толстые гвозди, каждый из которых был надрезан в нескольких местах. При взрыве такая граната давала до сотни осколков.
Проходя мимо немецкой столовой, Шевчук заметил, что там много офицеров. Недолго думая он метнул в окно гранату. Семнадцать гитлеровцев были убиты на месте.
Наиболее серьезными из последних наших дел в Ровно были две диверсии, которые довели оккупантов до страшной паники.
Одним из этих дел был взрыв центральной столовой «Казино». Помещалась она на Немецкой улице, № 49, в нижнем этаже лучшей в Ровно гостиницы. В столовой «Казино» работали уборщицами украинки Лиза, Галина и Ирина. Они были связаны с группой Новака и с одним нашим разведчиком. Терентий Федорович Новак подготовил две мины замедленного действия, по шесть-семь килограммов каждая. В ведрах, под тряпками для мытья полов, 5 января утром женщины пронесли мины в столовую и прикрепили их под столами: одну в комнате для генералов, другую в комнате старших офицеров. Потом, как обычно, произвели уборку и явились в условленное место, откуда и были доставлены в наш лагерь.
Взорвались мины как раз во время обеда, когда столовая была полна немцев. Сначала взорвалась мина в генеральской комнате. Рухнул потолок, разрушилась стена и завалила выход из офицерской комнаты; обедавшие там офицеры не могли выйти. А через десять минут взорвалась и другая мина.
Офицеры, которые были в номерах верхних этажей гостиницы, в панике стали выпрыгивать прямо из окон, ломая ноги и руки, разбивая головы. Пока вытаскивали из-под развалин трупы убитых, все прилегающие к месту взрыва улицы и переулки были оцеплены жандармами. Как после было установлено, в генеральской комнате было убито семь человек, из них три генерала, а в офицерской — около семидесяти.
Взрыв столовой произошел в 3 часа дня, а в 8 часов вечера в тот же день был взорван поезд на железной дороге, проходящей по городу Ровно.
Группа Новака установила на рельсах этой дороги тридцатикилограммовую мину. Кабель от мины соединили с рубильником войлочной фабрики. Члены подпольной организации круглосуточно дежурили у рубильника в ожидании особо важного поезда с немецким начальством. В последний момент немцы обнаружили эту мину, но изъять ее не успели. Пассажирский поезд мчался на всех парах. Солдаты, рывшие окопы вдоль железнодорожного полотна, стали давать сигналы, но машинист либо не понял, либо не успел затормозить.
У рубильника в это время оказался сам Новак. Он вовремя включил ток. Паровоз стал как вкопанный, пассажирские вагоны полезли один на другой, убивая и калеча гитлеровских офицеров и солдат, которые направлялись к линии фронта.
Так мы «провожали» незваных гостей.
НА ПОСЛЕДНЕМ ПЕРЕХОДЕ
В конце декабря мы получили разрешение командования продвигаться к городу Львову. Красная Армия стремительно наступала. Были освобождены Житомир, Белая Церковь, Ракитное, Клесово и Сарны. Артиллерийская стрельба уже отчетливо была слышна в нашем лагере, особенно в ночное время и перед рассветом. Партизаны с радостью вслушивались в эту орудийную музыку.
Медлить было нельзя, мы могли оказаться в «окружении» своей армии, а нам надо было дальше «провожать» оккупантов. В начале января в лагерь вернулись разведчики из Ровно, Здолбуново и со всех наших «маяков». Лишь некоторым было приказано оставаться на месте до прихода Красной Армии. Новак тоже прибыл в лагерь с частью людей своей организации. Собранный вместе отряд насчитывал уже до тысячи двухсот человек.
Валя Довгер осталась в Ровно. Она как «сотрудница» рейхскомиссариата должна была вместе с немцами эвакуироваться во Львов. Николай Иванович очень тревожился за нее. Последнее время, будучи в Ровно, он почувствовал, что его «добрые знакомые» стали относиться к нему с недоверием.
— Если меня действительно стали подозревать, то, естественно, Вале грозит опасность, а она мне очень дорога, мы так много вместе с ней пережили! — говорил Николай Иванович.
Позже выяснилось, что беспокоился он не напрасно: в ночь перед отъездом во Львов гестапо арестовало Валю.
Наш уход ко Львову задерживался. У нас не было топографических карт нового маршрута, недостаточно было питания для рации и боеприпасов для отечественного оружия.
