хотел Декарт. И в результате мы распространяем на все наши действия некий образец, который можно назвать технической моделью. Я хочу сказать, что по отношению ко всем другим людям, мы занимаем такую позицию, в соответствии с которой они превращаются в легкоуправляемые орудия. Такое беспредельное расширение сферы использования и манипулирования предлагает нам определенную модель существования, при которой любая вещь становится объектом обладания, именно здесь — и это будет моим последним вопросом — по всей вероятности, приоткрывается зияющая бездна бессмысленности.
Я говорю об этом потому, что считаю, что было бы опасным заблуждением судить о нашем времени как об эпохе возрастающей рациональности. С таким же основанием о нем следовало бы судить как об эпохе возрастающей абсурдности. Поэтому не стоит отделять технический прогресс от настроения неудовлетворенности и протеста, о котором свидетельствуют литература и искусство. Чтобы понять суть нашей эпохи, нужно непосредственно соединить оба явления: прогресс рациональности и то, что я назвал бы смыслоутратой. Мы современники этой двойственной тенденции. Я был шокирован, в частности, тем, что в американских университетах распространен образ жизни
Как ответить на эти вопросы? Что делать? Было бы величайшим заблуждением мечтать о возврате к прошлому, как если бы эпоха либерализма и анархической
свободы была безупречна! Перед каждой эпохой стоят свои задачи. Нам следует решать проблемы нашего времени, а не времени наших отцов. Воспитатель, философ не должны предаваться ностальгии. На языке христианства я скажу так: там где проповедуют благодать, там же выносят приговор; там, где изобилует грех, благодать преизобилует. Как сделаться свидетелями, орудиями, исполнителями такого преобладания?
Отталкиваясь от последнего пункта и вновь возвращаясь к порядку вопросов, я скажу, что наш особый вклад в данную дискуссию этического характера по проблеме коллективного выбора заключается в определенном подходе к человеку, позволяющем наполнить смыслом нашу деятельность в мире. Этот подход подразумевает, что человечество и отдельный человек пребывают между двумя крайними состояниями целостности и единичности. В результате перед лицом угрозы смыслоутраты возникает фундаментальное утопическое устремление создать общий для всех людей проект, объединяющий человечество. Так подтверждается положение Священного Писания о том, что «человек» — родовое понятие, что он — субъект единой истории с единой судьбой. И мы принадлежим к эпохе, способной впервые придать смысл и наполнить содержанием этот проект. Образ общей судьбы человечества как единого субъекта просматривается во всех наших дискуссиях по вопросам о существовании голода в мире, о ядерной угрозе, о деколонизации, о развитии единого мирового порядка, и, возможно, в особенности о том, что Франсуа Перру называет всеобщей экономикой. Подобное единство человечества не складывается само по себе; этот фундаментальный образ формируется благодаря явлению, которое можно назвать патологией общего бытия. Мы познаем его признаки, когда мыслим именно в масштабах человечества. Богатые постоянно богатеют, и при этом неуклонно усугубляется бедность бедных. Ряд могущественных держав, распределяя сферы влияния, стремятся управлять судьбой мира. Враждующие между собой разнообразные формы национализма укрепляются и разрастаются. Идеологии отступает и им на смену в условиях широкого международного обмена приходит экономическая рациональность. Развитие мировой экономики, основанной на потребностях, сдерживают конкуренция и погоня за престижем. Следовательно, мы должны добиться того, чтобы потребности человечества, рассматриваемого в качестве единого страдающего организма, превалировали над любыми проектами частного характера. С другой стороны, я вижу иную задачу: нужно максимально персонифицировать связи, имеющие в индустриальном обществе тенденцию сделаться абстрактными, безличными, бесчеловечными. И тогда следует иначе взглянуть на общественную мораль; ценность здесь представляют именно конкретные действия, эффективно осуществляемые небольшими группами людей. Борьба против антигуманизма в мегаполисах, психиатрических больницах, домах престарелых и т. п. — это примеры того, что можно назвать деятельностью, направленной на поддержку личности. В основе этой деятельности, как и в той, что мы рассмотрели выше, лежит еще одна утопия: каждый человек должен полностью реализовать свои способности, поскольку, как утверждал Спиноза: «Чем больше познаем мы единичные вещи, тем больше мы познаем Бога». Общественная мораль опирается не на систему, а на парадокс; она преследует две противоположные цели: целостное человечество — это утопия; полное и непротиворечивое осуществление этой цели означало бы вступление в Царство Божие. Отсюда проистекает двойственная мотивация общественной морали, которую Эмманюэль Мунье называл общественной и личностной мотивацией. Именно таким образом проспектива обретает перспективу. Отсюда следует, что поле деятельности остается открытым, поскольку у нас пока лишь намечена цель. Я думаю, задача воспитателя состоит в том, чтобы быть утопистом, поддерживать внутри общества постоянное напряженное взаимодействие между перспективой и проспективой. В процессе данного размышления я прихожу к тем положениям, которые Макс Вебер относил к другой проблеме власти и насилия, потому что он различал два уровня морали: этику убеждения и этику ответственности. Под этикой убеждения он понимал проектирование фундаментальных целей, под этикой ответственности — осуществление самих поступков; под знаком возможного и целесообразного, при использовании ресурсов силы он разработал модель, способную стать основой для педагогики истории, ответственности различных сфер культуры и наставлений религиозных конфессий. Наставления, рассуждения не могут непосредственно влиять на поведение, тем не менее утопический призыв оказывает воздействие на мораль ответственности, которая всегда в какой-то степени предполагает обращение к силе. Пускай думают только о справедливости; инстинктивно и горячо мы желаем, чтобы разрыв в доходах различных людей был наименьшим, потому что мы знаем, что в сущности люди подобны друг другу, что никто из них не обладают особыми достоинствами, что все они пользуются результатами труда других людей, что отношения между людьми искажаются, когда различие в уровне жизни становится слишком велико. Но, с другой стороны, в данный момент нехватка специалистов высокой квалификации делает неизбежным значительный разрыв доходов и порождает опасное несоответствие между этикой и экономикой. Следовательно, возникает напряженное расхождение между утопическим требованием равенства и оптимальной целесообразностью проспективы. Этическое требование не было бы подлинным, если бы оно не находило отклика и конкретной поддержки со стороны общественного мнения, не стало бы ориентиром в процессе планирования и в конечном счете не влияло бы на принятие решения. При этом подобная диалектика взаимосвязи перспективы и проспективы возвращает нас к изначальному стремлению к тому, чтобы общественность участвовала в принятии решения и чтобы была создана истинно демократическая экономика.
Это выступление в защиту утопии, которым я пытаюсь противодействовать бессмысленности, нуждается, таким образом, в дополнительном противодействии, соотнесенным с проблемой власти, потребления и автономии. Я задаю себе вопрос о том, не приведут ли нас колоссальные средства, которые все в большем объеме нам предоставляет экономика, к тому, чтобы в новых понятиях вернуться к старым этическим проблемам, связанным с правильным подходом к желаниям. Действительно, мораль убеждения может вызвать уважение и поддержку, если только ее сторонниками являются индивиды и группы людей, избегающие ослепления властью максимально возможным потреблением, вместе обнаруживающие — сильные стороны зависимости и подчинения
Избегать ослепления властью, жить в этом мире и не стремиться к господству над ним, относиться к другим по братски со своего рода францисканским дружелюбием во имя творения, научится милости и прощению, приобщиться к небывалому и непредвиденному; в этом заключен смысл «причастия святых»; наделенные властью могут неявно действовать в интересах тех, кто отказывается от всякой власти. Новая
