потом сознание покинуло меня.
Момента когда рядом со мной возникла темная фигура, я так и не осознал, но сразу же обнял свою подругу, стараясь поделиться с ней своим счастьем. Но она начала что-то кричать, громко и требовательно. Это было так неправильно, что мне хотелось сказать ей — не нужно так шуметь, я люблю тебя, я люблю всех на свете, давай просто нырнем в это безграничное счастье и будем наслаждаться им! Но я не мог произнести не слова, мой язык не повиновался мне, а мысли не желали собираться в кучу. Все, на что я был способен, это нежно обнять Темноту и что-то тихо мычать ей, надеясь, что она поймет.
Но она не поняла. Вместо этого Темнота сперва начала меня бить по щекам и кричать еще громче, а потом я вдруг оказался один на один с гныхом, который начал медленно отрывать мне конечности. Боль была такой мелкой и неощутимой по сравнению с подаренным мне всепоглощающим счастьем, что я не подумал ему сопротивляться и только смеялся, когда мои руки исчезали в клыкастой пасти чудовища. А потом картинка вдруг резко сменилась, и появились маги. Много магов. И все они желали причинить мне боль, калеча, обжигая, разрывая мое несчастное тело. Но я только улыбался и пытался спросить их — зачем? Зачем так утруждаться, разве нельзя просто насладиться покоем и блаженством?
А потом, после долгих часов пыток, я вдруг очутился в небе. Вскоре пришло ощущение свободного падения, которое лишь усилило мое счастье. Земля была так далеко, поэтому я раскинул руки и заорал от небывалого восторга. Я купался в воздушных потоках, ветер свистел в моих ушах и развевал волосы. Я всецело отдался этому полету и желал, чтобы он длился вечно. Но земля неумолимо приближалась, и тогда я захотел затормозить свое падение. Однако, попытки обратиться ни к чему не привели, а создавать плетения мой мозг все еще отказывался. И тогда я почувствовал главный страх драконов, который сумел преодолеть даже застилавшую мое сознание эйфорию. Не в силах ему сопротивляться, я дико закричал, а когда до удара о стремительно приближавшуюся каменистую почву оставались мгновения в отчаянии закрыл лицо руками.
Боль была страшной. Вот теперь я прочувствовал ее целиком и полностью. Создалось такое впечатление, что столкновение с поверхностью длилось целую вечность. Я ощущал, как медленно ломаются и крошатся мои кости, как разрывается кожа, как превращаются в кровавую кашицу мои мышцы, но не мог даже закричать. А когда мое сознание забилось раненой птицей в искалеченном теле, моля лишь о том, чтобы эта невыносимая боль прекратилась, картинка снова сменилась, и я оказался в небе. Целый и невредимый.
И только тогда я понял, что Темнота заставляет меня страдать не просто так. Она пытается привести в чувство мое сознание, которое не реагирует практически ни на какие раздражители. И ведь ей удалось найти к нему ключик — страх падения! Инстинктивный, не задавленный эйфорией и доставшийся мне от Лара, он помог мне начать связно мыслить, он отодвинул ощущение счастья в сторону, в результате чего я смог почувствовать боль. Но я слышал, что наркотический дурман никуда не делся, он все еще сидел во мне и мешал нормально соображать, постепенно отвоевывая позиции. И поэтому я вновь отдался на волю гравитации, а когда появился страх, не стал сопротивляться, позволив ему целиком затопить сознание и снова вышвырнуть эйфорию прочь…
Лишь на четвертый раз я почувствовал, что в полной мере осознаю себя и спокойно сказал:
— Достаточно.
В тот же миг я снова ощутил себя рядом с Темнотой, которая спросила с немалой долей иронии:
— И как, понравился тебе рай?
— Понравился, — признался я. — Но спасибо тебе огромное, что сумела меня оттуда вытащить. Кстати, что с моим телом?
— У тебя еще есть немного времени до начала жертвоприношения, — ответила подруга.
— Начала чего?
— Ты сам все увидишь. Но больше не мешкай и никогда не забывай о том, кем ты являешься.
Ну да, согласен, сглупил я не по-детски. Если бы мне пришло в голову сменить тело, то я мог бы выбраться с полянки без особых проблем. Однако мне удалось заметить неладное слишком поздно, когда разум уже отказывался работать в полную силу, а моя интуиция отключилась в первую очередь, даже не пискнув напоследок.
— Слушай, ты прости меня за то, что я устроил, — повинился я, вспомнив свое появление у подруги.
Мда… Очень некрасиво вышло. Завалился такой слюнявый идиот без ума от счастья и первым делом стал лапать, стараясь поделиться безмерной любовью к окружающему миру. Тьфу! Урыганный и в умат пьяный алкаш куда более симпатичен, чем был я в тот момент. Какой позор! Какой стыд!
— Не переживай, Алекс, я не буду об этом вспоминать, — успокаивающе сказала подруга.
— А ты заодно мне память подчистить никак не можешь? — ради любопытства поинтересовался я.
— Нет.
— И тут облом. Ладно, придется мучиться, — вздохнул я.
Вот только я знаю, что это чувство стыда, которое сейчас очень меня нервирует, наверняка сможет уменьшить смерть виновницы происшедшего. Причем смерть медленная и мучительная. Вот с такими кровожадными мыслями я и вернулся в свое тело.
Глава 37. Жертвоприношение
Навалившиеся на меня ощущения были малоприятными. Во-первых, мерзкий сладковатый привкус на языке никуда не делся и сейчас вызывал сильную тошноту. Во-вторых, голова была тяжелой и гудела, как наутро после грандиозной пьянки. В-третьих, все тело жутко болело, словно нога отсиженная, как говаривал известный юморист, а попытки пошевелиться ни к чему не приводили. С трудом открыв глаза, я обнаружил, что крепко привязан какими-то лианами к столбу. Причем не просто привязан, а замотан, словно куколка, до самой шеи и, судя по ощущениям, перед этим старательно раздет догола.
Головой вертеть было больно, поэтому я ограничился оглядыванием пейзажа перед глазами и увидел весьма живописную картинку — уютную зеленую долину, окруженную невысокими покрытыми деревьями холмами и огромный круг выжженной земли. Столб, к которому меня привязали, стоял как раз на краю этого круга, поэтому я вполне мог оценить размеры последнего. Долина не была безлюдной. На небольшом расстоянии от круга, охватывая его кольцом, прямо на траве сидели желтокожие аборигены. Многие сотни аборигенов, очень похожих на те глюки, которые наградили меня камнем в лоб.
Теперь у меня появилась возможность рассмотреть их повнимательнее. Как я и говорил, цвет их кожи очень напоминал мерзкую пыльцу с наркотическим эффектом, а рост был небольшим — самый крупный уродец на полголовы не дотягивал до среднего гнома. Практически все они были без одежды, если не считать за нее нечто типа широких кожаных или тряпичных поясов, на которых, как правило, висели какие-то костяные ножи, или пращи с небольшими мешочками — наверняка запасом булыжников. Лица аборигенов красивыми назвать было нельзя — носы приплюснуты, челюсти чересчур выдаются вперед, а глаза наоборот, прячутся за массивными надбровными дугами. Короче, они очень походили на земных неандертальцев и никакой симпатии у меня не вызывали.
Сейчас в долине наверняка собралось все племя уродцев. Мужчины, женщины, старики и дети, все они сидели с короткими палками в руках и внимательно смотрели на своего соплеменника, бесновавшегося у большой груды камней на противоположном от меня краю круга. Этот представитель племени желтых дикарей несколько отличался от сородичей. Его тело было покрыто какими-то синими разводами, напоминавшими странную татушку, да и ноги оказались не такими кривыми, но лицо было обезображено уродливыми шрамами, причем явно умышленно. Сейчас он исполнял нечто, похожее на вольную танцевальную программу земного ночного клуба, дергаясь в разные стороны на глазах у сотен зрителей.
Взглянув на солнце, я понял, что с момента нашего появления на цветочной полянке прошло не больше трех часов. Это же подтверждал и мой пустой желудок. Поглядев на нисколько не завораживающий танец дикаря, я решил — надо заканчивать с представлениями, освобождаться и искать друзей. Однако
