пулеметные очереди, от месса полетели клочья. В общем, самым последним летчикам стрелять по мессеру было уже сложновато. Истаял месс, на глазах истаял, усушка и утруска, понимаешь ли…
А тут привезли обед, и пока оружейники пополняли наш боезапас, мы наполняли свои желудки… про запас. В общем – дела шли своим чередом.
После обеда к нам подошел наш комиссар… точнее – замполит, все я на комиссара сбиваюсь. В руке у него была тощенькая пачка газет. Василий Петрович чему-то хитренько улыбался.
— Ну, здорово, орлы! А о вас тут центральная пресса пишет! — замполит стал раздавать нам по экземпляру газеты 'Красная Звезда'. — Э-э-э, нет! Эту оставь – мне еще громкую читку с техсоставом проводить по этой статье. А для летчиков ты, Туровцев, читку и проведешь, лады? Вот и хорошо, что 'Слушаюсь', не зазнавайтесь только, братцы. Хорошо о вас Симонов написал, 'Шестеро смелых', надо же… Ну, я пошел. Давай, Виктор, читай!
Я раскрыл газету, вокруг зашелестели газетными листами летчики, все потихоньку забубнили: 'Шестеро смелых'… очерк… К. Симонов… Сталинград… '
Интересно – почему такое название? Аналогия с фильмом? Был же фильм с Алейниковым, Жаковым и Макаровой – как он назывался-то? 'Семеро смелых'? Или еще что-то? Не улавливаю, ну и черт с ним, с этим названием… Та-а-к… что тут… 'наши ястребки… патрулирование… вдруг, внизу – строй из девяти немецких самолетов… командир принял решение… 'Мессершмитт' закрутился с отбитым крылом… привели самолет противника на свой аэродром…'
Та-а-к, в целом все ясно. И в целом – правдиво. Хорошо написал Константин, выпукло и ярко. Думаю, те, кто прочитает этот очерк, легко восстановят схему всего боя. Это хорошо. Фотография… — командир, я, ребята… Текст: 'Командир N-ского истребительного авиаполка майор П. Артюхов (крайний справа) производит разбор только что завершенного боя. Рядом с ним – командир звена лейтенант В. Туровцев, летчики А. Рукавишников, Демченко…' Всех назвали? Всех. Вот и хорошо. Фотография, конечно, не слишком четкая, но морду лица разглядеть можно. Эх, жаль, — некому послать… Хельге бы отправить, ребятам. Ладно, проехали. Точнее – пролетели.
Хлоп… хлоп… Ракета! Вторая! 'Всем взлет!'
Хорошо, что у всех двигатели еще горячие, и снаряды успели пополнить. Газетные листы еще падали на землю, а мы уже были в кабинах. Так, пристегнуться поясными ремнями, запуск, фонарь закрыть: 'Всем – взлет!' Прямо от капониров наше звено, дружно поднимая снежные шлейфы, пошло на взлет наискосок через ВПП. Пробежка, отрыв… Осмотреться… Вот они все, уже на хвосте, встают в левый пеленг. Хорошо – запомнилась наука-то! Пустячок, а приятно…
В наушниках зашуршало: 'Тур! (Ага! Сами нарушаете, а ко мне придираетесь…) Тур! На подходе к аэродрому девять сто десятых с десятком худых. Это налет. Соседи тоже под ударом, помощи не будет. Найти и атаковать! Не допустить удара по аэродрому!'
— Вас понял, выполняю… Всем – усилить поиск. Блондинчик, иди вверх, на солнце. Ударишь по мессам, закрути их… я – по сто десятым.
— Понял, исполняю… А за блондинчика – на земле получишь…
— Отставить лишние разговорчики! — это земля, — Тур, через восемь-десять минут к аэродрому подойдет звено 22-го. Но они практически без бензина…
— Но разок-то пугануть смогут?
— Разок смогут…
Эти восемь минут еще прожить надо. Где же они… Толя Рукавишников молодец – резко ушел вверх и на солнце, я и то его почти не вижу. Ну, значит и мессам сюрприз будет… Мало нас – всего две пары, одно звено… Хоть бы комиссар с кем-нибудь поднялся. Где же сто десятки? Тени… по земле бегут тени – вот и они, в снежном камуфляже. Сразу-то и не разглядишь. Сзади и выше сто десятых – мессы сопровождения. Нас они отбить уже не успеют. А расстрелять нас на выходе из атаки им не даст Блондинчик… Да и мы будем прятаться под строем сто десятых. Хорошо. Пора.
— Демыч, цель – первая тройка. Я бью ведущего, ты следующего. Выход из атаки вниз, под строй… И сразу атакуем еще, огонь по готовности…
Эх, жаль я снаряды не зарядил! Как бы пригодилось… Ну, знать, где упасть – соломки бы подстелил.
Колонна троек 'Ме-110' приближалась. Мы подходили к ней в пологом пикировании, слева-спереди. В таком ракурсе сложно стрелять. Хотя, с другой стороны – под удар могут попасть сразу два-три самолета, один в передней тройке наверняка, и еще кто-то в следующей – возможно… Как зайдешь, как стрельнешь…
Мне нужно бить по лидеру. Собьешь ведущего – почти наверняка расстроишь атаку. Пока они сообразят, пока перестроятся, пока сомкнут строй – тут много чего может произойти. Так – выбросить все из головы… Пора…
— Атака!
Все же, заходя на лидера, я попытался построить атаку так, чтобы стрелять сразу по двум самолетам. Ну, посмотрим… Огонь! Очередь я дал длинную, хотя и не люблю поливать как из шланга. Но сейчас так и нужно – все больше вероятности, что два-три снаряда поразят второй самолет. А получилось еще проще – мои снаряды ударили по кабине лидера, убили летчика, сто десятка вильнула, крутнулась и зацепила крылом своего правого ведомого. Оба самолета, разваливаясь в воздухе, стали падать. Около них распустились три парашюта. Демыч тоже не промазал. Третья 110-ка из ведущей тройки пыталась резким разворотом сбить пламя из левого двигателя, но было видно, что высоты им не хватит. С земли ударили счетверенные 'максимы', какая-то колонна идет, по нам бы не попали. Только мы с Демычем сунулись на разворот под оставшиеся две тройки 110-ток, как вокруг нас полетели бомбы. Это фашисты, решив отказаться от бомбового удара, облегчали свои самолеты для воздушного боя. Ну-ну, поможет ли это вам… По земле хаотично пробежали вспышки разрывов бомб, четко были видны концентрические кольца расходящейся взрывной волны.
— Демыч, бей по готовности… Атака!
Снизу, на кабрировании, я ударил по правому двигателю ближайшей 110-ки. Горит! Следующий! В это время мой истребитель, как живое существо, задрожал под ударами пуль. Это стрелок сто десятки поймал меня в прицел на выходе из атаки. Зря я пошел вверх, зря!
Но самолет управляем, огня и дыма нет… крутнувшись через правое крыло, я вильнул вниз. Скорость… есть скорость! Горка, самолет в прицеле… очередь… дымит!
— Тур! Сними с хвоста…
Я резко крутнулся, оглядываясь… К истребителю Демыча пиявками присосались два месса из прикрытия. Толя-блондинчик не смог их всех удержать… да и невозможно это.
— Демыч, вправо, вниз! К колонне, под пулеметы!
Истребитель Демыча вильнул вниз. Сверху, на встречных курсах, я дал по преследовавшим его мессам неприцельную заградительную очередь. Очутившись под огнем, мессы быстро потеряли желание преследовать Демыча, и свечой ушли вверх. Там, наверху, дерется пара Толи Рукавишникова. Против восьми мессов, между прочим. Сейчас еще 110-ки очухаются, примкнут к худым, и нас будут убивать… Где помощь? Но пищать, а тем более пачкать соплями эфир – нельзя!
— Демыч, ты как?
— Я в порядке… Подхожу слева… встал на место.
— Демыч, бросаем 110-ки, пошли на помощь к Толе.
— Блондин, я Тур. Идем к тебе.
Рация зашуршала и голосом комиссара проинформировала: 'На подходе звено второй эскадрильи. Оттягивайтесь к аэродрому'.
— Я – Тур, не могу. Под нами колонна наших на дороге, уйдем – ее побьют. Лучше вы подходите к колонне, тут какой-то чудак из пулеметов по немцам стреляет, защитит если что…
Кто-то коротко хохотнул в эфире.
— Тур, я – 22-й. Вас вижу, подхожу. Бензина мало, минут на пять…
— 22-й, вас понял. Пройди над колонной, шугани худых, я лезу вверх.
Вон и пара Рукавишникова.
