рода развлечения. Герайнт очень любил жену и проводил вместе с ней много времени в пирах и увеселениях, часто уединялся с ней в покоях. Вскоре он забросил все дела, охоту и развлечения, забыл о своих друзьях и приближенных. Они тайком возмущались, что он презрел мужскую дружбу, отдав предпочтение любви к женщине. Когда Эрбин узнал, что говорят при дворе, он позвал Энид и спросил, правда ли, что по ее вине Герайнт забросил все дела и забыл о своих подданных и друзьях.
– Клянусь Богом, это неправда, – ответила Энид, – и мне ненавистна сама мысль об этом.
Энид не знала, как поступить. Ей было трудно поговорить об этом с Герайнтом, но нельзя было и промолчать, зная, о чем шепчутся за его спиной. Эти тяжелые размышления привели к тому, что Энид погрузилась в печаль.
Однажды утром они лежали в постели. Через застекленное[57] окно летнее солнце освещало постель.
Солнце разбудило Энид. Она посмотрела на спящего Герайнта, до половины укрытого одеялом, что позволяло рассмотреть его грудь и руки. Он был прекрасен, и Энид промолвила:
– Неужели из-за меня он лишился доблести и воинской славы, которыми отличался в былые времена? – И слезы Энид закапали на грудь мужа.
Герайнт проснулся и, услышав ее слова, не понял, что жена говорит о нем, а решил, что она плачет от любви к другому, с которым мечтает быть вместе. Герайнт почувствовал, что его охватывает гнев, и позвал оруженосца.
– Прикажи скорее приготовить мне коня и доспехи, – сказал Герайнт оруженосцу. – А ты вставай, – обращаясь к Энид, продолжил он, – одевайся и распорядись приготовить коня. Да, и надень худшее из своих платьев для верховой езды. Будь я проклят, если ты вернешься сюда прежде, чем узнаешь, лишился ли я доблести и славы, о которых ты говорила. Но если действительно дело обстоит так, как ты думаешь, то ты легко освободишься от моего общества и будешь с тем, о ком мечтаешь.
Энид встала, надела самое скромное из своих платьев и сказала:
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, мой господин.
– Скоро поймешь, – пообещал Герайнт и пошел к Эрбину.
– Отец, – сказал он, – я отправляюсь странствовать и не знаю, когда вернусь. Сможешь ты присмотреть за своими владениями до моего возвращения?
– Смогу, – ответил Эрбин, – но меня удивляет, что ты уезжаешь так внезапно. А кто поедет с тобой? Ведь ты не из тех людей, что могут странствовать по Лоэгрии в одиночку. [58]
– Никто, отец, кроме еще одного человека, – ответил Герайнт.
– Ну что ж, храни тебя Господь, сын мой, – сказал Эрбин, – и, надеюсь, ты недолго будешь пребывать в одиночестве и вскоре многие присоединятся к тебе во время странствий по Лоэгрии.
Герайнт пошел к своему коню, закованному в чужеземную броню, тяжелую и блестящую. Он велел Энид сесть на коня и ехать впереди на большом расстоянии от него.
– Что бы ты ни увидела и ни услышала, – сказал он ей, – не подъезжай ко мне и не говори ни слова, пока я сам не заговорю с тобой.
Они двинулись в путь, и Герайнт выбрал не легкую, проторенную дорогу, а самую глухую тропу, по которой ходили воры, разбойники и дикие звери.
Тропа вывела их на дорогу, и вскоре они подъехали к большому лесу. Углубившись в лес, они встретили четырех вооруженных всадников. Когда всадники увидели их, один из них сказал:
– Удачный случай завладеть двумя конями, оружием и девицей в придачу. Нам ничего не стоит одолеть этого рыцаря, к тому же погруженного в тяжелые думы.
Энид услышала эти слова, но вспомнила о предупреждении Герайнта вести себя тихо и не разговаривать с ним. «Пусть уж лучше я погибну от руки своего мужа, – подумала Энид, – чем гнев Божий падет на меня, если не скажу ему то, что услышала, и дам так бесславно умереть». Она подождала, пока подъедет Герайнт, и сказала:
– Господин, ты слышал, что говорили эти люди о тебе?
Герайнт окинул жену гневным взглядом:
– Я приказал тебе молчать! Мне ни к чему твои предупреждения и притворный страх за мою жизнь. И хотя ты жаждешь увидеть мое поражение и смерть от рук этих негодяев, я не испытываю перед ними страха.
Тут один из них кинулся с копьем на Герайнта. Но Герайнт был готов к нападению и, уклонившись от удара, направил копье в центр щита противника. Щит раскололся, броня была пробита, копье на локоть вошло рыцарю в грудь, и он уже мертвым свалился с коня на землю. Тогда второй всадник, увидев, что его товарищ мертв, в гневе набросился на Герайнта, но Герайнт одним ударом поверг его на землю и убил. Точно так же он убил третьего и четвертого всадников. При виде этой картины Энид охватили одновременно страх и печаль. Герайнт спешился, снял с убитых доспехи, привязал их к седлам, связал вместе коней убитых всадников и опять вскочил в седло.
– Возьми этих коней, – сказал он Энид, – и гони их перед собой. Сама поезжай, как и раньше. Не говори мне ни слова, пока я сам не заговорю с тобой. Клянусь Богом, если ты сделаешь что-то не так, то пожалеешь об этом.
– Я выполню все, что в моих силах, мой господин, – тихо ответила Энид.
Энид, следуя приказу Герайнта, поехала впереди, и ему, несмотря на гнев, было жалко эту прекрасную женщину, которой пришлось управлять таким количеством лошадей. Они выехали из леса, проехали по широкому полю и опять въехали в густой лес, в котором их настигла ночь.
– Пожалуй, Энид, – сказал Герайнт, – нам не стоит ехать дальше.
– Хорошо, мой господин, – согласилась она, – поступим так, как ты хочешь.
– Мы лучше останемся здесь и отдохнем, а утром отправимся дальше.
– С радостью соглашаюсь, – откликнулась Энид.
Герайнт спешился и помог Энид слезть с коня.
– Я валюсь с ног от усталости, – сказал он. – Мне нужно выспаться, а ты покарауль коней, но только не засыпай.
– Хорошо, мой господин.
Герайнт лег, не снимая доспехов, и проспал всю ночь; правда, в это время года ночи были короткими. Когда рассвело, Энид подошла посмотреть, спит ли Герайнт, и в этот момент он проснулся. Поднявшись, он сказал:
– Бери лошадей, поезжай вперед и делай только то, о чем я тебе говорил вчера.
Через какое-то время они выехали из леса на широкий луг, на котором косари косили траву. Они спустились к бежавшей по лугу реке, и кони стали жадно пить воду. Когда они опять поднялись на крутой берег, то увидели стройного юношу с котомкой на плече, в которой явно что-то лежало, но вот что, они понять не могли. В руках у юноши был синий кувшин, а на нем чаша. Юноша приветствовал Герайнта.
– Храни тебя Господь! – сказал Герайнт. – Откуда ты будешь?
– Я из города, который стоит перед тобой, господин, – ответил юноша. – Ты не рассердишься, если я спрошу, откуда ты прибыл?
– Конечно не рассержусь, – сказал Герайнт, – я приехал из-за того леса.
– Но ты не мог за сегодняшний день проехать через этот лес.
– Конечно нет, – сказал Герайнт, – мы провели в лесу ночь.
– Уверен, что это была не самая приятная ночь в вашей жизни, тем более без еды и питья. Не отказывайтесь и угоститесь тем, что у меня есть.
– А что у тебя есть? – спросил Герайнт.
– Завтрак для косарей: хлеб, мясо и вино, и если хочешь, господин, то все это достанется тебе, а не косарям.
– Конечно хочу, – ответил Герайнт. – Да возблагодарит тебя Господь!
Герайнт спешился, а юноша помог слезть с лошади Энид. Они умылись и сели завтракать. Юноша разрезал хлеб и мясо, налил им вина. Когда Герайнт и Энид поели, юноша встал и сказал Герайнту:
– Господин, с твоего позволения я отнесу остальное косарям.
– Сначала иди в город, – сказал Герайнт, – и найди для меня лучшее жилье и лучшую конюшню для
