Прежде всего древняя религия была неотъемлемой частью своей страны (см. гл. 4), отчасти благодаря природной непокорности егоптян, которые не знали лучшего способа сохранить свое национальное самосознание при чужеземных правителях, и отчасти благодаря традиционному образу жизни. Ни у одного другого народа жизнь не зависела настолько от священного учения и его предписаний, как у египтян. Тысячелетиями все силы народа уходили на то, чтобы в символах восславить свою близость к сверхъестественному. Храмовое строительство, праздники, жертвоприношения, погребения имели такую значимость, что обычная общественная жизнь, сельское хозяйство и торговля казались чем-то второстепенным. Такое положение вещей, никогда принципиально не менявшееся, продолжало оставаться в силе. Большинство храмов стояли нетронутыми; сама память о разрушении, учиненном Камбизом и персами, живая еще даже в римский период, вызывала страстное неприятие. Жрецы, еще владевшие дворцами при храмах, делали, конечно, все возможное, чтобы сохранить оракулы и жертвоприношения во всем их блеске и величии, чтобы праздничные процессии, проходя через широкие залы и дворы, через длинные коридоры мимо сфинксов и овнов, не уставали поражаться их великолепию. Если предположить, что количество членов иерархии в целом примерно равнялось оному при Птолемеях, то получается настоящая армия жрецов. Правда, голова у этого опасного исполина была отрублена; Птолемеи отождествили верховного жреца их собственных обожествленных особ с верховным жрецом всего Египта и поселили его в Александрии. Римляне тоже быстро поняли, как себя лучше обезопасить; по крайней мере, при Адриане должность «верховного жреца Александрии и всего Египта» занимал римлянин, Вестин, который в то же время был и главой Мусея в Александрии. Но конечно, множество служителей культа оставались египтянами. Среди них были prophetes, прорицавшие или совершавшие особенно священные жертвенные ритуалы; hierostoli, заботившиеся о гардеробе идолов; pterophori с крыльями на голове; hierogrammateis, некогда владевшие всем священным знанием, но теперь опустившиеся до уровня толкователей снов; horoscopi, работавшие со временем рождения; pastophori, несшие на праздниках изображения богов; певцы; люди, клеймившие жертвенных животных; те, кто ухаживал за священными животными; разнообразные бальзамировщики и служители при погребениях; наконец, бесчисленные храмовые рабы – или жившие в добровольном уединении, подобно монахам, или странствовавшие собиратели подаяния. Вокруг святилищ Сераписа, особенно того, что рядом с Мемфисом, со II века до Р.Х. возникали кельи этих «заточников», которые надеялись очиститься через пожизненное заключение в соседстве с богом, – явный и неоспоримый образец для христианских затворников; они получали пищу через маленькие окошки и умирали в своих норах. Вся эта огромная армия, сохранила ли она былую силу или нет, добивалась только одного: любыми средствами сохранить египетские верования и произвести на римлян как можно большее впечатление.
Не говоря о великом множестве более или менее местных божеств, повсюду стояли храмы общеегипетских богов Исиды, Осириса и Анубиса. В Александрии и нескольких других городах к ним прибавлялся еще Серапис, пришедший из Синопы, бог смерти, – предполагалось, что он связан с Осирисом. Храм Сераписа считался одним из чудес древней архитектуры, и в окружавших его зданиях после разрушения Мусея при Аврелиане располагались важнейшие научные учреждения, включая одну из двух великих библиотек. Стоит послушать замечания Руфина об этой удивительной постройке, столь же странные и неопределенные, как она сама, потому что на этом примере особенно ясно видно, насколько греческий дух приспосабливался к национальному характеру этой родины суеверий. Храм Сераписа, стоявший на основании высотой в сто шагов, предположительно представлял собой возвышавшееся над городом огромное здание, увенчанное куполом, которое со всех сторон окружали лестницы, залы, потайные коридоры, а также комнаты для жрецов и кельи для кающихся. Четырехсторонняя галерея или шла вдоль самого здания, или огибала открытый двор. Для постройки не пожалели самых драгоценных материалов, даже золота и слоновой кости. В огромном центральном зале стояла фигура бога, столь исполинских размеров, что ее распростертые руки касались стен; по образцу греческих хризоэлефантинных[14] статуй ее деревянную сердцевину прикрывали самые различные материалы; открытые части были, по-видимому, из некоего священного дерева. Стены были выложены бронзой, и фантазия александрийцев изобрела второй слой обшивки – серебряный и третий – золотой. Во внутреннем чертоге не было окон, и освещался он искусственно. Лишь в день праздника, когда солнечного бога приносили в гости к Серапису, в нужный момент открывалась щель в восточной стене, и сверкающий солнечный луч падал на губы Сераписа; это называлось поцелуй солнца. Другие оптические или механические приспособления, которыми, очевидно, храм был оборудован не хуже театра, подробно не описаны или кажутся вымышленными, как, например, рассказ о магните в потолке, который поддерживал изображение солнца, сделанное из тонкого листа железа, парящим в воздухе; ту же историю позднее рассказывали про гроб Мухаммеда. Как и прочие храмы Сераписа, этот прославился через так называемую инкубацию. Больные здесь спали или посылали спать других в надежде узнать лекарство в посланном божеством сне. Греки применяли тот же метод в своих храмах Асклепия, что и послужило основанием для отождествления обоих богов.
Кроме того, каждая стена и каждый дверной косяк в городе были отмечены изображением великого бога, и на каждой улице стояли бесчисленные храмы, часовни и статуи других богов. Считается, что оборудование для обманных фантасмагорий имелось или могло быть и в других храмах. Так, в святилище бога, называемого в латинском описании Сатурн, огромная статуя помещалась напротив стены, и нутро у нее было полое, так что туда мог войти жрец и говорить через открытый рот; канделябры были устроены так, что их легко было потушить все одновременно. Но большинство такого рода приспособлений, вероятно, предназначались не для обмана, а просто со всеобщего ведома помогали украсить большие символические торжества, которыми издревле изобиловал Египет; если какой-нибудь легковерный фанатик почитал происходящее за чудо, жрецы, конечно, не стали бы его разочаровывать. Как нам известно, служители культа занимались также колдовством и изгнанием злых духов; но этой иллюзии они и сами поддавались, во всяком случае, не были мошенниками, совсем уж не верящими в собственные действия. Ибо в суеверии эта страна нуждалась, как в воздухе; уже в совсем поздний период египетская божественная пара произвела на свет новых отпрысков, а именно самого Сераписа и омерзительного Канопа; в городе на Дельте, носившем его имя, поклонялись ему в облике кувшина с человеческой головой и конечностями. Во времена Страбона город Каноп с его тавернами был излюбленным местом отдыха александрийцев. На Нильском канале днем и ночью не прекращалось движение; на прогулку отправлялись барки, в которых мужчины и женщины танцевали под звуки флейт и предавались всяческим приятным излишествам. Тогда еще главным зданием города оставался храм Сераписа, куда обращались за целительными сновидениями; позднее на передний план выдвинулось святилище Канопа, в IV веке оказавшееся высшей школой всех видов магии.
О соперничестве между животными культами и их жизнестойкости мы говорили в предшествующей главе. Каждый ном или округ поклонялся особому животному – овце, волку, бабуину, орлу, льву, козе, землеройке и так далее. Всеобщим поклонением наслаждались главным образом два известных быка: Мневис, которого еще в дни Страбона держали в часовне при храме в Гелиополисе, и Апис в Мемфисе, считавшийся воплощением Осириса. Не всегда легко было найти черного быка с белой меткой на лбу и полумесяцем на боку; в IV веке на это как-то раз понадобилось очень много времени. Найдя такого быка, его с почтением вели в Мемфис, вместе с коровой, его породившей; сотня жрецов приветствовала его и сопровождала в храм, долженствовавший отныне служить ему хлевом. Там и во дворе перед храмом его осматривали посетители и открывали предзнаменования в каждом его движении. Однажды бык отказался есть с руки Германика, и это сочли зловещим знаком. В Арсиное тогда еще были жрецы, знавшие, как приручать или, по крайней мере, прикармливать крокодилов, которым там поклонялись. Помимо всей этой священной живности нельзя не упомянуть о могущественнейшем из порождений природы, о том, кому Египет обязан самим своим существованием. У Нила была своя собственная коллегия жрецов, которые «служили ему и развлекали» его пожертвованиями, чтобы он удостоил землю своим благословением. Согласно Евсевию, Константин собирался упразднить эту коллегию, но это намерение, очевидно, не исполнилось, так как жрецы намного пережили Константина.
Что же касается жрецов других культов, сложившихся ко временам Траяна, то Плутарх предоставляет нам описание жрецов Исиды, пожалуй, чрезмерно почтительное, и, где может, символически истолковывает их обряды и ритуалы. От прочих их отличали одеяния из белого льна и стриженые головы. Они практиковали воздержание и отказывались от многих сортов пищи – отчасти чтобы предотвратить
