— Да. Именно поэтому вы сейчас здесь.
Незнакомец посмотрел на Бремона почти с симпатией.
— Скажем так — это сфера моих профессиональных и человеческих интересов.
— Вы не руководствуетесь никакими моральными критериями при выборе ваших жертв?
— Напротив. Я убиваю только охотников.
— И, по-вашему, я являюсь одним из них?
— Несомненно. Вы охотились за Альберти. А теперь он охотится за вами.
— Я не собирался его убивать. Я хотел только разоблачить негодяя, скрывающегося под респектабельной вывеской добропорядочности.
— То есть устранить его. Убить или устранить — вопрос степени, не имеющий принципиального значения. Каждый охотится на свой манер.
— Работа журналиста состоит в охоте за истиной.
— Ваше определение страдает забавной двусмысленностью.
— Мне показалось, что вам до некоторой степени небезразлична истина…
— Вы правы. Но правда об Альберти мелка, анекдотична и не стоит ломаного гроша. Такие, как Альберти, были и будут всегда. Сами по себе они только печальная примета общей порочности человеческой породы, и это — большая и серьезная правда. Уничтожить Альберти не значит ровным счетом ничего. Это все равно, как если бы вы захотели уничтожить понятие числа, ликвидировав число 8426. Это только символический, то есть нелепый и лишенный всякого смысла, жест. Неужели это стоит вашей жизни?
— Я думаю, да.
— Не понимаю.
Бремон взглянул на фотографию.
— К чему весь этот разговор? — он словно принял окончательное решение. — Почему бы вам не застрелить меня немедленно?
— Вы знаете, почему. И потом, вы — не совсем обычный случай. Я намерен сделать вам одно предложение.
— Предложение?
— Крнтракт. Я предлагаю убить для вас Александра Альберти.
Пораженный, Бремон вперил в своего гостя пристальный взгляд, словно неуместность, почти несуразность того, что сказал этот человек, заставила его забыть о страхе, который он ему внушал.
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
— Именно то, что и сказал. Я предлагаю и берусь убить для вас Александра Альберти.
— Вы решили переменить объект охоты?
— Я этого не говорил. Я всегда в точности соблюдаю условия моих контрактов. В случае вашей смерти никто не сможет свалить Альберти вашим способом. Я предлагаю сделать это моим.
— Зачем?
— Пусть это будет просто профессиональное предложение.
— Оно меня не заинтересует. Я не собираюсь устранять его таким образом. У меня нет к нему личных счетов. Я хочу, чтобы был открытый процесс. Образцово-показательный.
Кроме того, ваше предложение входит в противоречие с моими нравственными убеждениями. В любом случае мне нечем вам заплатить.
— А по-моему, есть: этой фотографией, например, — произнес незнакомец, указав на снимок в рамке.
— Что вы имеете в виду?
— Отдайте мне эту фотографию. И я буду считать, что не остался внакладе.
— На что она вам?
— Это ваша жена и дочь, не так ли?
Теперь в глазах Бремона снова зажегся страх.
— Они находятся в надежном месте, очень далеко отсюда. Вам не добраться до них, — голос его звучал глухо.
— Как и до ваших бумаг, да? Могу предположить, что они у вашей жены…
— Нет. Она не имеет к этому никакого отношения. Вам никогда не добраться до них.
— Кто вам сказал, что я стану добираться? Мне нужна только эта фотография. А взамен я убью Альберти. Я рискую своей жизнью, чтобы закончить вашу работу, и прошу у вас за это клочок бумаги.
— Что вам мешает попросту убить меня и забрать фотографию?
— Я не вор, мсье Бремон.
Повисла долгая пауза, Бремон взвешивал ответ.
— Нет, это не для меня, — сказал он наконец.
— Подумайте. Никому не известно, где спрятаны досье на Альберти и ваша семья. Полагаю, что вы их держите вместе. Вероятно, я окажусь не единственным, кому эта мысль придет в голову.
Помолчав немного, он продолжал:
— Вы поставили под удар жену и дочь, этого требовала ваша мораль или, возможно, ваше тщеславие. Альберти нашел вас. Их он также найдет. Я предлагаю вам способ хотя бы частично исправить совершенные вами ошибки. Не упрямьтесь. Альберти для вас слишком крупная дичь.
— А для вас нет?
— Для меня нет.
— Почему вы так в этом уверены?
— На стороне Альберти власть, деньги, численное превосходство и полное пренебрежение законами морали. Ваше оружие — ваш ум, ваш следовательский пыл и справедливость. Это неравная борьба, потому что вы играете по правилам справедливости, а Альберти — по правилам, которые он выдумал себе сам. Я — одиночка, как и вы, и я играю по своим собственным правилам, как и он. Однако мне известны его правила, а он не знает моих. Вот почему эта дичь мне по зубам.
— Я все равно не понимаю, зачем вы мне все это говорите, зачем вам понадобилось его убивать.
— Затем, что мне нужна эта фотография. И единственное, что я могу предложить вам взамен, это голову Альберти.
— Все это не слишком убедительно. Минуту назад эта фотография была платой, теперь она стала целью…
— Существует не так много случаев, когда плата за работу не является ее единственной целью. Впрочем, давайте оставим эти общие рассуждения, особенно о такого рода предметах. Если вы принимаете мои условия, я назову причину, которая покажется вам вполне убедительной.
Бремон обреченно вздохнул.
— Хорошо, — произнес он, — я принимаю ваш контракт. При условии, что в него будет внесен еще один пункт: как бы ни сложились обстоятельства, вы не станете преследовать мою семью.
— Будьте логичны. Зачем мне преследовать вашу семью, когда я уничтожу человека, которому это было бы выгодно? И потом, я вам сказал, что убиваю только охотников.
— Я склонен больше доверять вашей профессиональной этике, нежели вашим нравственным представлениям. Обещаете соблюдать это условие?
— Даю слово.
— Мне ничего другого не остается, как верить вам на слово. Теперь скажите, какова ваша убедительная причина?
— Я убил бы Альберти, как бы вы ни ответили.
— Почему же?
— Альберти должен выдать полиции преступника. Разумеется, мертвого. И никак с ним не связанного. Именно поэтому он нанял для этой работы меня, хотя любой самый неопытный из его людей справился бы с ней без особого труда. Труднее было обнаружить ваше убежище, мсье Бремон, потому что вы не глупы. Убить же вас — пустая формальность. Для Альберти я идеальный исполнитель: грамотный убийца, труп без опознавательных знаков, оборванная нить в руках полиции. Ему достаточно инсценировать двойное
