Окончился он в большом зале с низким потолком. Толстые полированные колонны. Помост в дальнем конце зала, разрисованный синим и золотым узором. Факелы. Ольга узнала это место. Именно здесь - или в точно таком же подземелье - бывший опричный сотник угощал ее, связанную, священным напитком. На самом деле, Ольга предполагала, что ее снова ждет встреча с Горыней, укравшим Калюку Припегалы. Несмотря на то, что Горыня в прошлый раз обошелся с ней не вполне почтительно, Ольга была ему благодарна. И захватила одну вещицу, чтобы показать бывшему сотнику. Горыня был на своем месте. Опричная куртка совсем поизносилась, зато сам Горыня, казалось, стал еще крупнее и выглядел моложе. Только усы поседели. Сотник дул в Калюку, освящая семена. Удильщики проходили мимо него, поднося к Калюке мешочки с семенами, и скрывались в темном проходе справа от помоста. Ольга почувствовала возбуждение, сильное, но не такое, с которым нельзя бороться. Василий и Борис поежились, Хафизулла нахмурился - Мвари не предупредил их об эффекте, вызываемом звуками Калюки. Но вот последний паломник подержал мешочек возле Калюки и ушел. Голый синий удильщик, сидевший на табурете посреди помоста, хлопнул в ладоши и что-то выкрикнул, а потом слез с табурета и молча встал на краю помоста. Горыня перестал дуть, возбуждение пропало. - Принцесса! Тысяцкий! - длинные поседевшие усы разошлись в стороны, открывая ровные желтые зубы. - Привет, божок. Мвари и Горыня обнялись. Горыня не переставал улыбаться. - Мне сказали, что ты здесь, и принцесса здесь. Почему сразу не зашли? - Собирали артефакты. Борь, покажи железяку. Борис положил на помост металлический мозг Комнина, который он в течение целого дня отсоединял от останков стратига. Горыня хотел притронуться к мозгу, но вдруг отдернул руку и чуть не вскрикнул. - Страшно? - серьезно спросил Мвари. - Страшно... - пробормотал Горыня, - я это видел. Не предмет, а вот... ЭТО. - Я тоже это видела, еще тогда. Ольга подошла к Горыне и поцеловала его в щеку. - Я очень редко целуюсь, сотник. Считай, что это - ритуальный поцелуй. А теперь посмотри на сувенир. Кроме борьбы за престол, папа оставил мне в наследство одну штуку. А я ее хочу тебе отдать, для полной коллекции. И Ольга развернула сверток. Там находилась Лира Орфея, медный инструмент, похожий на растопырившего щупальца кальмара. Со стороны помоста послышался сдавленный крик. Горыня оглянулся. Кричал голый удильщик. - Что, Тарипаба, нравится балалайка? - Цир-Ба-Цир! - воскликнул удильщик во весь голос, - ведь это... Это Хозяин Снов! И тут Василия посетила неприятная догадка. - Хозяин Снов... Которого я разбудил. Восьмирукий! Он скоро будет здесь. Тарипаба и Горыня ахнули одновременно. Мвари хотел им все объяснить, но решил, что не хватит времени. - Горыня. Ты в свое время оказал услугу принцессе. Теперь окажи ее снова, всем нам. Мы просто в тупике. Авось... Собственно, Цир-Цир для меня сейчас - последняя надежда. Мы должны придумать... Так. Ну беги же, черт, тащи чашки! - Да я всегда рад... Это здорово, что вы все пришли и хлебнете моего молочка. А что, все так плохо? - Хуже не бывает. Ты же видишь эту штуку. Стальные мозги. И ты сразу угадал. Так вот, мы проигрываем. Горыня позвал Тарипабу, и они вместе ушли за чашками. Мвари присел на помост, обхватил голову руками. Потом потеребил рукава, поднял глаза и уставился в темноту, заполнявшую дальний конец зала. - Думать. Как достать улитку... Нет. Как попасть в этот несуществующий город. Казань. Василий тоже присел рядом. - Сперва надо в другой несуществующий город. В Константинополь, который столица Турции. В Стамбул. Там утонули наши улитки, целый мешок. И шапка Искандера. И полные сундуки золота и платины - можно небольшую армию на это закупить... Борис, у вас там золото с платиной, вроде, ценятся, ты говорил... - Ценятся, ценятся. Я даже знаю, где и что на это можно купить, при тебе же добазарился. Но туда нужно попасть. - Значит, Стамбул. Об этом и будем думать. Но зачем пить всякую гадость? Веселящее зелье дикарей. Только рассудок мутить. Рассудок должен быть ясный... Ольга подошла к Василию, встала прямо перед ним. В свете факелов на фоне темного зала ее лицо выглядело как медная маска. - Это не зелье. Это не гадость. Я это пила. Василий опешил. - Ты не говорила... - А зачем? Вот теперь я тебе говорю. Это не простой веселящий отвар. И Калюка Припегаллы - не простая дудка. Ведь ты видел ее? Рыбью голову на ней - видел? Ольга почти кричала. Василий положил ей руку на плечо. Поглядел в глаза, кивнул. И остался так сидеть, держа руку на плече принцессы. Принцесса не отстранялась. Ей почему-то хотелось всю оставшуюся жизнь так простоять рядом с этим простым янычаром, глядя в его глуповатое лицо, украшенное тонкой черной ниточкой усов. Но вот вернулись Горыня и синий удильщик. Они несли котелок и стопку вложенных одна в другую чашечек из гнезд лесной осы. А в котелке дымился зеленовато-белый напиток. Цир-Цир. Вкус у Цир-Цира оказался самый обычный - молоко с апельсиновым щербетом. Специфических ощущений Василий тоже после первого глотка не испытал. Да и после второго. Он допил содержимое чашечки. - Наверное, еще надо. Ольга глядела на него как-то странно - с восхищением и ужасом. Горыня поднес ему вторую полную чашечку, глядя так же, как и Ольга. Василий пожал плечами. Залпом осушил чашечку. И заснул. Он совершенно точно знал, что спит и видит сон - про свое детство. Детство Василия прошло на Крезидхе, в особняке на окраинах Зобегры. В то лето все взрослые мучались от нашествия триндов - маленьких смешных червячков, которые оказывались буквально всюду. Триндов вылавливали из еды, тринды падали с потолка в умывальник, тринды ползали по одежде и по столу. Детям было непонятно возмущение взрослых. Дети с удовольствием играли в триндов - чаще всего устраивали соревнования, чей тринд быстрее доползет от одного края стола до другого. Василий тоже любил играть с червячками, не только в компании других мальчишек, но и в одиночестве. Он часто сидел над журнальным столиком в малой гостиной и наблюдал за червячками, пытаясь угадать, какой из них поползет в какую сторону. Некоторым он помогал, некоторым мешал - все тринды были разные, какие-то Василию нравились, а какие-то нет. Сейчас он снова сидел, склонившись над столиком, на поверхности которого среди мусора копошились тринды. Это, разумеется, был сон: на самом деле родители Василия всегда держали дом в чистоте, ни о каком мусоре посреди журнального столика в гостиной не могло быть и речи. Именно из-за любви к чистоте родители так страдали от червячков. Но сейчас на столе было полно мусора. Василий вспомнил, что часть мусора он приволок сюда сам - тряпичные обрывки, комочки земли и мелкую медную монетку, сделанную в виде восьмилучевой звездочки. И еще - какую-то радиодеталь, от которой по столу поползла серая плесень. А посреди всего этого копошились червячки. Четыре червячка, трое больших и один маленький, особенно понравились Василию. Они упорно пытались пробраться с одного конца стола на другой, но им мешал мусор. И Василий решил помочь триндам. Почему-то очень хотелось перенести их всех сразу, а не по очереди. В одну руку он взял длинного неповоротливого червячка, переливавшегося нежным голубым светом. Пальцами второй руки Василий осторожно ухватил самого маленького тринда, золотисто-красного. Червячок безвольно повис. Но как же остальные? Очень просто: во сне все возможно! И Василий представил, будто у него не две руки, а целых восемь. Третьей рукой он поймал осторожного черного тринда, который сидел неподвижно, но всегда был готов сорваться и уползти. А между пальцев четвертой руки уместился последний тринд, крупный, молочно- белый. Так. А что делать остальными руками? Пятой рукой Василий подхватил восьмилучевую монетку, ногтем шестой соскоблил со стола комок серой плесени. Седьмой рукой взял кусочек зеленой материи. А пальцем восьмой руки почесал себе нос. Итак, четыре тринда, монетка, комок плесени и зеленая тряпочка оказались на дальнем, относительно чистом конце стола. Там им будет хорошо. Что же делать дальше? Кажется, уже поздно, пора спать. Но что это означает - заснуть во сне? Наверное, если во сне заснешь, то наяву проснешься. Василий уютно подложил под свою большую голову все восемь рук, зевнул и закрыл глаза. Проснулся он от жары и яркого света. Немилосердно жарило солнце. Бод боком был твердый бетон. Пахло морем. Василий приподнялся на локте и огляделся. Мимо по набережной сновали прохожие, испуганно оглядываясь на четыре фигуры, распростертые на раскаленном бетоне. За парапетом набережной виднелись паруса. Ольга спала. Рядом с ней валялась Лира Орфея. Неподалеку лицом вниз лежал Борис. Поодаль - электронный мозг Комнина. А еще дальше в стороне - вырванное с корнем дерево, то самое, под которым вчера зарыли обезглавленное тело стратига. - Эмир, с добрым утром. Будите остальных, а то мы смущаем местных. Хафизулла проснулся раньше всех. Он стоял у самого парапета, спиной к морю, и, прищурившись, глядел на дома, прохожих, портовых рабочих, и шумные автопогрузчики. Василий растолкал Ольгу, потом Бориса. Борис помотал головой, стряхивая сон. Почесал подбородок. - А знаете? Мы, кажется, в Стамбуле... Да. Стамбул. А мне снилось... Оль, ты что увидела? Принцесса, не отрываясь, смотрела на Василия. - Я видела кальмара. Он был... Величиной со Вселенную. И он меня взял... - Вот-вот! - радостно подтвердил Борис, - и у меня то же самое. - Восьмирукий, - тихо сказал Хафизулла. - Кто? - спросил Борис. - Восьмирукий. Я тоже его видел. Хафизулла уставился на Бориса. Усмехнулся. - Эмир. Я говорил, что через вас веет дыхание Аллаха. И готов повторить. Ведь вы... Вы подчинили себе волю Восьмирукого! Я всегда знал, что вы на такое способны, и все наши, в Ордене, знали. Я правда не знал, что Восьмирукий умеет так запросто - взять и перенести. Борис, это точно Стамбул? Борис еще раз поглядел по сторонам и кивнул. - Стамбул.
